такому изящному и выразительному.

Вскоре после того как Сотников вернулся из Мюнхена, Олег пригласил его к себе в загородный дом, чтобы похвастаться новинкой коллекции. Алексею Юрьевичу хватило десяти минут, чтобы вынести свой вердикт: он знал руку этого мастера и знал, куда смотреть и что искать. Вещь была поддельной, никаких сомнений.

– Кто тебе это продал? – спросил он, убирая в футляр старинную ювелирную лупу.

– Куземцев, – растерянно ответил Цырков. – А что? Что-то не так?

– Ну, Олег! – огорченно воскликнул тогда Сотников. – Ну как так можно? Почему ты приобретаешь вещи у людей с сомнительной репутацией? Почему ты не проконсультировался?

– Но вас же не было…

– Хорошо, меня не было – сходил бы к Курмышову, он не хуже меня разбирается. С Куземцевым вообще нельзя иметь дело, у него очень плохая репутация, за ним известна пара-тройка случаев недобросовестной продажи. Даже если он сам не знал, что это подделка, а выступал только в качестве посредника, то круг его общения… В общем, далек от идеала. В этом круге крайне нечистоплотные люди. Ну как же так, Олег?

– Но… – Цырков потерял дар речи. – Но я ходил к Леониду Константиновичу, показывал табакерку.

– И?..

– Он сказал, что это подлинник.

Сотников ушам своим не поверил. Лёня не мог этого сказать! Не мог! Или у него действительно настолько упало зрение после инсульта, что он не увидел… А лупа? И даже с лупой не увидел… Все молодится, все хочет казаться здоровым и полным сил, от всех скрывает свой недуг и его последствия.

– А ты говорил ему, кто продавец?

– Да, Леонид Константинович спросил, и я сказал.

– И он не предупредил тебя, что с Куземцевым связываться опасно? Или предупредил, но ты не послушал его? И потом, ты же бизнесмен, Олег, ты должен прекрасно знать, что это значит, когда продавец торопит.

Олег молчал, бледный и злой, в глазах пылала ненависть.

– Я все понял, – процедил он сквозь зубы. – Они меня вдвоем сделали, как лоха. Леонид Константинович сговорился с Куземцевым, потребовал с него откат за то, что подтвердит подлинность изделия. Вот как все было. Ну, негодяй! Я его убью!

Сотникову стоило большого труда успокоить Олега.

– Да погоди ты, не горячись, Лёня честный человек, я его с детства знаю, он абсолютно порядочен, я за него ручаюсь, – уговаривал Алексей Юрьевич, сам не понимая, верит он собственным словам или нет. – И потом, ни один уважающий себя эксперт на такое не пойдет, потому что, если правда вылезет наружу, это будет означать полный крах его репутации как эксперта. Лёня же не враг себе, он все это прекрасно знает. Это просто недоразумение. Лёня живой человек и мог ошибиться, как и любой из нас. Он мог не увидеть, ты же знаешь, что у него проблемы со зрением, он именно поэтому перестал работать сам и открыл фирму, которой руководит и контролирует работу других мастеров.

Но Олег упорствовал в своих подозрениях.

– Нет, – твердил он. – Я не верю вам, вы его выгораживаете, потому что он ваш друг, а может, он и с вами поделился?

Ну, это было уже чересчур. Голос Сотникова стал ледяным.

– Если ты подозреваешь Лёню, – медленно проговорил он, – значит, ты подозреваешь и меня, ты мне не доверяешь, и в этом случае я буду считать наши отношения законченными. Видеть тебя больше не желаю. Я ухожу, и больше мы никогда с тобой не встретимся.

Олег испугался, обществом Сотникова и его друзей он дорожил, ценил их знания и те уроки, которые они ему преподносили. И он сдал назад и заявил, что ни в чем никого больше не обвиняет. Во всяком случае, Цырков из этой ситуации вынес убеждение, что Сотников-то, конечно, ни при чем, а Курмышов тем или иным путем поучаствовал в обмане. Он пытался выяснить отношения с Курмышовым, но тот ни в чем не признался и от всего отпирался, а доказательств не было.

