— Невероятно, — поразился Хендрикс. — Напоминает любовь в старших классах.

Тэд Нэшфорд с «гражданской» Лидией, Слим и Вероника Такеры, Франсин Хендрикс, Летти и Ленор Нокс засмеялись. Даже Джин и Марша улыбнулись. Чарли почувствовал свое превосходство над всем этим сборищем горожан. Те вечно отпускают шуточки по поводу того, что происходит в племенном загоне. А ведь на самом деле ничего, ну абсолютно ничего смешного нет.

Кобыла стояла со слегка разведенными голенями. Под ее закрученным хвостом виднелась удивительно огромная, мягкая и влажная щель, окруженная темно-бурой плотью. Щель сокращалась, то раскрываясь, то закрываясь. Это была вульва; у возбужденной кобылы она сокращалась сама по себе.

— Бог мой! — воскликнула Летти. — А это что такое?

— Кобыла «подмигивает», — пояснил Чарли.

— В самом деле? — Летти недоверчиво хохотнула своим прокуренным контральто.

— Ну да, — ответил Крокер без тени иронии в голосе, давая гостье понять, что нисколько ее не разыгрывает.

Тем временем один из конюхов обтирал сокращавшуюся щель, то и дело погружая губку в ведро у ног. В ведре был разведен специальный раствор. Чарли объяснил, что это для здорового зачатия. Половые органы кобылы должны быть обеззаражены — мало ли какая грязь на морде жеребца. Летти и остальные наблюдали с нескрываемым интересом.

Джонни Гройнер подошел к Чарли:

— Кэп, пора бы уж… Самое время для Сая.

Ричман, смотревший на Гройнера, перевел взгляд на Чарли.

— Сай — это племенной жеребец, — пояснил Крокер. — Официальная кличка — Первый Прикуп. Промеж собой мы зовем его Сай.

— Первый Прикуп… — задумчиво повторил Ричман. — Что-то знакомое…

— Одно время выставлял его на бегах, — сказал Чарли. — Шесть лет назад Сай выиграл конкурс среди лошадей своей породы. — И уже Гройнеру: — Ладно, Джонни, схожу за ним.

Чарли вышел из загона; ему показалось, что сказанное произвело должное впечатление на Ричмана. Да и на всех остальных тоже.

Как только Крокер оказался снаружи, он тут же почувствовал, до чего припекает. Солнце светило так ярко, что некоторое время глаза привыкали к свету. Сильно заболело колено; Чарли подумал, уж не от волнения ли.

Прямо позади загона стоял черный жеребец. Это был огромный конь, настоящее чудовище. Конюх Клинт удерживал жеребца, схватив его за повод покороче. Жеребец переступил ногами и попытался выгнуть шею, его шкура заиграла на солнце переливами. Темное лицо Клинта уже блестело от пота — нелегко было довести лошадь от конюшни до загона. Конь начал всхрапывать и взметывать голову. Клинт, крупный парень, лет на двадцать пять моложе Чарли, едва удерживал его. Мощный конь уже не раз совершал путешествие из конюшни к племенному загону и прекрасно понимал, что его ожидает.

— Тпру-у-у!.. Да он на взводе, кэп Чарли!

— Он всегда такой, Клинт. А сколько раз его так вот водили… Я-то думал, он поспокойней станет, ан нет!

— Да уж, кэп… А все же знаете… сегодня он — ну очень на взводе. Вы бы поосторожней с ним… когда он в загоне-то окажется…

Чарли оглядел жеребца:

— Ну, давай теперь я, Клинт…

Стоило только Крокеру взяться за повод, как он понял — со зверем придется потягаться. Жеребец начал выпрямлять шею, и Чарли пришлось дернуть за повод, чтобы не дать коню поднять голову.

— Хэйо-о! Сай! Хэй… хэй… Будет тебе!

Последние слова прозвучали глухо и жестко — Чарли решил не только коня приструнить, но и произвести впечатление на Клинта. Он перехватил повод поближе к морде жеребца. Чистокровные рысаки легко возбудимы, и если чуть ослабить хватку, могут укусить. Эх, надо было распорядиться, чтобы его взнуздали… Тогда бы в пасти жеребца оказался мундштук и с ним было бы легче совладать. Ну да чего уж теперь… Так он, кэп Чарли, еще, чего доброго, потеряет лицо.

