развеян их прах, они умоляют нынешнее поколение Америки не хранить молчание перед лицом чудовищного геноцида. которому подвергается народ Вьетнама...' - и мощные динамики разносили громовые раскаты этих обвинений по всей толпе.
Первым из членов Комитета Вьетнамского Дня, заметившим, как Кизи приближается к помосту, был редактор журнала 'Реалист' Пол Красснер. Почти все Проказники еще сидели в автобусе и дурачились с ружьями к вящему удовольствию оказавшихся поблизости зевак. Кизи, Бэббс, Чаровница Гретхен и Джордж Уокер подошли к помосту - Кизи в своем светящемся оранжевом мундире и шлеме времен первой мировой войны. Красснер, который один и составлял всю редакцию своего журнала, знал, что Кизи является его подписчиком. Поэтому он был не слишком удивлен, когда Кизи его узнал. Поразило его только то, что Кизи сразу же заговорил с ним так, как будто они уже давно вели беседу, потом что-то им помешало, и теперь они ее возобновили... В этом есть нечто потустороннее. С первых же минут ощущается, если можно так выразиться, притягательная сила этого парня, она прорывается наружу даже сквозь идиотскую светящуюся краску, а может, и засасывает человека внутрь, ведь именно так кто-то описывал Гурджиева: 'К нему просто невозможно было не тянуться, почти физически... вас словно затягивал гигантский духовный пылесос'. Однако в тот момент Красснеру вспомнился Флеш Гордон.
- Взгляни-ка туда, - говорит Кизи, жестом показывая на помост.
Там стоит Пол Джекобс. Джекобс и без того имеет склонность к обвинительным речам, а тут еще неплохо помогают оратору микрофоны и громкоговорители. Стоит услышать, как твой голос, мощный, как у Вотана, раскатисто гремит над океаном обратившихся в слух напряженных лиц, и ты уже всесилен, способен на еще более страшные обвинения, а голос твой с каждой минутой делается все более звучным и грозным: 'Пускай это уже написано, но я скажу вам... подлые шакалы истории-рии-рии-рии-рии...' Оттуда, где они стоят, сбоку от платформы, слов Джекобса почти не слышно, однако они слышат лающий, ревущий, грохочущий звук, слышат, как послушно ревет и лает в ответ толпа, и еще видят Джекобса - припавшего к микрофону упитанного коротышку, для пущей выразительности рубящего ладонями воздух,- и там, в лучах заходящего солнца, на фоне красноватого неба четко вырисовывается его нижняя челюсть, выдающаяся вперед, похожая на мускусную дыню...
Кизи обращается к Красснеру:
- Не вслушивайся в слова, важен только звук, и еще жесты... кого ты видишь?
Красснеру почему-то страшно не хочется ошибиться. Это зов все той же притягательной силы. Ему необходимо дать правильный ответ.
- Муссолини?
Кизи принимается кивать: именно, именно, - но взгляда от выступающей челюсти не отводит.
К этому времени Проказников у помоста прибавилось. Они отыскали несколько электрических розеток и протянули на помост длинные провода для гитар, басгитар и электродуховых. Кизи предстоит выступать предпоследним. За ним должен выйти некий подлинно Зажигательный Оратор, а потом последний импульс и марш на Окленд.
С того мгновения, как Кизи поднимается на помост, наступает прикольная дисгармония. Френч его светится в сумерках, светится и шлем. За спиной у него выстроились другие светящиеся психи в шлемах авиаторов, защитных очках, костюмах пилотов и военных мундирах Бэббс, Гретхен, Уокер, Чума, Мэри Микрограмм и маленькие светящиеся детишки, у половины из них в руках электрические гитары и духовые инструменты, они гримасничают и переходят с места на место в полосках разноцветного свечения. Дисгармонию вносит и голос Кизи: в нем нет обвинительных ноток. Начинает он тихо, по-орегонски растягивая слова, точно запросто беседует с пятнадцатитысячной толпой:
- Да будет вам известно, что ни митингами, ни маршами войну не остановишь... Этим занимаются они... Они проводят митинги и марши... Они воюют уже десять тысяч лет, и таким способом их не остановишь... Десять тысяч лет, и с той же целью они затеяли эту игру... игру в митинги и марши... и в ту же самую игру играете вы... в их игру...
После чего он извлекает из недр своего гигантского, ярко светящегося френча губную гармошку и принимается дудеть на ней прямо в самый микрофон: 'Дом в степи', - без устали пиликая на этой треклятой штуковине... 'Дом... дом... в степи-и-и-и-и пиликпилик...'