И Олег затаил обиду и подозрительность. Он не стал больше ничего выяснять и вообще вспоминать эту историю, внешне вел себя прилично, потому что дорожил обществом ювелиров. Цырков понимал, что если будет задевать Леонида, то его просто-напросто исключат из компании, и ювелирные посиделки снова, как и много лет, будут проходить где угодно, только не в квартире медиамагната.

Но от Алексея Юрьевича не укрылись взгляды, злые и выразительные, которые Олег то и дело бросал на Лёнечку. Не забыл. Не простил. Не поверил.

Так все-таки кто же, Илья или Олег? Кто из них двоих вынес приговор Курмышову?

На этот раз руководство проявило удивительную оперативность, и уже на следующий день дела об убийствах Евгении Панкрашиной и Леонида Курмышова оказались объединены в производстве у следователя Рыженко. Первым вопросом, который Надежда Игоревна поставила перед оперативниками, стал вопрос о знакомстве обоих потерпевших. Антон и Дзюба еще накануне этим озаботились, и к середине дня пятницы, 30 ноября, разочарованно доложили: никаких свидетельств того, что Панкрашина и Курмышов были знакомы или вообще хоть как-то связаны, не нашлось. Проверкой телефонных контактов занимались оперативники с той территории, где был обнаружен труп Курмышова, а Дзюба со Сташисом опрашивали людей.

И ничего. Полная пустота. Но если Панкрашина никак не была связана с ювелиром Курмышовым, то колье из его сейфа ни при каких условиях не могло к ней попасть. А если и попало, то не могло быть возвращено: все время, начиная с окончания приема поздним вечером 20 ноября и до момента убийства утром 21 ноября, было восстановлено буквально по минутам, и места для встречи с ювелиром в этом расписании просто не было.

И тут Роман выдал очередную фантазию:

– Значит, на Панкрашиной вообще было не это колье.

– Не это? – удивился Антон. – А какое? Описание же совпадает, и Дорожкины его уверенно опознали по фотографии.

– Не это, – упрямо повторил Роман. – Точно такое же! Помнишь, нам вчера Борис Соломонович рассказывал, что воруют восковки оригинальных моделей, и эскизы воруют у признанных художников- ювелиров, и идеи. Может, кто-то украл восковки у Курмышова и сделал точно такое же колье?

Антон озадаченно покачал головой. И что только в голову не придет этому парнишке!

– Ну и кто мог украсть? – скептически осведомился он.

– Да кто угодно! – Ярко-голубые глаза Дзюбы горели воодушевлением. – Курмышов же сам только эскиз делал, помнишь, Надир нам вчера сказал, что он после инсульта не мог работать руками, тонкие работы не мог выполнять, поэтому он сделал только эскиз, а все остальное делали на фирме. А фирма у него – двадцать человек! И каждый имел доступ к изделию, и любой из них мог украсть идею, сделать копию эскиза, сделать вторую восковку, да что угодно… А может, Курмышов вообще сделал два колье. Одно у него в сейфе так и лежит, а второе каким-то образом попало к Панкрашиной и было похищено при убийстве. Ведь может же такое быть? Почему нет?

– Ладно, – вздохнул Антон. – Поехали на фирму.

Может, и правда, не такая уж бредовая эта новая Ромкина идея…

На фирме «Софико» их встретили неласково.

– Да что ж это такое! – возмущался невысокий подвижный человечек с морщинистым лицом, представившийся Глинкиным, старшим технологом. – Ваши сотрудники уже приходили позавчера, всю душу из меня вынули, времени столько отняли, а зачем? Ведь ясно же, что Леонида Константиновича никто из нас не убивал.

– А вас никто и не подозревает ни в чем, – заметил Антон.

– Да? – недоверчиво прищурился Глинкин. – А почему тогда приехали вы, а не те мальчики, которые позавчера были?

– А потому, что у нас другие вопросы, – объяснил Антон. – Мы бы хотели поговорить насчет колье, которое Леонид Константинович делал здесь.

– Вот и видно, что ничего вы не понимаете! – возмущенно фыркнул старший технолог. – Вам же ясно