— Потому что мы можем продать их еще дороже? — предположил я.

— Так. Хорошо. А почему мы можем это сделать?

— Ну как, почему. Потому что есть люди, которые согласны уплатить больше.

— И кто же эти люди?

— Не знаю. Я сам только сводил туристов с дельцами черного рынка и не вникал в дальнейшие странствия доллара.

— Черный рынок существует потому, — медленно произнес Халед, словно поверял мне какой-то личный секрет, а не объяснял коммерческий факт, — что на «белом» рынке слишком много ограничений. Что касается валюты, то ее легальный рынок очень строго контролируется правительством и Резервным банком Индии. Стремление к наживе сталкивается с правительственным контролем, и результатом столкновения этих двух элементов являются коммерческие преступления. Само по себе ни то, ни другое не достаточны. Ни бесконтрольное стремление к наживе, ни контроль без этого стремления не создадут черного рынка. Если человек хочет нажиться, например, на изготовлении кондитерских изделий, но не контролирует процесс изготовления, то его яблочный струдель не будут покупать. Правительство держит под контролем удаление сточных вод, но если бы никто не стремился на этом нажиться, не было бы черного рынка дерьма. Черный рынок возникает там, где жадность сталкивается с ограничениями.

— Я смотрю, ты здорово подковался теоретически, — рассмеялся я, но был в то же время рад, что он в своем анализе изложил мне суть валютной преступности, не ограничившись рассказом о том, как я буду ею заниматься.

— Да ну, не так уж здорово, — отмахнулся он.

— Нет, правда. Когда Кадербхай направил меня к тебе, я думал, ты просто дашь мне всякие таблицы с цифрами — курс обмена валют и тому подобное — и отошлешь с этим.

— Курсом обмена валют мы в скором времени обязательно займемся, — усмехнулся он с чисто американской беспечностью.

Я знал, что в юности он учился в Нью-Йорке и, по словам Кадербхая, был там вполне счастлив. Отголоски этого счастливого прошлого порой звучали в его долгих закругленных гласных и других речевых американизмах.

— Но прежде чем плодотворно заниматься практическими делами, надо немножко подготовиться теоретически, — сказал он.

Индийская рупия, объяснил Халед, имела очень ограниченную конвертируемость. За пределами Индии она не циркулировала и нигде, кроме Индии, легально на доллар не обменивалась. В многомиллионной стране набиралось немало бизнесменов и туристов, выезжавших за рубеж, и им разрешалось вывозить строго определенное количество американской валюты, полученной в обмен на рупии; на остальные имеющиеся в наличии рупии они могли приобрести дорожные чеки.

Правительство следило за соблюдением этих правил. Человек, выезжающий за границу и желающий обменять рупии на доллары, должен был представить в банке паспорт вместе с билетами на самолет. Банк ставил отметку в паспорте и на билете, указывающую, что их владелец исчерпал свои возможности обмена и законным путем повторить эту операцию не мог.

Между тем почти все индийцы держали под подушкой какой-то запас нелегальных денег — от нескольких сотен рупий, которые человек заработал своим трудом и утаил от налоговой инспекции, до миллиардов, добытых преступным путем. В совокупности этот подпольный капитал равнялся, по слухам, почти половине официального денежного оборота страны. Многие индийские бизнесмены, обладавшие тысячами и сотнями тысяч нелегальных рупий, не могли обменять их на дорожные чеки в полном объеме, потому что банк или налоговое управление интересовались источником этих денег. Оставался единственный выход: купить иностранную валюту нелегально. Ежедневно миллионы рупий обменивались на черном рынке Бомбея на американские доллары, английские фунты, немецкие марки, швейцарские франки и прочую валюту.

— К примеру, я покупаю у туриста тысячу американских долларов за восемнадцать тысяч рупий, в то время как банк дал бы ему только пятнадцать тысяч. Турист доволен, так как выгадал на этом три тысячи рупий. Затем я продаю доллары индийскому бизнесмену за двадцать одну тысячу. Он доволен тоже, потому что в банке просто не мог бы приобрести эти доллары. Я же беру вырученные три тысячи рупий, добавляю к ним всего пятнадцать и покупаю у другого туриста следующую тысячу долларов. Так что в основе денежного оборота на черном рынке лежит очень простой расчет.

