— Ничего я не знал заранее. Просто пришло озарение, когда мы начали проваливаться. Очень не хотелось погибнуть бездарно, вот и додумался, хоть и не был уверен, что сработает.

— Так ты даже не был уверен в успехе? И сказал нам закапываться глубже? — эмоционально возмутился вспыльчивый Ричард, но, помолчав, взял себя в руки. — Ты нам жизнь спас.

— Надеюсь, газ-то еще не прошел. Вы, господа, поменьше двигайтесь. Во-первых, так мы уменьшим потребление кислорода, а во-вторых, скирда целее будет.

Все перестали копошиться.

— А когда газ пройдет? — тревожно спросил Ямадо.

— Не знаю. Облако сильно растянул ветер. Оно может быть и несколько километров в длину, — выдал неутешительный прогноз Галицкий.

— Так нам здесь до рассвета сидеть, дожидаться, пока Ихара со своими головорезами нас тут голыми руками возьмут? — возмутился Ричард.

— Минут через двадцать я рискну выбраться, а там уже посмотрим, — великодушно предложил Николай.

— Не играй в благородство, лучше будет бросить жребий. И это можно сделать прямо сейчас. Я выломаю четыре тростинки — три коротких и одну длинную. Кто вытащит длинную, тот и пойдет наружу первым, — возразил американский летчик.

Послышался треск ломаемого тростника.

— Тут все равно ни шиша не видно, — ответил Галицкий.

— Я пойду, — понял и без перевода Чунто, не знавший английского.

— Тихо! — цыкнул на всех Николай.

Беглецы послушно замолчали. Слышался тихий шорох, который производил явно не человек. Какой-то зверек пробирался сквозь тростник.

«Мышь?» — подумал Николай.

Он пытался по звуку понять, откуда и куда движется мышка. Если она пробирается снаружи, с открытого места, то это означало бы, что газ уже улетучился и опасность временно миновала. Но Галицкий боялся ошибиться. Если мышка так же, как и беглецы, отсиделась в скирде, то она находится в таком же рискованном положении. Шорох продолжался.

— Что там? — шепотом поинтересовался нетерпеливый Ричард.

— Помолчи, не мешай, — почти беззвучно произнес Николай, но американский летчик все же расслышал совет, во всяком случае, притих.

Мышка продолжила шуршать, пробираясь сквозь сплетенные сухие стебли.

«Она сидела вместе с нами, а теперь выбирается наружу», — сообразил поручик, все еще по инерции вслушиваясь в шорох.

И тут звук изменился, послышалось быстрое шуршание лапок, постукивание коготков по мерзлой земле. Мышка бегала! Она выбралась наружу. Теперь оставалось только ждать. Лишь бы не убежала далеко, не затаилась, пробыла рядом пару минут. Как сильно молился об этом сейчас поручик! Вот уж воистину, неисповедимы пути Господни. Жизнь четырех беглецов зависела сейчас от поведения маленькой мышки. Убежит, так и не поймешь, миновало ли облако ядовитого газа. Останется — ситуация прояснится. Повезло, мышка нашла что-то съедобное, стала грызть. Скрежет отчетливо различался. Поручик считал про себя. Прошло три минуты, а мелкий грызун по-прежнему был жив.

— Можно выходить, — радостно сообщил Галицкий на двух языках — английском и японском, чтобы все его поняли.

Он пополз, раздвигая руками стебли, пробираться было нелегко, тростник слежался, утоптался, стебли сильно переплелись, и понять, отчего першит в горле — от газа или пыли — было непросто. Наконец блеснули звезды. Николай осторожно вдохнул. Воздух оказался чист и свеж, как только может быть при минусовой температуре в степи. Испуганная мышка метнулась к скирде, утаскивая за собой добычу — колосок дикорастущего ячменя.

— Ну вот, еще одно приключение мы пережили, — проговорил Галицкий и, запрокинув голову, посмотрел в ночное небо.

Ричард отряхивался. Чунто стоял неподвижно. Ямадо с наслаждением дышал, ноздри его трепетали. Он смотрел на мир так, словно только что родился. Его радовало все вокруг — и небо, и земля. Ямадо нагнулся, зачерпнул пригоршню снега из нерастаявшей кучи с северной стороны скирды и хотел уже взять его в рот. Гортань пересохла, в горле першило от пыли, язык еще ощущал горький привкус отравляющего газа.

— Остановись! — крикнул Николай, подскочил к бывшему камикадзе и ударил его по руке.

Желанный, искристый снег, способный принести облегчение, рассыпался.

— В чем дело? — Ямадо удивленно посмотрел на русского.

— Если бы сейчас светило солнце, ты бы увидел на снегу желтый налет, — объяснил Николай. — Ты бы съел отраву. Понимаешь? Съел бы и сдох.

Ямадо отряхнул ладони.

— Значит, и пить здесь нельзя? У меня язык пересох так, что еле ворочается во рту.

— Почему же «нельзя»? — примирительно сказал Галицкий. — Но делать это надо с предосторожностью.

Он ладонью осторожно снял верхний слой снега, зачерпнул пригоршню чистого, помыл им руки, тщательно вытер их тыльной стороной рубашки. Зачерпнул еще одну пригоршню чистого снега, слепил из него снежок, откусил, как от яблока, и протянул Ямадо.

— Теперь можешь употребить по назначению.

Японец захрустел плотным снегом.

— Не спеши, — вновь остановил его Николай, не хватает еще, чтобы ты заработал себе ангину. — Больной далеко не уйдешь.

Ричард, уже поняв технологию получения чистого снега, старательно жевал его, растапливая во рту. Наконец жажда была утолена.

— Уходить отсюда надо как можно скорее и как можно дальше, — сказал американец. — Чем дальше мы уйдем, тем меньше шансов у Ихара нас настигнуть.

Николай наморщил лоб. Вроде бы в логическом построении Ричарда все было правильно, но червь сомнения точил поручика. Однако другого решения у него не имелось.

— Идти мы будем только по ночам. Днем нас легко обнаружат с самолета, — сказал Николай. — В каком направлении двинемся?

На этот раз задумался и Ричард.

— Идти на юг — это значит возвращаться к нашей тюрьме, — произнес он. — Единственный выход — двигаться на север, к границе с Монголией. Главное, постараться как можно скорее выйти с территории, которую контролируют японцы. Все со мной согласны?

Ямадо возразил:

— В Монголии советские войска. Мне туда дорога закрыта.

— Монголия большая, сумеешь спрятаться, потом что-нибудь придумаем.

— Мне тоже не с руки попадать в руки к Советам, — сказал Николай. — Я для них враг — белогвардеец.

— Значит, север отпадает? — Ричард хмыкнул. — Для меня это лучшее из направлений. Хотя я вас и понимаю. А что думает на этот счет наш монах?

Николай перевел вопрос. Чунто слегка улыбнулся.

— Монах везде найдет себе место для молитвы.

— Выходит, нам придется разделиться? — спросил Галицкий. — Ричард с Чунто двинутся на север, а