Женщина хмыкнула:
— Мне платят не за то, чтобы я разбирала — разумно поступают водители или неразумно. Да никаких денег не хватит, чтобы за такое платить.
Ее тирада вызвала гул одобрительных «Во-во!» и «Точно!». Чувствуя такую поддержку, толстушка осмелела. Обычно уличная толпа выступала против тех, кто выписывает штрафы, но эта контролерша завоевала симпатию зевак своим острым язычком. И она пошла дальше:
— Моя работа — следить, чтобы машины не парковали в неположенных местах. А в случае такой парковки вовремя отгонять их. Здесь же налицо все мыслимые и немыслимые нарушения — и тебе красная зона, и гидрант, и колеса на тротуаре… Отсюда и эвакуатор.
— У-у-у! А-а-а! Точно-точно! — завыла толпа. — Вот тебе, парень, и эвакуатор!
Конрад стоял как оглушенный. Вдруг он понял, как все было на самом деле. Протиснувшись в узкую полоску разрешенного для парковки места, Конрад своей «хондой» преградил выезд стоявшему сзади «шевроле». Водитель «шевроле», вернувшись, увидел, что его обложили со всех сторон. Чтобы выехать, он подтолкнул маленькую «хонду» вперед — мощный «шевроле», чистый зверь, протащил машину так, что та заехала передними колесами на тротуар.
— Но это… это несправедливо! — возмутился Конрад. — За мной стояла машина — она-то и подтолкнула «хонду»! А иначе как «хонда» могла оказаться на тротуаре?
Конрад с таким жаром доказывал свою правоту, что контролерша даже отступила на шаг. Вздохнув, она глянула на бланк и покачала головой:
— Не знаю я ничего про другую машину. Да и все равно уже поздно.
— Поздно?! Как это поздно?! — возмутился Конрад. — Ну, пожалуйста! Вот же он я, здесь! И это моя машина! У меня и ключи есть! Я сам могу убрать машину!
В подкрепление неопровержимой логики своих рассуждений Конрад выбросил перед собой руки, всем видом как бы говоря: «Это же ясно как день! Только дурак не уразумеет, что к чему!» Однако в его случае ничто не помогало.
Досадливо поморщившись, контролерша уставилась в бланк:
— Слишком поздно. Я уже выписала штраф. Да и диспетчеру сообщила. А что написано, то написано.
— Ну так и ладно! Дайте мне листок со штрафом. Только позвольте забрать машину. Она мне нужна!
— Говорю вам — слишком поздно. Как только штраф выписан, диспетчер оповещен, а буксирная цепь пристегнута — все. Отгонять так отгонять, тут уж ничего не поделаешь.
— Но это… это несправедливо! — возмутился Конрад.
— У-у-у! А-а-а! Отгонять так отгонять! — зашумела толпа.
Конрад посмотрел на зевак, чьи любопытные лица как бы говорили: «Ну, а теперь что? Что ты предпримешь?» Он перевел взгляд на контролершу, упивавшуюся новой для нее ролью уличной артистки. Глянул на водителя эвакуатора, но тот уже сел в кабину и завел мотор, собираясь затаскивать «хонду» на платформу.
Но это… это несправедливо! Да и мыслимо ли — остаться без машины?!
В этот момент эвакуатор надсадно взревел; раздался ужасный, резкий вой буксировщика. Зеваки вдруг притихли, с интересом ожидая кульминации драматического действа. Власть, облеченная полномочиями! Мощный эвакуатор! Желто-зеленая краска сияла под многочисленными слоями блестящего лака. На дверце кабины красовалась размашистая надпись из серебристых букв с отсвечивающей черной тенью: «Три С: эвакуация и ремонт». Конрад глядел на все это с отвалившейся челюстью. Огромная равнодушная машина показалась ему воплощением высокомерной властности контролерши и водителя.
Маленькая «хонда» медленно поползла вверх по платформе. Вскоре ее, оказавшуюся на закорках у эвакуатора, закрепили и обвязали; потяжелевший эвакуатор не спеша отъехал. Все это время зеваки глядели на Конрада, на это ничтожество, пустое место, стоявшего с ключами в руках и смотревшего, как облеченные властью увозят его машину прямо у него на глазах. «Моя машина!»
