Движение каким-то чудом возобновилось, парни и девицы быстро попрыгали в свои авто, и машины снова поползли по Пидмонт-авеню. Однако это ничуть не испортило веселья — черная красотка успела посмеяться над этими важными индюками в смокингах. Она скользнула на сиденье «камаро» рядом с довольным толстяком, виновником всеобщего хохота, как раз вовремя — когда рассосавшаяся, наконец, пробка положила веселью конец.

У Роджера Белого все еще колотилось сердце — от страха перед возможными последствиями этой выходки и от возбуждения, которое заставило его, примерного семьянина и гражданина, взглянуть на себя совсем другими глазами. Однако он справился с эмоциями и, отделившись от общего потока, свернул на Монингсайд-драйв.

Роджер помчал к Ленокс-роуд, затем в северную часть города, делая большую петлю вокруг Ленокс- сквер, наверняка наводненной черной молодежью. И на приличной скорости въехал на Хэбершем-роуд, что около Уэст-Пэйсес-Ферри; он опаздывал всего на одиннадцать минут.

«Вот это да! Вот так местечко!» Уже смеркалось, но было еще довольно светло, чтобы разглядеть улицу. Воистину Технологический устроил тренеру Макнаттеру королевский прием. Недавно учрежденный «Стингерс-клуб», в котором собрались горячие поклонники футбола из бывших студентов института, присовокупил к обычной ставке футбольного тренера солидную надбавку в восемьсот семьдесят пять тысяч долларов в год и переманил великого Макнаттера из Алабамского университета. В качестве же довеска к надбавке клуб пообещал тренеру дом в Бакхеде, причем совершенно бесплатно. Да не просто в Бакхеде, а на Хэбершем-роуд — в лучшей части района. Лужайки здесь высились как огромные зеленые груди, и на каждой такой «груди» стояло по дому столь внушительных размеров, что иначе как особняками их и не назовешь… Повсюду росли высокие деревья… настоящий девственный лес, а не выращенные саженцы. Густые кусты самшита были так идеально подстрижены, что при одном взгляде на них мерещился долетавший издалека лязг секаторов. Но вот заросли кизила… они были выше всяких похвал. В этом году весна в Джорджии припозднилась, и цветки кизила только-только распустились, красуясь во всем своем великолепии. В сумеречную пору, прямо как сейчас, виднелись четкие бордюры белых цветков, тянувшиеся от одной зеленой «груди» к другой, от одного особняка к другому, от владения к владению — словно некое божество украсило самый воздух этого восхитительного места, отмечая обитателей Бакхеда как избранных помазанников своих. И эти наделенные правом белые цепко держались за все, что только могла предложить им Атланта. В юго-западной части города, в Каскадных высотах и Ниски-лейк. где жил Роджер Белый, а также другие преуспевающие черные — юристы, банкиры, управляющие страховыми компаниями, — тоже имелись большие дома, некоторые даже с колоннами… и широкие газоны, и кусты кизила… Однако все это было не то. В Ниски-лейк не увидишь такие огромные лужайки-«груди», да и кизил вроде как цветет победнее, не то, что эти райские кущи.

Роджер Белый повел «лексус» по подъездной аллее, поднимавшейся к огромной лужайке Макнаттера. Сквозь заросли цветущего кизила дом напоминал особняк наподобие тех, что встречаются во французской провинции; из высоких окон верхнего и нижнего этажей лился мягкий свет. На макушке холма дорога, обсаженная мышиным гиацинтом, лихо заворачивала прямо перед парадным входом. Роджер Белый припарковался неподалеку. Пока он шел к дверям, ему вспоминались всякие истории. Про черных, которых задерживала не только полиция, но и частные патрули района… всего лишь за то, что те осмеливались ступить ногой на эту священную землю, граничившую с неприкосновенной улицей белых — Уэст-Пэйсес- Ферри.

