— А чем еще он мог оказаться! — с притворным возмущением воскликнула София, довольная тем, что тени скрыли заалевшие щеки.
— Тогда вы, думаю, не будете против, если я немного прогуляюсь по вашим покоям?
— Я не прячу мужчин в своей спальне, — холодно ответила София. — Но если вам мало моего слова — поступайте как заблагорассудится.
— Конечно, вашего слова достаточно, — заверил ее мегадука, вторично порываясь заглянуть царевне за спину. — Но все же не пристало царевне покидать покои в столь ранний час.
— А вы хотите, чтобы я вела себя, как пристало царевнам?
— София, ведите себя, как считаете нужным. Но я умоляю вас об осторожности. Вы — моя нареченная, и моя репутация зависит от вашей.
— Надеюсь, вы не заподозрили меня в желании развлечься интимной интрижкой среди ночи? Я полагаю, что знаю вас, а вы — меня.
— Да, царевна, я хорошо знаю вас. — Нотар посмотрел тяжело, как будто хотел пробуравить взглядом, но вскоре отвернулся. — Беда в том, что не все жители Константинополя знают вас так же хорошо, как я. Прошу вас, София, будьте осторожней. Разрешите мне, по крайней мере, сопроводить вас до места, куда вы направились.
— Спасибо, Нотар, но я могу найти дорогу и сама. У меня есть дело, вас не касающееся.
— Посреди ночи? И что же это за дело?
— Поверьте, Нотар: мне нужно передать важное сообщение. От него зависит судьба Константинополя.
— Я верю вам, доверяю всей душой. Но доверьтесь и вы мне. Разве я хоть однажды обманул ваше доверие? Скажите мне, в чем дело, и я помогу, как сумею.
София замолчала в нерешительности. Возможно, она и ошиблась, не доверяя ему, хоть он высокомерен и обуян гордыней, но все-таки без колебаний отдаст жизнь за свой город.
— Хорошо, я расскажу. Я нашла туннель, ведущий из дворца за стены. И о нем я рассказала лишь синьору Джустиниани. Поскольку он командует обороной города, ему по праву положено было узнать об этом первым. Сейчас он за стенами, в турецком лагере, пытается разведать намерения турок. А я собираюсь сообщить его людям, чтобы они приготовились разрушить туннель.
— Синьор Джустиниани не счел нужным уведомить меня о туннеле?
— Он сам о нем узнал только что. Именно я посоветовала ему не спешить с оглаской — уж вы-то лучше других знаете, как трудно сохранить тайну в этом городе.
— Вы правы, София, спасибо, что рассказали. Позвольте мне передать ваше послание. Улицы ночного города ночью не самое подходящее место для женщины вашего положения.
— Я передам сама. Вы же, если хотите, можете меня сопровождать. В конце концов, я не вольна запретить вам идти, куда пожелаете.
— Я наблюдаю за вами лишь с целью защитить.
— Я и сама могу за себя постоять, — ответила царевна, кладя руку на эфес. — Пойдемте же! У нас мало времени — близится рассвет.
Когда Лонго добрался до укреплений, он услышал, что в лагере началась ожидаемая суматоха. Минуя расположение пушкарей, он подхватил из оставленного без присмотра костра горящий сук и поджег несколько палаток. Те стояли тесно — огонь побежал по ним, как по сухой траве. Орудия смолкли — пушкари остановились посмотреть, в чем дело. Кое-кто уже мчался тушить палатки. Лонго взошел на платформу, где стоял «Дракон». Пушка была огромна: двадцати футов длиной и выше самого генуэзца. Дюжина турок — расчет — стояла подле нее, глядя на разгоравшийся пожар.
— Чего вылупились? — рявкнул Лонго. — Это ж ваши палатки горят! А ну, тушить!
