Минут через пятнадцать командиры шли обратно по знакомому пешеходному переходу. Ненашев убедился, склад на месте и не охраняется. Дверь закрыта на внутренний замок и не опечатана. Тем лучше, меньше станет неизбежных жертв, но подстраховаться стоит[483]. Капитан задержал разведчика.

— Вот и хорошо. Как тебе вид?

Пограничник поморщился, пахло паровозным дымом. Вид, как вид. Пути, вагоны, цистерны. Советские паровозы и кургузые польские. Пути на север и юг так и остались на европейской колее.

— Ты что опять задумал?

— Эвакуация из Бреста семей командиров и совработников запрещена. Так?

— Да, — насупился Елизаров.

— Суета сует и ловля ветров. Подумай, куда побегут женщины и дети, когда начнется. И как пригодится немцам наш подвижной состав. Стоп! Быстро не отвечать, смотри, будто сверху.

Рука Ненашева, как взлетающий самолет, поднялась плавно вверх, а растопыренная ладонь, словно зонтиком накрыла вокзал и город.

Разведчик вновь позавидовал капитану. Где так готовят, но главное, где учат все так понятно объяснять?

В школе, обычной советской школе, где воспитанные при сталинизме кадры, даже в эпоху застоя, еще боролись за каждого ученика. И, почему-то, особенно тщательно, если видели в нем инженера.

— Да, сюда.

— Ты бы изъял отсюда взрывчатку и детонаторы. И с винтовками надо что-то делать. Подумай, вдруг вновь дружины рабочие появятся, как в тридцать девятом.

— Я поговорю с милицией.

— Вот именно. Раздолбаи! Знал бы, сам за пистолетами зашел. А хочешь, загляну к тебе утром с тем самым пулеметом?

— Уверен?

— Легко, — усмехнулся капитан, бросил вещмешок и, пугая прохожих, сделал стойку на руках, используя перила, как импровизированные брусья.

После двух недель собачей жизни его Ненашев находился в неплохой форме. Худею я от вас, дорогая редакция, и вся моя семья худеет вместе со мной.

Под конец дня Максим пришел к знакомому домику, но неожиданно получил холодный прием.

— Опять ваши наших постреляли.

— Ну, и у нас есть идиоты, — капитан попытался поймать ее за руку.

— Что-то слишком много! — гневно выкрикнула Майя и ушла.

Вечер перестает быть добрым.

Тот случай раздули. Изданный по гарнизону приказ предписывал командирам находиться в городе без личного оружия. Во избежание «несчастных» случаев и выработки выдержки при общении с недовольным местным населением. Вовремя, блин!

Как знакомо по его старой армии. Перестраховка.

Накануне событий в Баку у них изъяли стрелковое оружие. Дабы не провоцировать. В общем, ради торжества демократизации и приобретенных либеральных ценностей, оружие погрузили на пароход и вывели подальше на рейд, наказав команде строго соблюдать нейтралитет.

А потом город взорвался. Люди, спасаясь от погромов, бежали к ним за помощью, а они все «ждали команды» и готовились биться врукопашную. Повезло, никто с той стороны не поверил, что разоружило их свое же начальство. После оружие раздали, но было поздно.

Следующим гвоздем программы стал лозунг: «Русские, не уезжайте, нам нужны рабы и проститутки!» Местные недавно покончили с армянами и искали еще кого-то, для укрепления национального самознания. Ибо без пятен чужой крови быстро новое независимое государство быстро не построишь. Так было не только там. Через год рухнул Советский Союз. Еще через один Панов уехал служить во Владивосток. Его артиллерийский катер достался новому суверенному государству. На металлолом.

Какая у него печальная история. Может, стоит расплакаться? Ну, что же, попробуем посидеть во дворе дома, ожидая, когда остынет девушка.

Максим аккуратно расстелил на земле плащ-палатку и начал неторопливо перебирать один из пистолетов. Хорошая машинка, но, как дисциплинированный командир, он поедет в город без личного оружия. Работа предстоит… душевная, себя показать и других посмотреть. Нож, естественно, не в счет.

Ненашев собрал пистолет и покрутил его в руке. Прицелился. Накладки из дерева и без капли лака. Совсем не скользит в руке, поверхность впитает пот.

Максим искоса посмотрел на девушку. Как там, отошла от праведного гнева? Все равно выбора у нее нет. Если что, отправит на восток в товарном вагоне. Тогда уж, со справкой о прошлой работе на органы.

Набор документов в полевой сумке, гарантировал возможность Майе Чесновицкой остаться в живых, и не превратится в отработанный агентурный материал. А потом, должен же кто-то привезти его документы в Москву. Он давно выбрал девушку на роль курьера, женщинам гораздо проще находить общий язык друг с другом.

Пани смотрела на Ненашева и думала, что погорячилась.

Хотя нет, пусть позлится. Мужчина рядом должен гореть огнем, а не скрывать чувства и такой темперамент. Она, конечно, устала быть одна, но это не повод сразу сдаться. Чесновицкая раздражалась, уж слишком капитан пытается выглядеть спокойным.

Майя сердито топнула ногой. Никакого внимания. В этот миг она начала раскаиваться за грубую фразу. Да! Причем тут он! Сегодняшний день вывел ее из себя.

Большевики опять неизвестно куда вывозят людей.

Над поляками давно перестали смеяться. Наоборот, жалели.

Частушку «гоп, мои гречанки, все жиды[484] – начальники, белорусов мы в колхоз, а поляков на вывоз» давно не пели. Забирали всех, по каким-то непонятным спискам. В чем они виноваты? А какая страшная картина на вокзале! Людей грузят в вагоны, а они плачут. Даже мужчины рыдают, как дети.

Еще эти страшные слухи, про неминуемую войну с немцами. В магазинах давно ничего не купить. Хорошо, что Максим помогает продуктами. И слова «потом заплатите», Майя понимала: не хочет унижать.

Про пенсию мама, как жена польского офицера, может забыть навсегда. Всем «бывшим» большевики их отменили особым указом. Хватит, попили крови у народа. Хорошо, что она может еще поесть на кухне в ресторане.

Лишь в день, когда у Советов выборы наступал праздник. В прицепном магазине устраивали распродажу по удивительно низким ценам, и повсюду звучала музыка.

Проклятое место. Проклятое время, где бесконечно умножается число несчастий.

Остатки гордости не позволяли подойти к капитану.

Да, выразилась резко, но хотелось, чтобы первый шаг к примирению сделал он. Он же мужчина! А еще повторил те слова, сказанные ночью. Если мужчина лжет, то женщина всегда чувствует. Или она совсем потеряла голову?

Жаль, лодочную базу, где прошло их первое настоящее свидание, заняла русская погранохрана. Говорят, что на воскресном празднике будут катать всех желающих по реке. Но какие там маленькие катера!

Ожидание стало невыносимым. Нет, он определенно насмехается над ней. Так что же с ним?

Волнуясь, Майя подошла и посмотрела Ненашеву в глаза.

Максим не здесь. Несколько минут назад еще торопился и вновь неожиданно впал в какой-то ступор. Такое один раз уже было. Его постоянно что-то гнетет. Как хотелось бы знать!

Майя осторожно зашла с боку и потрясла капитана за плечо, вспоминая прошлую реакцию. Приятно конечно, когда тебя защищают. Но если вдобавок желают раздавить, то совсем не смешно. Впрочем, если