На звонок открыл сам Макнаттер. Роджер Белый никогда раньше не встречался с тренером, но тут же узнал его. Лицо тренера успело примелькаться на телевидении и в прессе. Это был настоящий южанин, белый спортсмен, которому перевалило за сорок, любитель колбасного фарша и темного пива; лицо у него было гладким, и вид он имел довольно упитанный. Широкая шея, вздымавшаяся над воротником желтой рубашки-поло, надетой под голубой пиджак, казалась накрепко припаянной к плечам. Макнаттер представлялся огромным цельным куском мяса, с ног до головы. Копна волос необычного серебристо- блондинистого цвета, уложенных мелкими пружинистыми волнами, открытым текстом говорила о том, что эта красота обошлась почти в сотню долларов, не меньше. Прическа была уложена идеально — волосинка к волосинке. На фоне широкого, гладкого лица и шеи глаза и рот казались невероятно маленькими, однако они прямо-таки засветились радостью при виде юрисконсульта Роджера Белла, этого черного, прибывшего субботним вечером в сорок две минуты восьмого.

— Мистер Белл! Рад вас видеть! — воскликнул тренер. И сунул Роджеру свою огромную руку. — Я — Бак Макнаттер.

Роджер Белый протянул свою руку, и она целиком утонула в ладони тренера, от чьего крепкого пожатия которого он болезненно поморщился.

— Очень, очень благодарен вам, что пожертвовали своим временем и приехали! Особенно, — у Макнаттера это прозвучало как «собенно», — в субботу вечером!

— Ну что вы, что вы… — запротестовал Роджер Белый.

Макнаттер из кожи вон лез, выражая свою признательность, и Роджер даже не стал извиняться за опоздание на двадцать минут.

— Да вы проходите, проходите! — засуетился тренер. И через плечо: — Эй, Вэл, к нам пришли!

Вэл оказалась блондинкой. И моложе тридцати, если Роджер что-либо смыслил в женском возрасте. Все в ней, особенно манера сдвигать при смехе брови к переносице, намекало на шаловливые заигрывания. Она вышла из боковой комнаты, всем своим видом выражая ту же невероятную радость, что и ее муж.

— Вечер добрый! — прямо-таки пропела она.

— Мистер Белл, познакомьтесь, это моя жена, Вэл!

Они с Вэл пожали друг другу руки. Окруженный морем лихорадочных улыбок, Роджер и сам вынужден был улыбаться в ответ. Хотя прекрасно понимал, что все это значит — в Атланте ему частенько приходилось встречать таких, как Макнаттер. Тренер — типичный белый южанин, из Миссисипи. А в Миссисипи дела обстоят даже хуже, чем в Джорджии — там живут самые что ни на есть белые, из самой что ни на есть глубинки. Однако Макнаттер решил для себя, что раз уж приходится иметь дело с ниггером, вернее всего — притвориться цивилизованным и обращаться с тем, как с равным. (Что, конечно же, полностью подтверждает теорию Букера Вашингтона.)

— Мистер Белл, пройдемте в библиотеку, — пригласил Роджера Макнаттер.

Улыбка тут же слетела с его упитанной физиономии. Более того, сама физиономия сделалась какой- то несчастной. Видно, он хотел перейти к тому самому делу, ради которого, собственно, и позвал юрисконсульта Белла в особняк на Хэбершем-роуд.

— Может, выпьете чего-нибудь? — спросила молоденькая миссис Макнаттер. Она произнесла фразу с таким воодушевлением, что на долю секунды улыбка блондинки показалась Роджеру призывной, он даже не сразу сообразил, о чем та спросила.

— Э-э… нет. Нет, спасибо, — наконец нашелся он.

— Уверены? Ну, тогда не буду вам мешать. Библиотека была обита темными панелями — может, красное дерево, а может, орех, и серебряных кубков, призовых наград и стеклянных статуэток на полках стояло гораздо больше, чем книг. Из-за темного дерева, приглушенного света и блеска спортивных трофеев Роджер Белый не сразу заметил, что на мягком кожаном диване кто-то сидит. Длинные ноги широко расставлены, расслабленные руки лежат на сиденье дивана. Темнокожий бритоголовый парень с молочно- белыми белками глаз смотрел тяжелым, угрюмым взглядом. Роджер Белый сразу узнал парня — личность куда более известную, чем Макнаттер. Перед ним была знаменитая на всю Америку футбольная звезда Технологического — защитник Фарик Фэнон, которого в прессе и на телевидении окрестили Бомбардиром. Парень был из местных, гордость Блаффа, самого бедного района Атланты — он вырос в одном из кварталов Инглиш-авеню. Даже при таком неярком свете физическая мощь сидящего развалясь парня