– И все равно не принимаются, – подполковник почему-то улыбнулся и подмигнул. – Мы уже по шестерым из восьми рабочих, уехавших в ночь убийства на родину, ответы получили, там все в порядке, а вот двоих найти никак не могут. Чует мое сердце, что именно они-то нам и нужны. Ведь что нормальный работяга делает, уезжая с заработков на побывку домой? Отсыпается, отъедается, с женой милуется или там с подругой, с детьми время проводит, и это нормально. А вот если такой гастарбайтер уезжает домой, но дома не появляется, это настораживает. Так что не бзди, Ромашка, скоро мы этих деятелей за жабры возьмем. Иди лучше делом занимайся, у вас с Антохой вон ювелиры плачут – слезами заливаются, а ты все про глупости думаешь.
Да, не на такой ответ рассчитывал Роман… Неужели не найдется никого, кто прислушается к его информации и задумается над выводами? Неужели только он один обречен носиться со своими подозрениями и догадками?
Ну ничего, сегодня Антон собирался навестить дочь Горбатовского Карину, любовницу Курмышова. Сташис сказал, что Дзюба ему для этого визита не нужен, он один прекрасно справится. Вот и хорошо, есть возможность заняться «своим» делом и попытаться выяснить, кто же такой этот загадочный «Телескоп».
Карина Горбатовская не производила впечатления убитой горем, и это сразу насторожило Антона Сташиса. Он начал задавать обычные в таких случаях вопросы о врагах и недоброжелателях убитого Курмышова, а сам исподтишка присматривался к любовнице потерпевшего: да, она, безусловно, расстроена, даже, пожалуй, горюет, но она… как бы это сказать… не раздавлена. Не исходит от нее, как во многих других случаях, немое, но отчаянное послание: «Жизнь кончена». Более того, по некоторым жестам и фразам Антону показалось, что Карина впервые за долгие годы расправила плечи и вздохнула свободно. Во всяком случае, движений, направленных вниз и являющихся признаками печали и подавленности, он видел с ее стороны куда меньше, чем движений, направленных вверх.
Ничего нового о личности возможного подозреваемого Горбатовская не рассказала. В принципе можно было и уходить, осталось только прояснить вопрос с ожерельем, найденным в сейфе убитого ювелира. И, пока суд да дело, еще понаблюдать за Кариной. Могла она убить своего любовника? А почему нет? Сплошь и рядом такое случается. Другое дело, что крупный широкоплечий тяжеловесный Курмышов был задушен, а физические данные Карины не очень-то позволяли предполагать в ней убийцу-душителя, но ведь убийц по найму никто, к сожалению, пока не отменил…
– Вы не знаете, что за ожерелье лежало в сейфе у Леонида Константиновича? Для кого он его делал?
Карина пожала плечами.
– Понятия не имею. Лёня вообще при мне сейф почти никогда не открывал.
– Почти? – переспросил Антон.
– Почти, – повторила Карина. – Потому что открывал, конечно, когда делал для меня изделие в подарок. Тогда приглашал меня к себе, открывал сейф, доставал и дарил. Подарки делать Лёня любил и радовался, как ребенок, когда я примеряла украшения или рассматривала какую-нибудь вещицу и восхищалась.
Что вообще лежит в сейфе у Курмышова, она не знает и никогда не знала. Но теоретически, исходя из опыта собственного отца, предполагает, что там должны быть камни, материалы, эскизы, лицензии, документы из Пробирного надзора, какие-то наличные деньги, клейма, заготовки и готовые изделия, которые еще не забрали или которые ждут, когда их подарят.
«Да, – вспоминал Антон, – именно это все и было в описи, которую я читал».
– Посмотрите, пожалуйста, эту фотографию.
Он положил перед Кариной снимок. Та бросила сперва незаинтересованный короткий взгляд, потом поднесла к глазам и побледнела.
– Значит, Лёня все-таки сделал его…
– Кого – его?
– Погодите. – Карина сжала голову ладонями, зажмурилась, потом снова долго рассматривала ожерелье на фотографии.
– Да, это оно. «Рассвет на Эгейском море», никаких сомнений. Господи, Лёня, Лёня…
Антону показалось, что она сейчас заплачет. Но Карина Горбатовская не заплакала, только еще сильнее выпрямила спину. И начала рассказывать.
