удивительном путешествии. Видя мое плачевное состояние, какая-то добрая душа из толпы вызвала «скорую помощь», меня доставили в больницу и уложили в постель. Я смотрелся чрезвычайно живописно: мой черный клюв великолепно контрастировал с ослепительной белизной простынь. Врачи и сестры милосердия трогательно ухаживали за мной и утешали меня в часы невыносимых страданий. Суди сама, сколь серьезна была моя рана: осмотрев ее, один из врачей сказал, что она «поверхностна».

— По мне, не так уж это и плохо, — сказала жена. — У тебя, по-видимому, просто царапина. Будь твоя рана серьезной, ты бы не смог так скоро вернуться домой. Но, поверхностна она или нет, я рада, что ты жив и здесь со мной. Я всегда скучаю, когда тебя нет. Не знаю почему, но скучаю.

С этими словами она прижалась головой к его шее и слегка ткнула его клювом. Потом они позавтракали и спустились в полынью поплавать.

А повязку лебедь снял и забросил подальше.

С каждым днем Луи и Серена любили друг друга все сильнее. Когда пришла весна, они полетели на север. На шее Луи висела труба, дощечка, мел и медаль; Серена летела налегке. Теперь, когда ни работать, ни копись деньги уже не надо было, Луи чувствовал огромное облегчение. Мешочек с деньгами больше не оттягивал ему шею.

Лебеди спешили к своему будущему дому, и земля стремительно проносилась в десяти тысячах футов под ними. Наконец они прибыли на маленькое озеро, затерянное среди нехоженых лесных дебрей, — то самое, где Луи родился и вырос. Это было настоящее чудо — вернуться с возлюбленной туда, где когда-то впервые взглянул на свет Божий. Луи сопроводил Серену по всему озеру: показал ей островок, где было материнское гнездо, бревно, на котором сидел Сэм Бивер, когда маленький Луи развязал ему шнурок, не умея сказать «ко-хо». Серена слушала, как зачарованная. Они любили друг друга. Все вокруг дышало весной. Лягушки просыпались от долгой спячки. К новой жизни пробуждалась черепаха. Бурундук чуял, как по ветвям деревьев пробегал первый теплый ветерок, нежный и ласковый, совсем как в ту весну, когда мать и отец Луи прилетели на это озеро выводить птенцов.

Солнце уверенно и властно посылало свои горячие лучи прямо на землю. Лед таял; озеро покрылось полыньями, словно рваными заплатами. Обновлявшийся мир пронзал Луи и Серену острым чувством восторженного удивления и смутных надежд. В воздухе разливался терпкий запах земли, просыпавшейся после зимнего сна. Деревья одевались крохотными зелеными почками; почки день ото дня набухали. Приближалась лучшая, более спокойная пора. На озеро прибыла чета диких уток. Прилетел воробышек и зачирикал: «Как чудесна Канада, Канада, Канада!»

Для гнездовья Серена выбрала старую хатку мускусной крысы — она поднималась над водой как раз на должную высоту. Мускусные крысы строят свои дома из глины и веточек. Луи надеялся, что жена устроит гнездо на том же самом месте, где когда-то было гнездо его матери, но у женщин всегда свои причуды: они любят все делать по-своему, а Серена и подавно знала, что делает. Луи был так рад, когда увидел, что она занялась постройкой гнезда, что место не имело значения. Он поднял к клюву трубу и сыграл первые несколько строчек из старой песенки: «Как славно быть женатым, быть женатым, быть женатым!..» Потом отложил трубу и принялся помогать Серене, поднося кусочки мха и щепотки сухой травы.

Шел ли дождь, сияло ли солнце, в холода и в погожие дни лебеди были равно счастливы друг с другом. Когда подошло время, в гнезде появились яички, а вскоре вылупились птенцы — четверо лебедят. И первым звуком, который малыши услыхали, придя в этот мир, был чистый, мощный голос трубы их отца.

«Прекрасно буйство вешних дней…» — пела труба.

На меленьком озере, спрятавшемся глубоко в северных лесах, потекла веселая, полная забот и развлечений жизнь. Изредка в гости наведывался Сэм Бивер, и тогда взаимной радости не было конца.

Луи никогда не забывал о своих былых занятиях, о старых друзьях и обещании, данному Заведующему Птичьим питомником в Филадельфийском зоопарке. Шли годы, но каждую весну Луи и Серена прилетали на свое лесное озеро, строили гнездо и выводили птенцов. И каждый год на закате лета, когда лебедята меняли детский пух на маховые перья и были готовы испытать силу и выносливость своих крыльев, Луи брал всю семью в путешествие по Америке. Сначала они летели в лагерь «Кукускус», где он однажды спас жизнь Эпплгейту Скиннеру и был награжден медалью. Сезон в лагере бывал к тому времени уже окончен, но Луи нравилось снова и снова прилетать сюда, осматривать давно знакомые места, вспоминать мальчишек и свой первый заработок горниста.

Затем лебеди летели в Бостон, где их всегда шумно встречали на Лебединой лодочной станции. Луи прочищал трубу, шлифовал ее до блеска и плыл впереди лодок, играя «Как глубоко наше море». Бостонцы, заслышав знакомые мелодии трубы, сбегались в Городской парк. Лодочник устраивал Луи и Серену ночевать в отель «Риц», а птенцы оставались на пруду под его присмотром. Серена обожала «Риц». Она поглощала дюжины сандвичей с морской капустой, с удовольствием глазела на себя в зеркала и с наслаждением плескалась в ванне. Пока Луи стоял у окна и смотрел вниз на Городской парк, она разгуливала по номеру и забавлялась, щелкая выключателями. Потом они забирались в ванну и засыпали.

Из Бостона Луи вел семью в Филадельфийский зоопарк и показывал им Птичий пруд. Там его сердечно встречал Заведующий Птичьим питомником. Если зоопарку требовался молодой лебедь-трубач для пополнения коллекции водоплавающих птиц, Луи оставлял там одного из своих, птенцов, как и обещал. Спустя несколько лет они повстречали там и Сэма Бивера. Как только Сэм стал достаточно взрослым, он пошел работать в зоопарк. Он и Луи всегда были рады друг другу. Луи доставал дощечку, и они подолгу беседовали, вспоминая прежние времена.

После Филадельфии Луи с женой и детьми направлялся к югу: перед ними простирались бескрайние саванны, где на сырых берегах рек дремлют аллигаторы, а высоко а небе парят грифы. Потом лебеди возвращались домой и проводили зиму на Красных Скалистых озерах Монтаны, в прелестной тихой Столетней Долине, где всем лебедям-трубачам живется вольно и спокойно.