воспоминанием осталось боль от ломающихся костей и горькое сожаление о птенцах, которые вероятнее всего погибнут.

Следующей оказалась жизнь кабана, который едва подрос, как нарвался на медведя, и гигантский хищный зверь переломил ему позвоночник одним ударом когтистой лапы. Как и кем выбирались животные для перевоплощения, я не знаю, как мне неизвестно, есть ли рай, где находятся души животных. Вспоминая звериные жизни, все-таки рискну предположить, что рая для животных нет, что воплощение в новое тело происходит сразу после смерти, и главным критерием выбора является размер души. То есть кто-то неведомый быстро подыскивает подходящий размер и отправляет душу вниз, а возможно это происходит само собой.

В тонком мире мне встречались сущности, которые произошли из крупных животных. По какой причине они не ушли вверх, а начали свою особую жизнь внизу, мне неизвестно. Таких сущностей немного, но они существуют. Все они происходят от крупных и разумных животных, вроде того же медведя, что убил кабана. Выходит и здесь происходят какие-то накладки, и тоже что-то не получается со следующим перерождением.

После смерти кабана первый раз оказался в теле человека.

В человеческих жизнях я по очереди воплощался в тела женщин и мужчин, поэтому считаю, такими и должны быть воплощения, чтобы в душе не создавались стереотипы мужского или женского поведения и жестко не фиксировались в памяти. Так как мы не мужчины и не женщины, а нечто большее — мы души, которые в них воплощаются, набираясь энергии и ума. Между воплощениями проходило по моим прикидкам примерно двести-триста лет, этого вполне хватает, чтобы забыть свой пол, и перестать себя ощущать Ваней или Мэри. Хуже бывает, когда это время сокращается, а это происходит тогда, когда душа приходит наверх с настолько маленькой энергией, что ее едва хватает, чтобы долететь до места, где происходит отправка вниз.

Держать такую душу наверху долго не станут, опасно это, погибнет, превратившись в лужу заряженных частиц, поэтому сразу отправляют обратно, вот и появляются на Земле мужчины, которые помнят себя женщинами, и ведут себя соответственно, и женщины, которые осознают себя как мужчины. Плохо это. Но в наш просвещенный век, когда никто не занимается развитием души, а вся сложившаяся цивилизация выстроена на ее убиении, это становится нормой.

Первым моим человеческим воплощением после смерти кабана, стал какой-то крестьянин из Азии. Помню небольшой домик с каркасом из стволов бамбука, с тонкими стенами из сплетенных циновок, в качестве материала для которых использовалась трава и лианы. В этом домике места хватало только на кровать, больше ничего не вмещалось, да и по-другому быть не могло — дом стоял на земле, а земля это то, что кормит: чем меньше земли, тем меньше еды, и неважно, чем она занята.

Жизнь была трудной. Помню, как ковырялся мотыгой на каменистом поле, как ждал и молил дождь, чтобы он прошел над моим полем, как любил жену терпеливо, без эмоций, словно обрабатывал свое поле. Моя женщина была молчаливой, некрасивой, незаметной тенью, которая возилась с небольшим очагом возле дома, готовя еду. По-настоящему очагом это было назвать сложно — ямка в земле, да пара плоских камней, на которых она толкла зерно, превращая в муку грубого помола. Около сорока лет я умер от какой- то болезни, не оставив потомства. С женой явно не повезло, но чтобы купить женщину лучше, не хватило денег. Впрочем, прожил свою жизнь так же, как и родители, которых помнил уже глубокими стариками, хоть сейчас понимаю, что им перед смертью было не больше сорока лет.

Следующая жизнь была очень короткой. Я воплотился в теле новорожденной девочки. Я видел ее глазами небольшой сарай, сбитый из досок, сквозь стены и двери которого виднелся грязный вонючий город. Почему-то из родителей имелась только мать, да еще приходила какая-то пожилая женщина, которая ей помогала. Она приносила уголь и еду, какие-то тряпки для меня, которые использовались в качестве пеленок, и молоко, по вкусу козье — его пила мать, иногда давала мне. Было холодно, сарай обогревался небольшой жаровней, она стояла под кроватью, на которой мы спали, больше в доме ничего не было, если не считать полок по всем стенам и огромного сундука у дверей. Размером сарай был невелик, чуть больше того дома, в котором я жил прошлую жизнь. Всегда было сыро, но тепло. По моим внутренним ощущениям место рождения находилось в Англии.