Когда-то, в 2008 году, известный певец Виктор Волько обратился к частному ювелиру Курмышову с просьбой свести его с Сотниковым: на свое сорокалетие Волько хотел подарить самому себе что-нибудь особенное, а ему говорили, что Сотников – потомок известного ювелирного дома и делает очень интересные вещи. Сам Волько не знал, какое именно изделие хочет иметь, но оно должно было быть со значением «на творческое долголетие». И назвал сумму, которой он располагал на этот подарок. Сумма очень внушительная, заказ хороший, деньги Леониду Курмышову всегда нужны, и упускать заказ он не хотел. Поэтому заявил певцу, что сам может придумать и изготовить такую вещь. Более того, он может сделать такую имитацию под девятнадцатый век, что ни один эксперт не отличит от работы Дома Сотникова девятнадцатого века.
– Так уж и ни один?.. – засомневался Волько.
И Курмышова понесло:
– Да я сам эксперт по Дому Сотникова, нас всего двое таких, которые могут со стопроцентной гарантией установить подлинность вещи Дома Сотникова, потому что есть секретный кодекс Алексея Сотникова Второго. В этом кодексе перечислены те признаки, по которым можно точно установить подлинность изделия. И кодекс этот на сегодняшний день доверен только двум людям: Алексею Сотникову Четвертому, к которому вы так стремитесь попасть, и мне. Вы, конечно, можете пойти к самому Сотникову, но тогда работа вам обойдется намного дороже, у вас ведь нет своих камней, значит, их надо будет приобретать, и вы должны иметь в виду, что за работу в среднем мастер берет двадцать процентов от стоимости камней, Сотников берет тридцать, потому что это имя и репутация, а я возьму по-божески. Так что решайтесь.
Курмышов очень хотел получить заказ, и ему удалось уговорить Волько. Пока готовили эскизы и согласовывали детали, они много встречались, симпатизировали друг другу, почти сдружились, и, когда Волько мимоходом как-то спросил, что это за секреты такие, которые позволяют отличить подлинник от подделки, Курмышов сначала отвечал коротко и уклончиво, но, видя, какими горящими любопытством глазами смотрит на него звезда шоу-бизнеса, не совладал с тщеславием и начал рассказывать и даже показывать фотографии. Он и сам не заметил, как выложил все. Потом, конечно, спохватился, предупредил, чтобы Волько никому… никогда… ни одного слова…
Певец, разумеется, поклялся всем святым, что есть в его жизни. И через неделю все это стало достоянием широкого круга специалистов по ювелирному антиквариату, в том числе аукционистов. Виктор Семенович Волько продал секреты Дома Сотникова за очень большие деньги. Оказалось, что он, не полагаясь на собственную память, успел вовремя нажать нужную кнопку, тем самым включив диктофон на мобильном телефоне.
Курмышов был в ужасе. Он приезжал к певцу домой, чтобы объясниться, хотел скандалить и бить морду, но не прорвался через охрану. Волько на его звонки не отвечал и вообще больше не появлялся.
Спустя какое-то время Курмышову удалось его поймать: случайно в ресторане он увидел Волько одного, тот обедал. Курмышов подошел и сел за столик, начал выговаривать ему, обвинять, стыдить. Волько не стал звать охранника, ждавшего его в машине: времени прошло много, острота ситуации сгладилась, он перестал бояться Леонида. Более того, мило улыбался и рассказывал про то, какие дивные краски на рассвете над Эгейским морем.
Леонид упрекал его в непорядочности, возмущался:
– Как ты мог, Витя, я же тебя просил, я предупреждал, а ты мне давал честное слово! Ты меня обманул, но я-то – хрен с ним, а в результате мой друг, давний и близкий, оказался почти разорен. Я учился у его отца, я всем обязан Дому Сотникова, а получается, что я доверился подонку, и из-за этого пострадали хорошие люди.
Но на Волько, однако, эти упреки и обвинения никакого впечатления не произвели. Он спокойно продолжал разделывать серебряными щипцами огромного лобстера, запивая его дорогим белым вином.
