и я понял почти все, что он сказал, но дал Санджаю возможность перевести его слова.

— Его имя Джитендра, или Джитудада, как его обычно называют. Он гангстер из Дели. Гани переправил его сюда вместе с четырьмя другими бандитами и поселил в пятизвездочном отеле — платил за них целых два года! Ублюдок! Все время скулил, что Кадер тратит слишком много на войну и на моджахедов, а сам два года содержал этих психов в пятизвездочном отеле!

— Когда убили Абдуллу и все говорили, что с Сапной покончено, Джитудада с горя напился, — вставил Салман. — Он к тому времени уже два года орудовал под знаменами Сапны и немного тронулся на этой почве. Он сам уверовал в этот бред, который они проповедовали от имени Сапны.

— Дурацкое имя, Сапна, — бросил Санджай. — Это ведь женское имя, блин. Все равно что я стал бы называть себя какой-нибудь долбаной Люси или еще похуже. Не знаю, кем надо быть, чтобы придумать себе женское имя, йаар.

— Наверное, для этого надо убить одиннадцать человек и остаться безнаказанным, — отозвался Салман. — Так вот, когда прошел слух, что Сапна — то есть, Абдулла — убит, Джитудада надрался и стал болтать на всех углах, что на самом деле это он Сапна. Как-то он был с дружками в «Президенте» и начал орать, что он знает, кто организовал все эти убийства и заплатил за них.

— Гребаный ганду, — проворчал Санджай, употребив жаргонный эквивалент слова «задница». — Все эти свихнувшиеся ублюдки просто не могут не трепать языком, йаар.

— Хорошо еще, что в баре были в основном иностранцы, которые не понимали, о чем он толкует. Там был также один из наших парней, который сказал этому Джитудаде, чтобы он не распускал язык, а тот стал размахивать пистолетом и кричать, что ему плевать на Абдель Кадер Хана, потому что у него на Кадера свои виды и он разделает его точно так же, как Маджида. Парень сразу же сообщил об этом Кадеру, и тот сам приехал туда вместе с Назиром, Халедом, Фаридом, Ахмед Задехом, Эндрю Феррейрой и еще кое с кем из наших и расправился с этим психом.

— Черт, как жаль, что я пропустил это, — сокрушался Санджай. — У меня давно уже руки чесались прикончить этого подонка, особенно после того, как он убил Маджида. Но меня услали тогда с заданием в Гоа, так что Кадер сделал работу без меня.

— Они встретили Джитудаду с его дружками на автостоянке около отеля. Те стали сопротивляться, поднялась стрельба. Двоих наших ранили в этой схватке. Один из них был Хусейн — ты знаешь его, он теперь устроился счетоводом на причале Болларда. Ему оторвало руку очередью из двуствольного ручного пулемета с обрезанными стволами, который пользуется таким успехом у публики. Если бы Ахмед Задех не схватил его и не утащил в больницу, из Хусейна вся кровь бы вытекла на этой автостоянке. Всех четверых — Джитудаду и троих его дружков — пустили в расход. Кадербхай самолично сделал четыре контрольных выстрела в голову. Но одного типа из их банды не было на стоянке, и он смылся. Мы его так и не нашли. Сбежал в Дели, и следы его затерялись.

— Мне нравился Ахмед Задех, — тихо произнес, как высшую похвалу, Санджай, вздохнув по погибшему товарищу.

— Да, он был хорошим парнем, — согласился я, вспомнив Ахмеда, у которого всегда был такой вид, будто он высматривает друга в толпе. — Он умер, держа меня за руку.

Назир продолжил рассказ, изрыгая слова угрожающим тоном, — можно было подумать, что он проклинает нас всех.

— Когда пакистанские копы устроили облаву на Кадербхая, — перевел Санджай, — то было ясно, что их навел Абдул Гани.

Я молча кивнул. Это действительно не мог быть никто другой. Абдул был родом из Пакистана, там у него сохранились обширные связи, в том числе в высших эшелонах. Он сам не раз говорил мне об этом. Я удивлялся, почему это сразу не пришло мне в голову, когда копы совершили налет на наш отель в Карачи. Очевидно, он мне слишком нравился, чтобы вызвать подозрения. А еще вероятнее было, что мне льстило его внимание. Он был моим непосредственным боссом и не жалел времени и сил, чтобы наладить дружеские отношения со мной. И к тому же в тот момент мои мысли были заняты другим. Когда я сидел в мечети рядом с Халедом и Кадербхаем и слушал Слепых певцов, во мне зрело желание отомстить. Прочитав записку Дидье в желтом дрожащем свете храмовых светильников, я принял решение убить мадам Жу. Я помнил, что сразу после этого встретил взгляд Кадербхая, полный любви. Вероятно, эти два чувства — любовь и ненависть — помешали мне увидеть очевидное, догадаться о предательстве Гани. Но если я не сообразил это, то, может быть, я что-то еще пропустил?