Пушкари немедленно бросились спасать добро. Лонго немного понаблюдал за ними, затем осмотрел пушку, изыскивая способ вывести ее из строя. Провел рукой вдоль ствола, от запального отверстия до жерла, куда закатывали ядра. Можно заклепать — но чем? Вернулся к казенной части орудия. Зарядная камора — цилиндр трех футов длиной, соединенный шарниром со стволом, — была раскрыта. Если ее повредить или вовсе оторвать, пушка станет негодной к стрельбе. Но как?
Лонго отступил, прислонился к бочке, осмотрелся вокруг: лопата, несколько огромных ядер, ворот для их загрузки в пушку, ведро с водой, в нем — тлеющий запал, и — бочки, бочки. Ничего полезного. Стоп… а в бочках-то — порох!
В лагере пушкари управились оттащить целые палатки от полыхавших, изолировав огонь. Пожары скоро догорят, и пушкари вернутся. Лонго уперся спиной в тяжелую бочку с порохом и, оттолкнувшись ногами, перевернул ее. Докатил до «Дракона», оставил, затем подогнал еще две. Глянул на лагерь: огонь шел на убыль, пушкари возвращались. Лонго взялся за лопату, подцепил, выдрал днище у бочки — черный порох хлынул волной. Зачерпнул обеими руками, принялся насыпать дорожку, отвел на несколько футов. Схватил фитиль и уже собрался поджечь, как за спиной раздалось:
— Эй! Ты что делаешь?
Он обернулся и увидел перед собой широкоплечего коротышку, явно не турка. Тот посмотрел на горящий фитиль в руке Лонго, на дорожку пороха, ведущую к трем бочкам у пушки. Дико уставился на генуэзца и зарычал:
— Не смей! Тебя на кол посадят!
Вместо ответа Лонго ткнул фитилем в порох и бросился наутек, к турецкому лагерю. Коротышка поколебался мгновение и кинулся вслед. Лонго успел сделать лишь несколько шагов, когда порох взорвался. Загрохотало, швырнуло наземь взрывной волной, дождем посыпались вздыбленная земля, щепки.
Лонго поднялся, спешно отряхнулся. Посмотрел: державший «Дракона» станок разлетелся на куски. Пушка лежала на помосте, искривленная, безнадежно испорченная, без зарядной каморы — ее начисто оторвало взрывом. Все, «Дракон» свое отрычал.
У основания редута в нескольких футах от Лонго лежал, стеная, коротышка. Вокруг все заполнилось бегущими, вопящими людьми, они спешили к дымившимся останкам великой пушки.
— Быстрей! Зовите лекаря! — заорал Лонго. — Принесите воды!
Пушкари без раздумий повиновались человеку, одетому в форму янычара. Поспешили — а Лонго не торопясь пошел за ними к лагерю и через него. Вокруг суетились, многие побежали к укреплениям, и на Лонго никто не обратил внимания.
ГЛАВА 16
Уильям расхаживал взад и вперед у выхода из туннеля. Уже несколько часов он и двенадцать лучших воинов Лонго ожидали возвращения господина. Ветераны спокойно коротали время за игрой в кости, иные даже вздремнули, но молодой человек никак не мог успокоиться. Ведь уже не мальчик, ему девятнадцать — взрослый, самостоятельный мужчина, способный на большее, чем ожидание в туннеле. Он хотел быть снаружи, вместе с командиром. Уильям глянул на свет, просачивавшийся сквозь загромоздившую выход груду камней. С каждой минутой тот становился все ярче.
— Рассветет скоро, — подумал он вслух.
— Да не волнуйся ты так, — подал голос маленький тощий Бенито, который сидел, прислонившись к стене туннеля. — Лонго — орешек крепкий. Он справится.
Уильям кивнул, но вышагивать, не отводя глаз от прохода, не перестал. Затем свет померк, и сверху раздался голос Лонго, приветствовавшего своих воинов. Через полминуты из узкого прохода высунулась голова, перепачканная сажей — будто втирали ее в кожу и волосы.
— Что случилось? — спросил Уильям.
