вдаль, а не на Голдихилла.- Как-то ночью в Мексике, в Мансакильо, я принял немного кислоты и бросил на 'И-цзин'. А 'И-цзин'... самое замечательное в 'И-цзин' то, что любовных посланий она не признает, она влепит тебе оплеуху, если ты ее заслужил... так вот, по книге вышло, что мы подошли к какому-то пределу, мы больше никуда не движемся, настало время искать новый путь... и я вышел на улицу, а там разразилась гроза, повсюду сверкали молнии, я поднял руку к небу, сверкнула еще одна молния, и внезапно у меня появилась вторая кожа из молнии, из электричества, словно костюм из электричества, и я понял, что внутри нас находятся ростки супергероизма и что мы можем стать либо супергероями, либо ничем. - Он опускает глаза. - Этого я газетчикам сказать не мог. Разве им это скажешь? Тогда бы в тюрьму меня уже не посадили, меня отправили бы в Пескадеро.
...сгущается... сгущается...
- Но большинство к этому еще не готово, Кен,говорит Голдхилл. - Они только начинают открывать двери своего разума...
- Однако нельзя же, войдя в эту дверь, все время возвращаться и снова в нее входить...
- ...и кто-то должен помочь им в эту дверь войти...
- Только не говори, что не надо углубляться в дебри, - говорит Кизи. Только не говори, что надо перестать быть первопроходцем, вернуться и помочь этим людям войти в дверь. Если Лири хочет этим заниматься, вот и хорошо. Это хорошая вещь. кому-то же это надо делать. Но кому-то надо быть и первопроходцем и оставлять зарубки, чтобы за ним могли пойти другие. Кизи вновь поднимает голову и смотрит далеко во тьму. Нужно обладать хоть какой-то верой в то, что ты пытаешься делать. Проще простого верить, когда идешь по проторенной дорожке. Но вы не должны терять веры в нас на всем пути. Кто-нибудь типа Глизона... вот такое расстояние Глизон прошел вместе с нами, - Кизи разводит дюйма на два большой и указательный пальцы. Он был с нами до тех пор, пока наша фантазия соответствовала его собственной. Но как только мы пошли дальше, он перестал нас понимать и поэтому начал чинить нам препятствия. Он... потерял веру.
Потерял веру!.. туман залива превращается в пар и шипит внутри моего старого черепа...
Вера! Далше! Да, крайне необычное ощущение возникает, когда сидишь в окружении светящихся красок на жалкой, пузырящейся от нарывов Харриет-стрит и вдруг осознаешь, что, сидя в этом неправдоподобном хлебозаводе-складе-гараже, находишься в среде общины, исповедующей вероучение Цон-Иша-па, и в среде сангхи, в среде манихейства и черни, подвергаемой гонениям у Врат, в среде Заратуштры, Майдхиоймаонгхи и пятерых правоверных перед Виштапу, в среде Магомета, Абу-Бекира и апостолов среди фарисействующих корейш Мекки, в среде Гаутамы и собратьев в пустыне, оставляющих родню свою по крови ради семьи истинной - тайного сообщества сангхи... короче говоря, в среде истинного мистического братства... Только пребывают братья в несчастной старой Америке шестидесятых, заваленной полиэтиленом фирмы 'Формика', без единой песчинки пустыни, без единого обрывка пальмового листа, без единого кусочка плода хлебного дерева, без манны небесной в пустыне, лишь ловя флюиды, исходящие от магнитофона 'Ампекс' и фокусов с кувалдой 'Уильяме Лок-Хед', глотая приготовленные с математической точностью в лабораториях наркотики ЛСД-25. ИТ-290, ДМТ, а вовсе не напиток 'сома', устремляясь вдаль в аэропортовских комбинезонах с американскими флагами и в автобусе 'Интернейшнл Харвестер' - да мало того! - средь скопления зефирных лиц и до блеска начищенных черных туфель...