— Абдул Гани рассчитывал, что вы не выберетесь живыми из Пакистана — Кадербхай, Назир, Халед и ты, — сказал Салман. — Он полагал, что это очень хороший шанс покончить одним ударом со всеми членами совета, которые не были заодно с ним. Однако у Кадербхая тоже были друзья в Пакистане, и они предупредили его, так что вам удалось выскочить из ловушки. Я думаю, уже тогда Абдул понял, что его песенка спета. Но он не предпринял никаких мер. Наверное, он надеялся, что Кадера и всех остальных убьют на войне…

Назир, который терпеть не мог английского, прервал его. Мне показалось, что я понял его слова, и я перевел их, вопросительно посмотрев на Санджая.

— Кадер велел Назиру держать в секрете правду об Абдуле Гани, и если с ним самим что-нибудь случится на войне, вернуться в Бомбей и отомстить предателю. Так?

— Да, — помотал головой Санджай, — ты понял правильно. А после Гани мы должны были покончить и с остальными членами его банды. И теперь все они на том свете, кроме одного, который пока в Дели.

— И это подводит нас к главному, о чем мы хотели поговорить с тобой, — улыбнулся Салман. Это была дружеская улыбка, хотя и неординарная, — улыбка усталого, сурового и не слишком счастливого человека. Его продолговатое лицо было перекошено: нос, сломанный много лет назад, сросся неправильно, в результате чего один глаз был ниже другого на целый сантиметр, рот тоже кривился с той стороны, где губа была когда-то сильно разбита кулаком. Короткие волосы были подстрижены правильной дугой над бровями и напоминали некий темный нимб, нахлобученный на слегка оттопыренные уши. — Мы хотим, чтобы ты взял на себя руководство паспортным бизнесом. Кришна и Виллу прямо-таки настаивают на этом. Они, по-моему, слегка…

— Да не слегка, а до смерти перепуганы, — прервал его Санджай. — Они были в трансе из-за этих убийств по всему Бомбею, а уж после того, как Гани изрубили на куски чуть ли не у них на глазах, они вообще ни живы, ни мертвы. Сейчас все разборки кончились, мы победили, но они все равно трясутся. Мы не можем позволить себе потерять их, Лин. Мы хотим, чтобы ты поработал с ними и, типа, привел их в норму. Они нам уже плешь проели своими вопросами о тебе — ни с кем, кроме тебя, не согласны работать. Они влюбились в тебя, старик.

Я посмотрел на них, затем перевел взгляд на Назира. Если я понял их правильно, это было очень соблазнительное предложение. После победы группировки Кадера в совете произошло обновление состава. Официальным главой был объявлен Собхан Махмуд. Назир и Махмуд Мелбаф стали полноправными членами совета. Кроме них, в совет вошли Салман, Санджай, Фарид и еще трое уроженцев Бомбея. Эти шестеро говорили одинаково хорошо на хинди, маратхи и английском. Я был единственным известным им горой, говорившем на маратхи и единственным, кого заковывали в кандалы в Артур Роуд. И я был одним из немногих, кто выжил, отправившись с Кадером на войну. Я им нравился. Они мне доверяли. Я был ценным кадром для них. Междоусобицы были позади. Они установили на подконтрольной им территории новый Pax Mafia[167], и опять можно было спокойно грести деньги лопатой. А деньги были мне нужны. В последнее время я жил на свои сбережения, и они подходили к концу.

— Что именно я должен буду делать? — спросил я Назира, хотя знал, что ответ мне даст Санджай.

— Ты будешь руководить изготовлением книжек, штампов, лицензий, кредитных карточек и всех прочих документов, — тут же ответил мне молодой гангстер. — Все это будет в твоем полном подчинении, у тебя будет такая же власть, какая была у Гани. Мы обеспечим тебя всем, что тебе понадобится. Никаких проблем, блин. Пять процентов прибыли от этого бизнеса будут твои. Если ты считаешь, что этого мало, назови свою цифру.