– Да. Всего лишь страшный сон.

С дуба над ними заухала сова. У Лиски был все еще озабоченный вид. Конечно, Джекоб.

С тех пор как она узнала правду, смерть ей мерещится в любом твоем насморке.

Он взял ее руку и положил себе на сердце.

– Слышишь? Бьется. Ясно и ровно. Может статься, проклятия фей действуют только на тех, кто родился по эту сторону зеркала.

Лиска попыталась улыбнуться, но вышло не очень убедительно. Они оба знали, о чем она подумала: его брат был вовсе не из этого мира, а кожа его все-таки превратилась в нефрит.

Четыре дня назад они покинули месторождение и с тех пор на отдых почти не останавливались. Что означали надписи на полу в склепе, Джекобу было более или менее понятно, но доказательство этому они получат лишь тогда, когда в руках у них окажется арбалет. То, что голова, сердце и рука мертвеца понадобились, чтобы что-то спрятать, они оба поняли, едва увидали изуродованный труп, – это было очень распространенное колдовство. Но то, что Гуисмунд таким образом спрятал не только арбалет, им поведали алебастровые слова. Они с Лиской крутили их и так и эдак и сошлись на том, что они могли значить только одно.

У Истребителя Ведьм было трое детей. Когда их отец лежал на смертном одре, его старший сын Фейрефис (или Файрфист, Огненный Кулак, как он себя позже именовал) притязал на корону Альбиона, располагавшегося к западу. Его младший брат Гарумет, тот, кого якобы спас арбалет, сделался королем Лотарингии, южной части владений Гуисмунда, а единственная дочь Гуисмунда Оргелюза основала династию императоров аустрийских на востоке, выйдя замуж за одного из рыцарей своего отца и родив от него двух сыновей.

Фейрефис получил голову своего отца. Гарумет – руку. Оргелюза – сердце.

Нетрудно было догадаться, что здесь имеется в виду арбалет.

Все дети Истребителя Ведьм родились во дворце, который Гуисмунд приказал выстроить в верхней части Мертвого Города, но на том месте, где он стоял, после его смерти осталась только пустая площадка. Чтобы скрыть арбалет, Истребитель Ведьм сделал так, что дворец исчез, а три жутких ключа к разгадке тайны доверил своим детям. Безумие, владевшее им в последние годы жизни, утвердило его в мысли, что таким образом он установит между ними мир, но это его желание так и не исполнилось. Они ненавидели друг друга так же яростно, как и своего отца. Некоторые предания утверждают, что их мать была ведьмой и стала причиной ненависти Гуисмунда ко всем остальным ведьмам. В других рассказывается, что ведьмой была вторая его жена; она-то и поведала ему про средство, сделавшее его чародеем.

Как бы то ни было, а дети Гуисмунда сражались друг с другом, однако разгадать загадку своего отца не смогли и надписи в склепе, видимо, вовсе не читали. Но Бастард надписи видел, и Джекоб не питал ни малейших иллюзий относительно того, что гоил их не расшифровал. Оставался только вопрос, кто из них в поиске трех ключей окажется проворнее.

Голова, рука, сердце. Запад, юг, восток.

Лиска предложила пуститься сначала в самый далекий путь. Иными словами, в Альбион. Если счастье им улыбнется, они уже через два дня прибудут туда – только бы ходили корабли.

В начале года частенько случалось, что штормы задерживали их в гавани. Месяца два-три, может быть, меньше. Времени в обрез, даже если Бастарду не удастся первым найти ужасное наследство Гуисмунда.

Лиска вынула рыжее платье из седельной сумки.

– Как ты думаешь, на кого Бастард работает?

Она все еще превращалась почти каждую ночь, хотя уже и сама заметила, как сильно сокращает лисий мех ее годы. Но она была права: это ее дело и Джекоб не должен вмешиваться. Ни ради матери, ни ради Уилла он не отказался от вылазок за зеркало, и не отказался бы от них даже в расчете на менее опасную и, может быть, более продолжительную жизнь. Есть вещи, которых сердце жаждет так сильно, что рассудок оказывается лишь беспомощным наблюдателем. Сердце, душа, что бы это ни было…

– Насколько мне известно, по большей части на Ониксов, – сказал он, вытягивая из седельной сумки оловянную миску, которая его уже не раз избавляла от перспективы ложиться спать на голодный желудок. – Его отец был одним из самых знатных лордов. В случае если Бастард найдет арбалет, у гоилов, пожалуй, скоро появится другой король.

Миска наполнилась хлебом и сыром, едва Джекоб потер ее рукавом. Настоящего голода он не испытывал, просто боялся заснуть и опять оказаться в лесу, где бежал за своим отцом. Его рассудок отмахивался от этой мысли, но она свербила, как досадное нашептывание: Ты и в самом деле умрешь, так с ним и не увидевшись, Джекоб.

Лиска сбросила человеческую одежду и снова переоделась в лисье платье. Оно сделалось ее второй кожей и шелковисто поблескивало, совсем как в тот день, когда Джекоб впервые ее в нем увидел.

– Джекоб…

– Что? – Он не мог отвести глаз.

– Ляг поспи. Мы уже столько дней не останавливались на ночлег. Паром ведь отходит только завтра.

Она права. Он взялся за свой рюкзак. Где-то у него припасено снотворное из другого мира. Кажется, таблетки были с ночного столика матери. Она много лет страдала бессонницей. Он поднял визитную карточку, выпавшую из рюкзака на покрытую инеем траву. Норебо Джон Ирлкинг. Странный незнакомец, поручившийся за него на аукционе и воспылавший интересом к пропыленному наследству его семейства.

Лисица поменяла облик и теперь вылизывала шерсть, словно хотела во что бы то ни стало изгнать человеческий запах. На одно мгновение она прижалась к нему, как прежде, когда под лисьей шкурой еще скрывался ребенок. Когда он нашел ее в капкане, они оба были детьми. Джекоб почесал ее за острыми ушами. Такая красавица. В любом из образов.

– Будь осторожна. Охотники уже в пути.

Словно ей надо было об этом напоминать.

Она легонько куснула его за руку – лисий способ продемонстрировать свою любовь – и бесшумно скрылась на невесомых лапах среди деревьев.

Джекоб уставился на визитку, которую все еще держал в руках. Надо было попросить Уилла побольше разузнать про его странного благодетеля. И где были его мозги?

Да, Джекоб, где? Смерть уже сидит у тебя на закорках. Норебо Джон Ирлкинг подождет. Даже если тебе не по нраву цвет его глаз.

Он бросил карточку в траву. Месяца два-три… Два дня на пароме – и кто знает, сколько времени еще, – чтобы отыскать в Альбионе голову. Потом обратно в Лотарингию и в Аустрию, на поиски сердца и руки. Сотни миль со смертью на закорках. Вполне может статься, он получил этот свой последний шанс слишком поздно.

Ветерок, пробежавший по его мокрой от пота рубахе, принес с собой вонь близкого болота. Две луны исчезли за темными облаками, и мир вокруг на миг показался таким мрачным и чужим, словно хотел напомнить ему, что он здесь в гостях.

Где предпочитаешь умереть, Джекоб? Здесь или там?

Ветер сдул в огонь несколько вялых листьев, а с ними и карточку Ирлкинга.

Она не горела.

Листья, лежавшие сверху, рассыпались в прах, но визитка осталась невредимой, такой же, какой Ирлкинг ее сунул ему в руку. Джекоб обнажил саблю и поддел карточку острием из пламени. Подняв визитку, он обнаружил, что бумага оставалась белоснежной.

Волшебная вещица.