IV. ЧТО ВЫ СКАЖЕТЕ О МОЕМ БУДДЕ?
Сегодняшняя фантазия... Уже поздний вечер, и большинство Проказников смоталось со Склада: кто принять душ в квартире Кишки, бывшего Ангела Ада, который держит психеделическую лавку под названием 'Совместные авантюры', кто - туда, кто - сюда... На Складе остались лишь Кизи и еще человека два. Кизи стоит у дальней стены, во мраке Центральной Аппаратной, среди магнитофонных пленок, коробок с кинофильмом, маркированных липкой лентой, блокнотов, микрофонов, проводов, катушек, динамиков, усилителей. Архивы Проказников... а на записи монотонно, словно на спиритическом сеансе, бубнит потусторонний голос:
'...удачный контрудар... новое важное сообщение...' Новое важное сообщение... Сегодняшняя фантазия... 'Фантазия' - слово, которое Кизи все шире и шире употребляет для обозначения планов, авантюр, суждений о мире, честолюбивых замыслов. Это хорошее слово. Оно и ироническое, и нет. Означать оно может все что угодно; от того, как бы раздобыть грузовичок-пикап - 'такая у нас фантазия на этот уик-энд', - до какой-нибудь жуткой нелепости на пороге чего-то... вроде сегодняшней фантазии, которую каким-то образом надо облечь в слова на Окончании Кислотного Теста. Но как ее высказать? Кизи роется в коробках с кинопленкой и рассортированных... Архивах... Разве можно попросту выйти и о б ъя в и т ь сегодняшнюю фантазию - нет, этого нельзя было сделать даже в прежние времена, когда это казалось проще простого! Вот, к примеру, Голдхилл. который только что был здесь с истиной в глазах. Он пойдет дальше большинства прочих. Кизи смог это увидеть. Голдхилл был полностью открыт... он попал в самую точку. У него есть своя фантазия - Лига Ду-хов-но-го Раз-ви-тия, к тому же он как раз тот редкий тип, у которого может появиться желание действовать даже в соответствии с их фантазией - его и Проказников. На т а к о е способен лишь редкий тип людей. Потому что неизбежно настает минута, когда необходимо передвинуть манеж цирка Проказников еще дальше в сторону Города-Порога. И в такой момент некоторые неплохие ребята непременно пугаются: 'Эй, постойте!' К примеру, Ралф Глизон с его статьями в 'Кроникл' и собственной хипповой командой. Глизон - один из тех людей... Кизи нетрудно припомнить каждого из них - людей, которые считали его великим до тех пор, пока его фантазия соответствовала их собственной. Но как только он продвигался дальше - а он постоянно продвигался дальше, - они приходили в замешательство и обижались... Пленка все наматывается:
'...удачный контрудар... сквозь конские затруднения и дружеские сношения... кровь, что пригодилась ему при сношении... наводит на мысль о его двадцатилетнем сидении в яблочном пюре...'
Только счастливчикам да Веселым Проказникам под силу разобраться в этих сверхзвуковых трелях!.. скорее всего...
'...удачный контрудар...'
...Сегодняшняя фантазия... Даже тогда, на Перрилейн, где все были молоды, интеллигентны и обладали аналитическим умом, а пределом всему мнилось лишь небо, - и то он никоим образом не мог просто выйти и сказать; 'Подойдите поближе, друзья...' На его счет у них имелась собственная фантазия; он был 'неотшлифованным алмазом'. Ну что ж-ж-ж, неотшлифованным алмазом быть не так уж плохо. В 1958 году он поступил на семинар по писательскому мастерству Стэнфордского университета, и на Перри-лейн его приняли, потому что он был первосортным неотшлифованным алмазом. На Перри-лейн обосновалась стэнфордская богема. Как говорят представители богемы, Перри-лейн была настоящей Аркадией - Аркадией по соседству с площадкой для гольфа. Она представляла собой скопление обшитых прогнившим гонтом двухкомнатных коттеджей в дубраве, но не просто средь зеленеющих деревьев, а средь вьющихся растений, усиков жимолости, множества почек, побегов, устремленных к земле усиков и щебечущих птиц, как на лучших иллюстрациях Артура Рэкама к 'Медведю-лакомке'. Мало того, место это было отмечено печатью истинной культуры. Некогда там жил Торстен Веблен. Жили и два лауреата Нобелевской премии, о которых знал каждый, хотя никто и не мог вспомнить, как их звали. Коттеджи сдавались всего за шестьдесят долларов в месяц. Поселиться на Перри-лейн было все равно что добиться членства в престижном клубе. Каждый из живущих там знал кого-то еще из живущих там, другой возможности пробраться туда попросту не было, а со временем между всеми, естественно, налаживалось очень тесное общение, и атмосфера, царившая там, напоминала атмосферу жизни в коммуне. Ни одна дверь на Перри-лейн не запиралась, за исключением тех редких случаев, когда возникала ссора.
Не жизнь была, а благоденствие. Перри-лейн представляла собой типичную богему пятидесятых. Все сидели и, покачивая головами, обсуждали то, как поколебали тамошнюю веру в Христа прошедшаяся по Европе механистическая американская цивилизация и однотипное жилищное строительство... и что из того, что не работает водопровод, главное - они овладели искусством жить. Изредка кто-нибудь устраивал оргию или просто трехдневную пьянку, но образцом жизни служил добрый старый романтизм в духе грека Зорбы с сандалиями, простотой и возвратом к изначальным ценностям. Время от времени они предпринимали паломничество на сорок миль к северу, в Норт-Бич, чтобы воочию увидеть, как это происходит на самом деле.
Главными знаменитостями Перри-лейн были два прозаика - Робин Уайт, который как раз в то время написал удостоенный Харперовской премии роман 'Слоновья горка', и Гвен Дэвис, нечто вроде Дона
