шестого года: взять Минск на пятый день войны? Пять лет им страдали немцы!

А то знаменитое майское танго! Тьфу, вальс в германском посольстве? В середине мая, на приеме, по паркету скользил посол Шуленбург, восхищенно держа в руках русскую красавицу и шепча ей что-то романтичное на ушко. Но разведчица осталась холодна к фашисту. Кружась с немцем по посольству, последовательно передвигаясь из одной комнаты в другую, она считала пятна от снятых со стен картин. Когда разрядность переполнилась, в голове вспыхнула лампочка: «скоро война»[223].

Дипломаты Гитлера как-то за месяц ухитрились узнать о поступившем указании от девятого июня. Фантастика или там был настоящий арийский попаданец. Впрочем, коктейль-прием в немецком посольстве в Москве был, но в июне, за несколько дней до начала войны, но все было на местах[224].

Но заместителю Меркулова, товарищу Фитину, еще предстояло прокрасться в кабинет товарища Сталина мимо храпящего на боевом посту секретаря Поскребышева. Девятнадцатого июня он посетителя не заметил[225].

Так что доверять тем, кто писал или посмертно редактировал «мемуары» ветеранов разведки, Панов не мог. Ну, не тянул он пока еще на мастера разгадок закулисных интриг и разоблачителя масонов высокой степени посвящения[226].

У Саши случай клинический. Его преследовали постоянные, навязчивые, маниакальные подозрения, что аналитикой в госбезопасности считали статистику выявления и раскрываемости.

Все, что шло не по профилю конторы, занимавшейся политической разведкой, не обобщалось, лишь учитывалось. Да, материалы специальной сводкой докладывалось в Наркомат обороны. «Выслано Тимошенко. Судоплатов», «Военные сведения переданы НКО. Меркулов» есть в резолюциях документов, шедших в Разведупр, обозначенных как сведения наивысшей степени достоверности, не подлежащие проверке.

В пользу подозрений Панова говорил товарищ Судоплатов[227] и его собственный жизненный опыт. Да, принеси он такой «Календарь сообщений агентов резидентуры» из Берлина своему генералу…

Саша, когда вписывал текст в почтовую карточку, поморщился, вспоминая обидный урок.

«Ты что, Панов, сдурел, где выводы, обобщения, сопоставления? Где графики, расчеты, критерии и оценки? Я решение должен принять, а не думать за каждого!» — красный от стыда человек со звездой на каждом просвете погона вылетел из кабинета. Хорошо хоть, в команде был, постепенно отучили от работы почтальона.

Обращаясь в Разведупр, капитан знал, что и он сейчас больше похож на проходной двор. Контору несколько лет лихорадило от смены начальников и внезапных обновлений трудового коллектива. Однако «Перечень донесений о военной подготовке против СССР» внушал Панову некий оптимизм.

У военных явно не одна извилина. В отличие от коллег-чекистов, они скрупулезно внесли туда графы: «за период», «начало наступления» и «причины» нападения.

А на рассекреченных шифротелеграммах встречались слова: «в целом материал опять бессистемный и неудовлетворительный», «материал Ариец преподал в том же безобразном стиле, что и раньше» — резидент военной разведки «Арнольд» (он же – генерал-майор Тупиков).

Впрочем, откроем главный секрет предвзятости Саши в отношении блондинок. Он предпочитал брюнеток.

Мареева недоуменно посмотрела на почтовую карточку, пришедшую почему-то из Бреста. Некто сожалел, что придется задержаться в Белоруссии до двадцать второго, а может и вовсе. И не успеет воспользоваться ее приглашением, и посетить немецкую выставку в субботу, четырнадцатого июня. Подпись «Арнимов», далее в тексте, написанном дрожащим почерком послесловие: привет Косте Леонову.