С ним не только обошлись несправедливо, его самым наглым образом унизили. И перед кем — перед уличными бездельниками!
Конрад с трудом совладал со своим голосом, спрашивая у контролерши, какой штраф нужно заплатить и как получить машину обратно. Она отвечала ему вполне обычным, даже вежливым тоном, отчего Конраду стало еще хуже. Эта деспотичная натура унизила парня с его возражениями и жалким лепетом о несправедливости, однако одержанная ею победа оказалась настолько полной, что контролерша даже сочла возможным кинуть парню как собаке подачку в виде толики любезности.
Однако все это время Конрад помнил, что его ожидает еще более беспощадная публика. В питсбургской обветшалой «двушке» жена и теща, уже обвинившие его в никчемности из-за жалкого положения, отсутствия работы и ни на что не годных родителей… так вот, они ждали его возвращения. Машина тещи сейчас находилась в ремонтной мастерской; они договорились, что Конрад, когда вернется, отвезет ее в автосервис забрать автомобиль. И мать, и дочь были уверены, что даже такому безнадежному человеку, как он, вполне по силам вернуться из Окленда вовремя…
Конрад с ужасом думал о предстоящем телефонном разговоре.
Но неприятности начались гораздо раньше. Оказалось, что найти телефон в центре Окленда… в общем, телефонной будки нигде не было. Конрад упорно искал… Через три квартала будка обнаружилась. Чтобы позвонить в Питсбург — а это другой город — нужно было бросить четвертак. Но двадцати пяти центов у Конрада не нашлось. В кармане были только пять бумажек по двадцать долларов, бумажка в пять долларов и три по одному. Денег, слава богу, ровно столько, чтобы забрать машину. Контролерша сообщила, что за парковку в красной зоне с него возьмут тридцать долларов, услуги эвакуатора обойдутся еще в семьдесят семь. Сейчас же необходимо было разменять доллар. Но где?
Конрад огляделся… Одни офисные здания… а магазины такие, что просто так деньги не поменяешь… Конрад прошел еще немного… Наконец в холле одного офисного здания он заметил киоск, торговавший конфетами. Смуглый продавец, очевидно азиат, даже не удостоил его ответом. Только с кислой физиономией указал на небрежно нацарапанную табличку у кассового аппарата: «Деньги не размениваем». Продавец вел себя так же оскорбительно, как и тот эвакуаторщик… относясь к нему, Конраду, с равнодушным презрением — один и тот же вопрос он уже тысячу раз выслушал от тысячи других шатающихся по городу приставал.
Самой дешевой в киоске была газета «Окленд трибьюн» — пятьдесят центов. Однако Конрад успел проголодаться и попросил шоколадку с орехом, на обертке которой было написано «высококалорийная». Шоколадка стоила шестьдесят центов, и на сдачу Конрад получил четвертак, монету в десять центов и пятицентовик. Скоро он еще пожалеет, что купил шоколадку, и вовсе не потому, что она тонким лезвием невероятной приторности вонзилась в его желудок, заглушив голод на какие-то несчастные минут десять.
Вернувшись на три квартала назад, Конрад зашел в телефонную будку и заказал разговор с Питсбургом за счет вызываемого абонента. Однако четвертак, который должен был вернуться к нему после соединения, аппарат проглотил. На том конце ответила Джил. Конрад говорил с женой, и она каждый раз переспрашивала его, повторяя медленно и громко, как будто с издевкой. Конрад не сразу догадался — это чтобы мать слышала. Когда же он стал рассказывать, как обнаружил машину на тротуаре и в красной зоне, Джил не поверила:
— Ты поставил машину в красной зоне? В красной зоне?! На тротуаре?!
«Нет! Нет! Нет! — хотелось крикнуть Конраду. — Я не ставил, она уже стояла там!»
— В красной зоне? В крас-ной?! На тро-ту-а-ре?!
Даже контролерша и та не вкладывала в свои слова столько презрения. Джил вдруг поинтересовалась, как прошло собеседование. Конрад замялся и в конце концов пробормотал что-то насчет повторного тестирования.
— Повторное тестирование? Повторное?!
Конрад не стал больше ходить вокруг да около и рассказал, как все было. Джил оборвала его, не