Не успел Крокер довести жеребца до входа, как тот, издав звук, похожий на стон, начал с силой втягивать ноздрями воздух и затанцевал, перебирая ногами вбок. Чарли едва удержал коня — аж мышцы на плече вздулись. Он вдруг с ужасом подумал о том, что случилось бы, догадайся животное об истинной силе человека, имей оно собственную волю. Тогда бы никто не встал у коня на пути. А вдруг он, кэп Чарли, не удержит Сая?! Вдруг это случится сейчас, на глазах у гостей?! Вдруг… Да что это с ним? Раньше он о таком не задумывался.

— Сай! Хэйо-о! Хэй-о!

Крокер ввел коня внутрь; жеребец-производитель втянул ноздрями крепкий, все перекрывающий запах течной кобылы и устроил настоящее шоу: всхрапывал, играл мощными мышцами плеч, сгибал шею дугой и снова распрямлял ее, тянул голову вперед и отводил назад, мелко перебирал задними ногами и тихо ржал. В его ржании слышались гнев, мука, отчаяние и предвкушение. Будь у жеребца связки помощнее, он бы зазвучал как десять труб. Жеребец скалился, закатывал глаза, снова ржал… Этот огромный конь как будто обезумел. Чарли со стиснутыми зубами делал вид, что полностью владеет ситуацией, хотя на самом деле удерживал жеребца из последних сил. Войдя с улицы, он не сразу привык к полумраку: столб яркого света… кобыла в загоне… конюхи… Наконец боковым зрением он различил Летти, Уолли, Серену, Ричманов, остальных гостей — все столпились и смотрели на них глазами размером с блюдце. Опуская жеребцу голову, Чарли почувствовал, как огромное животное дрожит от… вожделения! Глянув на свои руки, Чарли увидел, что они дрожат от напряжения. Заметно ли это гостям? Осталось двадцать футов… до столба света… где кобыла… кобыла и — слава тебе, господи! — Джонни Гройнер с людьми… Чарли продвигался, борясь за каждый дюйм. От слепящего света и тяжелого запаха влажной плоти у него кружилась голова.

— Ну, Джонни, — задыхаясь, выговорил Чарли, — он… он… такой… заведенный… — Крокер никак не мог отдышаться, — …ишь, стервец похотливый!

— А другим я его, кэп Чарли, и не видал, — ответил невысокий Гройнер. Повернувшись к двум черным помощникам, он распорядился: — Ну, парни, начали!

Один взялся за повод, другой схватил недоуздок. Чарли очень хотелось, чтобы Ричман, Уолли и все остальные заметили — он один справлялся со всхрапывающим жеребцом, которого впору сдержать только двоим. Крокер подошел к гостям. Он вдруг заметил, что все еще дышит натужно, а ведь прошел каких-то сорок-пятьдесят ярдов. Чарли глубоко вдохнул, расправив грудь. А все-таки у него получилось! Довел-таки зверюгу, и старым дурнем себя не выставил. Чарли казалось, будто частица мощи жеребца передалась ему.

Теперь оба животных, кобыла и жеребец, стояли в столбе света, а рядом с ними были Джонни, его закадычный друг Бонни и шестеро конюхов. Не только низкорослые австралийцы, но и высокие чернокожие конюхи выглядели песчинками на фоне двух огромных животных. У всхрапывающего и поигрывающего мышцами жеребца быстро набухал пенис. Он казался непомерно большим, темным и таящим в себе угрозу кожаным кнутом, свисающим между ног. Жеребец трубил, ржал, всхрапывал, демонстрируя свою силу.

Джонни встал по центру, жестикулируя, как дирижер симфонического оркестра — сначала в сторону жеребца, потом — кобылы.

— Так, Алонсо, заводи ее!

Трое конюхов в загоне начали вытеснять кобылу из закута. Вульва у кобылы продолжала сокращаться; путы на ногах замедляли шаг. Когда она вышла, конюхи развернули ее к жеребцу задом; кобыла беспокойно дергалась, трясла головой, шевелила подвязанным хвостом. Жеребец бесновался: раздувал ноздри, вращал безумными глазами, его огромное черное тело содрогалось в волнах вожделения. Конюхи едва удерживали животное. С гостей слетело показное равнодушие; даже Бичем Нокс и Вероника Такер, между которыми не было ничего общего, встали рядом — странники, загнанные бурей на необитаемый остров. Вожделение! Животная страсть! И жеребец, и кобыла каждый весили под тонну, раз в десять больше здоровяка Билли Басса и раз в пятнадцать больше любой женщины из этой кучки толстосумов, сбившихся гуртом на земляном полу племенного загона.