замужеству. Хотя, возможно, я зря судила о вас настолько строго.

— Я также не сам выбрал вас, царевна, — ответил Лука Нотар. — Вас предложил мне в жены император. От этой чести я не могу отказаться — но я никогда не хотел понуждать вас к браку, идти против вашей воли. Поверьте мне, я и сам не выбрал бы женщину с таким острым языком. — Он улыбнулся. — Тем не менее, хотим мы того или нет, мы станем мужем и женой. И я бы хотел жить с вами если не в любви, так в согласии. И готов заслужить его.

— Помогите добиться унии — и мое согласие с вами, — заверила София. — А затем, вполне возможно, вы заслужите и любовь.

— Это предел моих мечтаний, — ответил Лука Нотар, низко кланяясь. — Значит, пока уния не заключена, никаких разговоров о браке. Вы согласны?

— Согласна! — с радостью ответила София.

Император Константин стоял у окна зала аудиенций, смотрел на вечернее небо и мял в руках письмо от мегадуки Луки Нотара. После недель сомнений и безответных молитв наконец благоприятное известие! Мегадука написал, что поддержит унию — разумеется, при определенных условиях. С поддержкой Нотара за спиной Константин мог смело принять унию, не опасаясь мятежа на следующий день после ее провозглашения. Вот оно, чудо, на какое он давно надеялся. Теперь можно и обещанное матери сдержать, и — что важнее всего — сохранить поддержку латинян. Любопытно, что же заставило мегадуку передумать? Может, молитвы все-таки возымели действие?

Он снова развернул письмо, взглянул на завершающую часть. Похоже, Нотар и насчет Геннадия передумал. Написал, что больше не считает его подходящим для патриаршего сана. Однако пусть даже мегадука выступил против Геннадия, монаха нельзя сбрасывать со счетов. Если ценой сана можно купить поддержку Геннадием унии, то игра стоит свеч. Имея в союзниках Геннадия и Нотара, можно не принимать во внимание мнение прочей знати и епископов.

Колокол прозвонил вечерню. Скоро явится Геннадий — император призвал его, чтобы предложить патриарший сан. Константин сложил письмо, спрятал в одежде и уселся на трон. Помолился тихо: «Господи Боже, прошу Тебя, даруй мне еще одно чудо сегодня!»

Геннадий явился во дворец в приподнятом настроении. Он был уверен: его призвали, чтобы предложить сан патриарха православной церкви. После стольких лет ожидания он наконец-то станет первым между Богом и людьми на этой земле! Геннадий поспешил в зал аудиенций и обнаружил Константина сидевшим на троне. Подошел, склонился низко.

— Добро пожаловать, Геннадий! — приветствовал император.

— Ваше величество, для смиренного монаха — высочайшая честь быть призванным пред ваши августейшие очи!

— Я призвал тебя обсудить церковные дела. Как ты знаешь, патриарх Мамма в Риме, церковь осталась без главы. Так продолжаться не может.

Константин замолчал, подыскивая вернейшие слова.

— Уния была предметом жестокого раздора между нами, но мы ведь не враги с тобой. Я пригласил тебя, чтобы испросить помощи.

— Ваше величество, я сделаю, что смогу.

— Синаксис видит в тебе вождя. Если кто-нибудь и сможет призвать его поддержать меня, так это ты.

Геннадий поклонился в знак благодарности, но счел за лучшее промолчать.

— Геннадий, согласен ли ты возглавить церковь?

— Я всего лишь монах. Но знаю: мой долг — стремиться к вящей славе церкви Господа нашего и занять любой пост, какого потребует служение Господу.

— Я предлагаю тебе патриарший сан, но при условии, что ты убедишь епископов Синаксиса поддержать унию с Римом.

Геннадий уже хотел сказать, не дослушав: «Если на то воля Божья, я согласен», — но слова замерли на губах, когда до него дошел смысл императорской речи. Если принять эти условия, патриарх константинопольский сделается всего лишь марионеткой императора, куклой Папы Римского, бессильным и ничтожным — как Мамма.

— Ваше величество, ни епископы, ни знать не поддержат унии!

— Ошибаешься. Мегадука Нотар решил поддержать унию. Даже он понял: это наша единственная надежда.

Геннадий покачал головой. Увы, даже Нотар в конце концов изменил. Несомненно, тому виной влияние настырной и наглой принцессы Софии. Придется разбираться и с нею.

— Нотар — воин, а не человек церкви, — заметил монах. — Синаксис не так просто убедить. Когда речь идет о спасении души, нельзя идти на компромисс.

— Если ты объявишь о принятии унии, епископы смирятся! — упорствовал император. — Я понимаю, что это означает подчинение Папе, но лучше сдаться Западу, чем быть поставленными на колени перед турками!

— В самом деле? Я в этом не уверен.

Константин посуровел.

— Монах, эти слова пахнут изменой.

— Ваше величество, конечно же нет. — Геннадий низко склонился. — С Божьей помощью я не паду на колени ни перед Папой, ни перед султаном. Но я всегда подчиняюсь Господней воле. Я уже отказался от сана епископа, чтобы лучше служить Ему монахом. Если воля Господня в том, чтобы я смиренно и скромно служил Ему, я откажусь и от патриаршества.

Жестокие слова, но лучше быть монахом, чем бессильным патриархом.

— Что поделаешь. — Константин вздохнул. — Я понимаю твое нежелание унии, но я не отказываюсь от своих слов. Геннадий, мы не враги, помни об этом. Можешь идти.

Геннадий поклонился и вышел.

Какой же Константин глупец! Геннадий усмехнулся — ведь император падет, и рухнет всякая надежда на унию. Он, монах Геннадий, погубит нынешнего недалекого правителя. По пути к монастырю Христа Пантократора монах принялся обдумывать письмо к великому визирю Оттоманской Порты Халилю- паше.

Февраль — март 1451 г.

Эдирне

Гордо выпрямившись и глядя перед собою, Мехмед въехал во врата Эдирне. Посмотреть на наследника трона и его свиту собралась большая толпа, но настроение было отнюдь не праздничным. Султан Оттоманской империи Мурад лежал при смерти, и его болезнь ни для кого не являлась секретом. Лица смотревших на Мехмеда были угрюмы. Никто не приветствовал наследника.

Мехмед тоже не радовался, терзаемый мрачными раздумьями. Две недели назад Ситт-хатун родила сына Селима, а в руках умелой и коварной матери ребенок становился могучим оружием в борьбе за трон. Но Селима он не любил еще и потому, что ребенок напоминал о первенце Мехмеда, Баязиде, и его матери Гульбехар. Хотя знак неверности Гульбехар, кумру кальп, лежал на сердце молодого султана, Мехмед все еще тосковал по своей кадин. Представлял ее в объятиях отца — и сердце снова и снова пронзала боль. Даже неизбежная смерть Мурада ее не заглушит.

Мехмед подъехал к султанскому дворцу, Эски-Сараю, спешился во дворе. На ступеньках ожидал великий визирь Халиль с толпой главнейших советников, визирей и евнухов. Когда Мехмед приблизился, все дружно поклонились.

— Ваше высочество, мы так рады вас видеть! Хвала Аллаху, вы прибыли в добром здравии!