индивидуальные покупатели имеют те же возможности, что и дилеры, а у музеев появляется время на то, чтобы испросить денег и согласия попечителей.

Дилеры и коллекционеры, конечно, знают о том, что происходит после аукциона, — и ставят на то, что интересующий их лот не достигнет резервной цены. В надежде получить картину по более низкой цене они не поднимают карточек по крайней мере до тех пор, пока резервная цена не пройдена. Дилеры вообще предпочитают постаукционные торги; в этом случае цена картины не оглашается, и клиент или будущий покупатель никогда не узнает, сколько в действительности дилер за нее заплатил.

Но дело происходит сразу после аукциона. Соревновательный дух еще не покинул участников, и иногда постаукционная цена бывает выше предложений, звучавших на аукционе. В мае 2003 года «Однодолларовая банкнота» Энди Уорхола (1962) была выставлена на аукцион с эстимейтом 400—600 тысяч долларов и резервной ценой 320 тысяч долларов. Торги завершились на сумме 280 тысяч долларов, и картина осталась непроданной. После аукциона на нее было подано одиннадцать предложений, и она ушла за 400 тысяч долларов.

Иногда коллекционеру достается одновременно и произведение искусства, и прибыль. Так, в 2002 году Томас Вейзель из Сан-Франциско передал нью-йоркскому отделению «Сотби» на продажу коллекцию, за которую аукционный дом гарантировал ему 44 миллиона долларов. Одна из картин, «Орест» де Кунинга, ушла по цене выше резервной, но восемь других картин были сняты с продажи, причем предложения на шесть из них даже не приблизились к резервной цене. После аукциона Вейзель вновь купил четыре принадлежащих ему полотна, самым заметным из которых стал «Провинстаун II» Франца Кляйна, по цене значительно ниже гарантированной.

В 1991 году государственная комиссия Нью-Йорка провела слушания по практике аукционных домов. В качестве одной из мер предлагалось обязать аукционные дома указывать резервные цены. Предлагалось также запретить гарантии и займы потенциальным покупателям и, конечно, «потолочные» ставки. Комиссия готова была запретить практически все действия, описанные в этой главе. Аукционные дома возражали, что это нарушило бы равновесие между аукционным домом и комитентом. Из предложенного законодательного акта ничего не вышло. Аукционный рынок, как заметил один из комментаторов, остался местом, «где взрослые люди могут, если захотят, совершить сколько угодно частных нелогичных поступков».

В конце XIX — начале XX века в Великобритании прошло несколько знаменитых аукционных скандалов с «вышибанием» лотов. Тогда возник кружок дилеров, которые договорились между собой не играть друг против друга в аукционном зале — то есть не набавлять цену; а дилеры в то время составляли 80—90% всех участников аукциона. Зато после настоящего аукциона они устраивали другой аукцион, внутренний. Разницу между ценами настоящего и внутреннего аукциона дилеры кружка делили между собой. Считалось, что договорное вышибание лотов с аукциона — дела давно прошедших дней или, по крайней мере чисто британская практика, ведь на нью-йоркских аукционах бывает слишком много индивидуальных коллекционеров, чтобы можно было организовать подобный кружок. Однако в 1997 году департамент юстиции США начал расследование дела, напоминающего современный вариант мошеннического сговора по вышибанию лотов с торгов. Были выданы ордера на организацию наблюдения записи телефонных переговоров, а также изъяты личные документы известнейших дилеров, включая Лео Кастелли и галерею PaceWildenstein, а также «Сотби» и «Кристи». Инициировал расследование, по всей видимости, недовольный комитент, удивленный тем, что дилеры почему-то не участвовали в торгах за его картину.

Оказалось, что тревогу департамента юстиции вызвала распространенная среди дилеров практика «бид-пулинга», или объединения ставок. Так говорят, когда несколько дилеров (два или больше) участвуют в аукционе вместе, — то ли потому, что у каждого из них в отдельности не хватает денег, то ли из желания разделить между собой риск. Дилеры утверждают, что такая практика только усиливает конкуренцию, поскольку сообщество дилеров может участвовать в торгах там, где отдельные его члены не могут. Дилеры были встревожены: вдруг департамент юстиции решит, что бид-пулинг противозаконен, так как уводит с рынка одного или нескольких дилеров. Расследование длилось несколько месяцев. В конце концов дело было прекращено, и заданные вопросы остались без ответов.

Можно задать еще один, последний вопрос про аукцион: почему на любом вечернем аукционе, шагов за десять до конца торгов, в передних рядах поднимается группа женщин и, не обращая внимания на качество и характер оставшихся лотов, по одной или группами не спеша покидают зал в сопровождении мужей? Возможно, дело в том, что цель их ухода — так же, как их появления в начале аукциона, — сделать так, чтобы их обязательно заметили; кроме того, все присутствующие должны непременно увидеть, что на их надето.

Может ли знание особенностей аукционного процесса, о которых говорилось в этой главе, как-нибудь повлиять на каше отношение к аукционам? На наше участие в них? Коли на самом деле аукцион — это не только, а может быть, и не столько продажа произведений искусства, сколько продажа «красивой жизни» и игра на публику, то можно сказать, что большая часть аукционных тайн призвана просто усилить театральный эффект от происходящего.

Чтобы как можно подробнее рассмотреть аукционный процесс в действии, я решил внимательно проследить за продажей в 2006 году на «Кристи» в Лондоне картины Фрэнсиса Бэкона. Этот аукцион был очень ожидаемым событием, его много обсуждали и рекламировали; ожидалось, что картина установит аукционный рекорд для произведений художника. Отслеживая перипетии аукционного процесса на примере этой картины, я смог лучше поняты как происходит оценка и продажа значительной работу крупного художника и почему она при этом может — или не может — принести на аукционе 5 миллионов фунтов.

Фрэнсис Бэкон — англо-ирландский живописец, умерший в 1992 году. Тем, кто мало знаком с миром искусства, его имя всегда кажется знакомым: в истории был еще один, более знаменитый Фрэнсис Бэкон (не родственник), английский генеральный прокурор и лорд-канцлер. Первый Бэкон не был ни художником, ни коллекционером; он умер в 1626 году в возрасте сорока пяти лет.

Бэкон-художник (1909—1992) считается крупнейшим британским послевоенным художником — вероятно, крупнейшим со времен Тернера. Бэкона причисляют к современным художникам, потому что значительная часть крупнейших его работ создавалась после 1970 года; он один из немногих художников XX века, чью роль в истории искусства никто не оспаривает. И через пятьдесят лет работы Бэкона, безусловно, не утратят своего значения. Дэвид Сильвестер, крупный британский арт-критик второй половины XX века, считал Бэкона фигурой сопоставимой с Пикассо. Это, конечно, серьезная натяжка, — тем не менее никто не поспешил опровергнуть это утверждение.

В мае 2006 года лондонское отделение «Кристи» объявило, что на июньском аукционе послевоенного и современного искусства будет выставлен на продажу триптих Бэкона «Три этюда к автопортрету», созданный в 1980 году (см. фото). Описание этой работы мы уже видели в главе — Выбирая аукционный дом». Подобно большинству картин Бэкона, «Три этюда» воспринимаются с трудом, но это, безусловно, значительная работа. Майкл Пеппиат написал в биографии Бэкона, что сам художник рассматривал «Три этюда» как максимальное приближение к созданию абсолютного портрета и идеального изображения человека. В представлении Бэкона идеальный портрет — это не реалистическая картина, а изображение, на котором искажены черты лица, но точно отражены личность и внутренняя сущность человека. Работы Бэкона психологически сильны и честны, чем очень