Тридцатитрехлетнюю женщину, в капитанском звании, с орденом Красной Звезды, вряд ли можно было назвать красавицей. Симпатичной, да. Круглое и открытое мальчишеское лицо, большеватый рот, короткая стрижка, небольшая ямочка на подбородке. Как раз такое лицо должно быть у участкового педиатра, которым Полина мечтала стать.

За плечами две «командировки» в Германию и Швейцарию, множество успешных вербовок, награждение. Знание трех языков. Муж-орденоносец, воевавший в Испании. Дочь, фотографию которой ей разрешили держать при себе. Арест родственников, недоверие руководства, увольнение из органов – и тут заступился Ворошилов. За границу ее из-за анкеты больше не пускали, а поручили заниматься учебной работой, да переводом письменных донесений агентов.

Странная она вещь, память. «Альтернатива, Альта, Ариец, Арним» [228], — выстраивал цепочку Максим. Логика давалась Панову легко – наследственное, ее еще учил в детстве отец.

Введенный через два года после Победы предмет, отменили в пятьдесят шестом, как и «Психологию», обязательную для изучения в старших классах[229].

Негоже, мол, советским школьникам логично мыслить. А то засунут еще следующему неадекватному руководителю «кукурузину» без всяких там пленумов.

Пусть и содержало послание намек, но на предсказание, когда все тут же засуетятся, не тянула. Саша заранее знал, что оно потонет в массе приходящей в Разведупр информации. Многословное сообщение тоже не написать, проколешься в мелочах и подробностях, сразу вызывая недоверие.

Нет уж, пусть сами додумывают, кто он такой и вставляют в свои привычные шаблоны.

«Ох, смотри! Свои же органы грохнут тебя Ненашев!», думал начинающий «парагвайский шпион». Он ломился не в парадную дверь, а так, невзначай, заглядывал с черного хода.

Так чем же запомнилась Саше товарищ Мареева? Наверное тем, что добровольно вызвалась остаться в Москве резидентом, на случай оккупации. Пощады не стоило ждать вдвойне – национальность и должность. А еще, особыми связями. Ее ученики постепенно вырастали в начальство.

Через полчаса Леонов и Мареева узнали, что единственным стопроцентно подходящим к сообщению культурным мероприятием, станет выставка в Германском посольстве. Немцы решили представить в Москве результаты балканской компании[230].

Тонкий немецкий юмор. Но вновь шаблон. За день до вторжения в Норвегию германские дипломаты пригласили на приватный киносеанс местного премьера. Лента называлась «Поход на Польшу».[231]

Так что же дальше? Ни малейшего намека на дальнейший контакт «Арнимов» не давал, лишь намекал что-то насчет предстоящего культурного мероприятия.

Панов, таки, решил заняться польской проблемой, но в общемировом масштабе уже все предрешено. Резидент польской разведки в Бресте даже не думает, что через пятьдесят дней большевики станут союзниками и СССР выступит за создание независимого польского государства, в границах национальной Польши.

«Хотите, господа, или нет, а договор придется подписать», — ухмыльнулся Панов, почти в точности повторяя слова английского министра иностранных дел. Черчилль думал здраво, ему совсем не нужны в Лондоне люди, объявившие войну его долгожданному союзнику. Единственной реальной силе против Гитлера на Европейском континенте.

Так что к конторе немолодого поручика Панов доверия не испытывал. «Служба победы Польши», она же «Союз вооруженной борьбы», она же «Армия Крайова», она же…

Ах да! Ее в январе сорок пятого официально распустили. Задача выполнена – Польша освобождена. Так что, следует использовать вместо «повстанцы» термин «бандформирования» или короче – отморозки.

По инструкциям эмигрантского правительства из Лондона, поручик должен был бороться против двух врагов, разорвавших страну на части и договорившихся не допускать «польской агитации».

Для пана Новицкого товарищ Ненашев – откровенный враг.

Директива о диверсиях и организации партизанских отрядов в тылу Красной Армии ему должна быть