На поиск туристов, которые согласились бы продать свои доллары, приближенные Кадербхая бросили целую армию зазывал, гидов, нищих, управляющих отелями, посыльных, владельцев ресторанов и ночных клубов, официантов, торговцев, сотрудников авиакомпаний и бюро путешествий, проституток и водителей такси. Руководил всей этой деятельностью Халед. По утрам он обзванивал финансовые учреждения, узнавая курс обмена всех основных валют. Через каждые два часа ему сообщали по телефону о произошедших колебаниях курса. В распоряжение Халеда было выделено такси с двумя водителями, работавшими посменно. Каждое утро он встречался с ответственными сборщиками различных районов и передавал им пачки рупий для уличных торговцев валютой. Мелкие жулики, маклеры и прочие дельцы, промышлявшие на улицах, отыскивали среди туристов потенциальных клиентов и направляли их к торговцам. Те обменивали рупии на доллары и передавали их сборщикам, которые совершали регулярные объезды всех торговых точек, а от них валюта поступала специальным инкассаторам, разъезжавшим по всей задействованной территории и днем, и ночью.

Халед следил за обменом в отелях, офисах авиакомпаний, бюро путешествий и других учреждениях, где требовалась особая осмотрительность. Дважды в течение дня — в полдень и поздним вечером — он собирал выручку у инкассаторов в ключевых точках сети. Полицейским, дежурившим в этих точках, выплачивался бакшиш, чтобы они не слишком тревожились, видя, что у них под носом творится нечто противозаконное. Кадербхай гарантировал им также, что любые действия, предпринимаемые его людьми против тех, кто попытается ограбить их или как-то помешать, будут предприниматься по возможности быстро и тихо и никоим образом не навредят полиции. Ответственность за поддержание дисциплины в рядах мафиози и обеспечение контроля со стороны Кадербхая была возложена на Абдуллу Тахери. Его команда, состоявшая из индийских гангстеров и иранских ветеранов войны с Ираком, следила за тем, чтобы нарушения происходили как можно реже и не оставались без наказания.

— Ты будешь вместе со мной собирать выручку, — сказал Халед. — Со временем ты познакомишься со всеми звеньями цепи, но я хочу, чтобы ты сосредоточился в первую очередь на наиболее деликатных участках — пятизвездочных отелях, офисах авиакомпаний — на тех, где работают в галстуках. Я буду тебя сопровождать, особенно поначалу, но вообще-то, я думаю, дело пойдет гораздо успешнее, если обмен в таких местах будет совершать гора, хорошо одетый белый иностранец. Ты будешь там менее заметен, а иностранцам легче пойти на контакт с тобой, нежели с индийцем. А в дальнейшем, я думаю, тебе следует заняться также операциями, связанными с заграничными поездками. Там гора тоже будет очень кстати.

— С заграничными поездками?

— Эта работа должна тебе понравится, — ответил Халед, посмотрев мне в глаза все с той же печальной улыбкой. — Это высший пилотаж, и тебе покажется, что ради него стоило отсидеть срок на Артур-роуд.

Валютный рэкет, связанный с заграничными поездками, объяснил Халед, был особо прибыльным делом. Он затрагивал значительную часть тех миллионов индийцев, которые работали в Саудовской Аравии и Кувейте, эмиратах Дубай и Абу-Даби, в Маскате, Бахрейне и других точках на побережье Персидского залива. Индийцам, устраивавшимся в этих странах по контракту на три, шесть или двенадцать месяцев в качестве рабочих на предприятиях, уборщиков или прислуги, платили, как правило, иностранной валютой. Возвращаясь в Индию, большинство рабочих старались как можно быстрее обменять заработанную валюту на черном рынке и получить прибыль в рупиях. Мафиозный совет Кадербхая предлагал рабочим и их нанимателям упрощенный вариант обмена. Если арабские работодатели продавали Кадербхаю большие суммы в валюте, Кадербхай договаривался об обмене по более выгодному для них курсу и об оплате труда рабочих в рупиях непосредственно в Индии. Это давало работодателям прибыль и делало выгодной саму оплату труда.

Для многих арабов, предоставлявших работу индийским гастарбайтерам, это было большим