Толпа превращается вдруг в рыхлую массу, большинство задает себе вопрос, уж не ослышались ли они, все вытягивают шеи и вертят головами, глядя друг на друга. Во-первых, что это за неожиданный доверительный тон, во-вторых - что за беспорядочные ноты извлекают стоящие позади него размалеванные психи, бешено дергающие струны электрогитар, явно наобум, и микрофон улавливает и многократно усиливает нарастающий всеобщий гомон... может, мы просто ослышались...
...все это время Кизи стоит у микрофона и вовсю пиликает на своей прикольной гармонике. 'Дом, дом в степи-и-и-и-и-и-и-и...'
...ах, вот оно что - народу начинает казаться, что это приготовленный заранее концертный номер: 'Дом, дом в степи' - ну конечно же! что ж тут непонятного! Знаем мы, что это за дом! Знаем мы, что это за степь! Это же гнусный американский дом и гнусная американская степь!..
...но тут вновь слышится тот же непринужденный протяжный голос...
- Я тут смотрел на оратора, который только что был на моем месте... мне не было слышно то, что он говорил... но я слышал то, как звучали его слова... и еще я слышал, как звучала ваша реакция на них... видел я и его жесты...
...и Кизи принимается пародировать Пола Джекобса с его рубящими воздух ручонками и ссутулившейся у микрофона фигуркой, и...
- ...видел, как выпячивается его нижняя челюсть вот так... как вырисовывается она на фоне неба... и знаете, кого я увидел... и кого услышал?.. Муссолини... Вот на этом самом месте, всего несколько минут назад я видел и слышал Муссолини... Ага... вы играете в их игру...
Потом он вновь принимается пиликать, пиликает и пиликает 'Дом, дом в степи', в извечном заунывном темпе 'гармоники у костра' - а Проказники подыгрывают ему на своих инструментах: Бэббс, Гретхен, Джордж, Чума, раскачивающиеся на сцене в полнейшем светящемся одурении...
...но что за чертовщина - всего несколько нестройных неодобрительных возгласов, а так - сплошное замешательство... что эти придурки, черт возьми, себе...
- ...Все мы уже это слышали и видели, но продолжаем это делать... Месяц назад я ходил на концерт 'Битлз'... И я услышал, как при появлении 'Битлз' кричат сразу двадцать тысяч девочек... там я тоже не слышал, что именно они кричат... Но это и ни к чему... Они кричат: 'Я! Я! Я! Я!... Это Я!..' Это крик самомнения, таков и крик сегодняшнего митинга!.. 'Я! Я! Я! Я!...' Вот почему не прекращаются войны... из- за самомнения, изза того, что стольким людям хочется крикнуть: 'Обратите внимание на Меня!..' Ага, вы играете в их игру...
...и вновь п и л и к п и л и к п и л и к п и л и к п и л и к...
...и в толпе начинается разброд. Словно на этом митинге весь день непрерывно, старательно накачивали гелием огромный воздушный шар, и вот, когда он уже был готов взлететь, кто-то взял да и вытащил затычку. Дело даже не в том, ч т о о н там говорит. Дело в звуке, в этом безумном зрелище, в этой треклятой заунывной гармонике, в этой идиотской китайской музыке стоящих у него за спиной придурков. Это единственное, что способно подорвать боевой дух, - пародия, проказа, шарлатанство, шпилька в задний проход.
Члены Комитета Вьетнамского Дня в полнейшем смятении собираются на краю помоста:
- Кто, черт подери, позвал этого ублюдка?'.
- Это ты его пригласил!
- Мы думали, раз он, черт подери, писатель, значит, он против войны!
- Неужели вам без него мало ораторов! - говорит Красснер.
- Чтобы повести толпу за собой, нужно собрать как можно больше популярных людей.
- Ну и разъебывайтесь теперь сами со своими знаменитостями! - орет Красснер.
Будь при них сейчас хоть один из тех громил, что во времена увлечения эстрадой служили им вышибалами на любительских представлениях, они бы незамедлительно стащили Кизи со сцены. И все- таки почему никто не поднимется и не спихнет его оттуда! Он же погубит весь треклятый замысел! Но потом они видят всех этих размалеванных психов, мужчин, женщин и детей, раскачивающихся и наэлектризованных, терзающих струны гитар, дующих в дудки, сверкающих безумным светом в лучах