Девочка прожила недолго, умерла раньше, чем научилась двигаться, до этого могла только пить сосать материнскую грудь, плакать да смотреть по сторонам. Через щели были видны дома, мелькали прохожие, одетые в мрачное, темное рванье. Уютно было вечером, когда в густой плотной темноте светилась углями жаровня, а рядом слышалось тихое сопенье уставшей за день матери. Это была интересная жизнь, жаль недолгая.

Мать скоро умерла. Она металась в жару и прижимала девочку к горячей груди, чтобы та пила ее молоко — даже перед смертью хотела ее накормить. А потом отодвинулась, затихла, тело ее стало холодным и жестким. Откуда-то возникло ощущение, что рядом лежит не ее мама, а нечто чужое. Девочка лежала и смотрела в щели на дома и редких прохожих, хотелось есть и плакать, потом в сарай заглянул какой-то мужчина и тут же исчез.

А еще через какое-то время мертвое худое тело матери забрали угрюмые люди. Захватив стальными крюками, которые используют для переноса туш, они вытащили его на улицу и бросили на забитую покойниками телегу.

Похоже, шла какая-то эпидемия, возможно чумы. Девочку люди не забрали, видимо, решив, что заберет ребенка родня. Но, увы, никто не пришел. Она долго плакала, потом умерла от холода и голода. Сначала появилось какое-то оцепенение, затем возникло чувство утраты, а дальше все стало неважным.

Так что прожил я в этом воплощении едва ли пару месяцев, но это была странная жизнь. Раньше я даже не представлял, как много чувствуют и понимают младенцы.

В следующую жизнь моя душа попала в тело викинга, морского разбойника. Воины плавали вдоль берега какого-то северного холодного моря и нападали на прибрежные деревни, убивая мужчин, насилуя женщин, и выгребая из домов, сараев и амбаров все, что там находилось.

Занятие это считалось благородным. Мои товарищи по этой жизни и я сам считали себя крутыми и беспощадными воинами, а прибрежных жителей тупыми крестьянами. Мы были правы по праву силы, и нам было все равно, кого убивать и грабить. Дело крестьян возиться в земле, да ловить рыбу, наше — забирать все, что они вырастили и добыли. Старый закон — кто сильнее, тот и прав.

Я помню, как меня с пяти лет учили сражаться, сначала деревянным мечом, потом тупым бронзовым. Настоящий хороший железный меч я получил в возрасте пятнадцати лет и отправился на первую экспедицию.

Мы использовали парус — огромное полотнище, сшитое из овечьих шкур, помогая ему веслами, ели вяленое мясо, пили протухшую воду. Нас это не пугало и не расстраивало. Мы были славными воинами, и все должны были нас бояться. В первый же мой рейд мы напали на какую-то деревню, где деревенские мужики с дубинами и кольями пытались нас остановить. Мы убили их, изнасиловали всех молодых женщин, забрали все, что представляло хоть какую-то ценность, а потом уплыли дальше. Что меня поразило, так это то, что, когда викинги насиловали женщин, те улыбались им сквозь слезы. И только позже я понял, что для них это было первое настоящее приключение, что до этого вся их жизнь была предопределена до последнего мгновения. Едва они родились, как им уже определили мужей, а дальше их ждала только тяжелая работа, и ранняя смерть от какой-нибудь болезни. Викинги же, напавшие на деревню, были нечто новое, волнующее, интересное.

Раньше я относился к этим ребятам в шлемах с рогами совсем иначе, а вот заново в памяти прожив эту жизнь, понял, что были они обычными бандитами, грубыми, жестокими, самодовольными и безграмотными. Не было в них ничего романтичного и величественного.

Мы плавали от одной деревни к другой, убивали, насиловали, грабили, а потом у себя в селении пили бражку и хвастались друг перед другом, кто и сколько людей убил, и скольких женщин изнасиловал. У всех были крепкие руки в мозолях от весла и меча. Мы жили разбоем, и это считалась высшей доблестью. Кто больше награбил, тот и считался более славным воином.

Это жизнь закончилась для викинга, в теле которого попала моя душа, в двадцать с небольшим лет. На нашу разбойничью ватагу на небольшом галечном пляже навалились вооруженные люди. Похоже, это была хорошо спланированная засада, сначала нас отсекли от нашей лодки, чтобы мы не смогли уплыть,