фонарных лучей. Криккитянин неуверенно плелся за ней. Лучи слегка склонились, точно капитулируя перед этой странной, спокойной девушкой, которая единственная во всей Вселенной кромешного смятения держалась так, будто знала, чего хочет.
Триллиан обернулась к криккитянину лицом, слегка сжала его руки в своих. Он смотрел на нее, весь страдание и смятение.
— Расскажи мне все, — попросила она.
С минуту он молчал, переводя взгляд с одного глаза Триллиан на другой.
— Мы… — начал он, — это лучше нам с вами наедине… по–моему… — Его лицо сморщилось. Потом он уронил голову на грудь, тряхнул ею, точно копилкой, в которой застряла монетка. И вновь поднял глаза на Триллиан. — Видите ли, у нас теперь есть эта самая бомба, — сказал он. — Вы не подумайте, она совсем малюсенькая.
— Я знаю, — молвила Триллиан.
Криккитянин вытаращил глаза, точно она высказала странное суждение о корнеплодах.
— Честно, — сказал он, — ну просто крохотулька.
— Я знаю, — повторила Триллиан.
— Но говорят, — его голос срывался, — говорят, она может уничтожить все–все–все, что есть на свете. И понимаете, сделать это — наш долг, если я не ошибаюсь. И что, тогда мы останемся одни? Я просто не в курсе. Однако же такова наша функция, судя по всему, — сказал он и вновь поник головой.
— Что бы это ни означало, — прогудел из толпы зловещий голос.
Триллиан медленно положила свои руки на плечи бедного, запутавшегося молодого криккитянина и погладила его трясущуюся голову, которую тот склонил ей на плечо.
— Все в порядке, — сказала она тихо, но достаточно внятно, чтобы ее услышала толпа во тьме, — вы не обязаны этого делать.
Она покачала криккитянина в своих объятиях, как мать большого ребенка.
— Вы не обязаны этого делать, — повторила она.
И, отпустив криккитянина, сделала шаг назад.
— Я прошу вас кое–что сделать для меня, — сказала она и неожиданно рассмеялась. — Я прошу, — начала она и вновь рассмеялась. Прикрыла рот ладошкой, потом вновь заговорила с серьезным лицом: — Я прошу вас отвести меня к вашему главному. — И указала на парящие в небесах Воен–Зоны. Кто ее знает, откуда ей было известно, что там–то главный и находится.
Ее смех точно разрядил атмосферу. В задних рядах толпы одинокий голос запел песню, которая позволила бы Полу Маккартни, будь он ее автором, купить весь свет.
30
Зафод Библброкс храбро полз по вентиляционному ходу, как и положено такому отчаянному парню. Он был в ужасном смятении — но все равно упрямо полз вперед. Храбрецы не сдаются.
Смятение было вызвано картиной, которая только что открылась его взору. Но поскольку в самый ближайший момент ему предстояло услышать нечто вдвойне более экстраординарное, мы лучше воспользуемся паузой и объясним, где же он, собственно, находится.
Зафод Библброкс находился на высоте многих миль над поверхностью планеты Криккит, в вентиляции одной из Робот–Боен–Зон.
Говоря глобальнее, в верхних, разреженных слоях атмосферы Криккита, относительно не защищенных от излучения и всего остального, что прибывало к планете из космоса.
Зафод припарковал свой звездолет «Золотое сердце» в гуще колоссальных, темных железных китов, что теснились в небе Криккита, и вошел в самое, как ему показалось, крупное и внушительное из этих летучих зданий. Имея на вооружении лишь бластер системы «Громовержец» и некие таблетки от головной боли.
Он очутился в длинном, широком и тускло освещенном коридоре, где можно было спрятаться, чтобы составить план дальнейших действий. Прятаться было необходимо — время от времени по коридору проходили криккитские роботы, и хотя в бытность своего пленения Зафод убедился, что защищен от них неведомым талисманом, шишек ему тогда понаставили немало. И сейчас он не имел ни малейшего намерения эксплуатировать эту свою, как сам выражался, «полусчастливую звезду».
Зафод проскользнул из коридора в какую–то комнату, оказавшуюся на поверку огромным, тускло освещенным залом.
Собственно, то был музей об одном–единственном экспонате — а именно: тут были выставлены остатки какого–то космического корабля, ужасно искореженные огнем. Теперь Зафод немножко подучил период галактической истории, который когда–то прозевал за попытками залучить в постель соседку по школьной киберкабинке. А потому догадался, что это остатки корабля, который многие биллионы лет назад вышел за пределы Пылевого Облака и заварил всю кашу.
Но — и тут он впал в некоторое смятение — что–то с этим кораблем было нечисто.
Безусловно, его корпус был искорежен самой настоящей аварией. Обшивка сплавилась на неподдельном огне, но Зафоду, с его опытным глазом, тут же стало ясно, что сам–то корабль ненастоящий. Нечто вроде модели в натуральную величину — трехмерный чертеж. Другими словами, он был бы отличным наглядным пособием для какого–нибудь профана, который надумал бы соорудить космический корабль, не имея о них ни малейшего представления. Однако летать эта посудина явно не могла изначально.
Зафод все еще ломал над этим фактом голову — строго говоря, только начал это делать, — когда заметил, что дверь на том конце зала отъехала в сторону и вошли двое криккитских роботов. Вид у них был довольно мрачный.
Зафод, не имевший ни малейшего желания с ними общаться, рассудил, что поскольку благоразумие — лучший компонент храбрости, то осторожность — лучший компонент благоразумия, после чего мужественно спрятался в шкафу.
Шкаф оказался верхней частью шахты, которая соединялась люком с широким вентиляционным ходом. Зафод пролез в люк и пополз по ходу, где мы его и встретили.
Он не был доволен своим местоположением. В вентиляции было холодно, темно, крайне неуютно. Да и жутковато. При первой же возможности — то есть когда примерно через сто ярдов пути ему попалась еще одна шахта — он вылез обратно наружу.
На этот раз он оказался в зале поменьше — по–видимому, компьютерном центре. Шахта вывела его в узкий, темный прогал между стеной и высоким системным блоком.
Не замедлив заметить, что находится в зале не один, он попятился было обратно, но тут его заинтриговал разговор законных обитателей зала.
— Это все роботы, ваше превосходительство, — произнес один голос. — С ними что–то стряслось.
— А что такое с ними, конкретно?
То были двое криккитян из Воен–Командования. Все Воен–Командиры жили высоко за облаками в Робот–Воен–Зонах, чему и были обязаны своим иммунитетом к всяким чудаческим сомнениям и колебаниям, донимавшим их соотечественников внизу на планете.
— Видите ли, ваше превосходительство, на мой взгляд, только к лучшему, что их теперь переводят в резерв, когда мы готовы взорвать бомбу–сверхновую. За непродолжительный период времени, прошедший после нашего освобождения из кокона…
— Давайте ближе к делу.
— Роботы загрустили, ваше превосходительство.
— Что–о?
— Война, ваше превосходительство. Похоже, она угнетающе на них действует. В их характере чувствуется какая–то усталость от мира или, лучше сказать, от Вселенной.
— Что же тут плохого? От них как раз и требуется содействовать ее уничтожению.
— Да, но только, ваше превосходительство, им это кажется сложным. Ими овладела какая–то апатия. Они разучились всецело отдаваться делу. Какого–то огонька не хватает.
— Что вы, собственно, хотите сказать?
— Ну мне кажется, что их что–то очень сильно удручает, ваше превосходительство.
— С чего вы взяли?