Вот он поравнялся с такси, вот миновал его, удаляется, сейчас повернет на улицу Гренель. Сошел с тротуара, повернул.
Вцепившись зубами в кожу черной перчатки, чтобы удержать рвущийся из горла вопль, сморщив жалкое испитое лицо, корчился в истерике за рулем парижского такси другой русский офицер, георгиевский кавалер, не посмевший выстрелить в товарища по оружию. Поручик Стенбок, дергая губами, выплевывал ругательства: «Слюнтяй!.. Пьяная скотина!.. Сволочь!»
Алексей Алексеевич стоял на улице Гренель и смотрел, как над зданием посольства колышется под ветром знамя новой России.
Едва переступив порог посольства, он понял, что новые жильцы еще не обжились: приемная была устроена прямо на площадке парадной лестницы. При появлении Кромова из-за большого стола поднялся широкоплечий парень, чем-то напомнивший Полбышева.
Алексей Алексеевич хотел назвать себя и вдруг понял, что он не знает, как это сделать, как сказать: полковник граф Кромов, просто Кромов…
Он не предполагал такого затруднения и молчал.
— Товарищ Кромов? — спросил парень. — Я правильно угадал?
Усилием воли стараясь преодолеть охватившее его волнение, Алексей Алексеевич попросил:
— Повторите… повторите, как вы сказали…
— Я сказал: товарищ Кромов… — Парень заметно смутился. — Вас сам полпред так назвал. Он говорил: сразу же доложи, если придет товарищ Кромов.
— Товарищ Кромов! — Полпред Советского Союза Красин вышел навстречу Кромову. — Здравствуйте. Георгий Иванович Полбышев говорил, что вы обязательно к нам придете…
XXVII
Январь 1925 года. Документы
Бумага с Государственным гербом СССР:
«№ 248. г. Париж. 15 января 1925 года. Бывшему Военному Агенту во Франции А. А. Кромову.
В предвидении предстоящих переговоров с французским правительством по урегулированию финансовых вопросов я считаю необходимым предложить Вам поставить меня в курс тех русских денежных интересов, кои Вы охраняли здесь по должности Военного Агента до дня признания Францией Правительства СССР.
Бумага на бланке Русского Военного Агента во Франции:
«На № 248. Полномочному Представителю СССР во Франции Л. Б. Красину г. Париж. 17 января 1925 года.
Я счел долгом принять Ваше обращение ко мне от 15 января за приказ, так как с минуты признания Францией Правительства СССР оно является для меня представителем интересов моей Родины, кои я всегда защищал и готов защищать.
Эпилог
— Товарищ Кромов! — крикнул молодой сильный голос, и эти слова, подхваченные утренним прохладным ветерком, полетели через мокрый от росы березняк и пропали в шуме потревоженной листвы.
— Идем! — протяжно раздалось в ответ.
Из березовой рощи на желтый песок скакового круга вышли трое мужчин. Гимнастерки, перетянутые кожаными портупеями, шпалы на воротниках, седые виски под околышами фуражек с красными звездами — все говорило о том, что это видавшие виды командиры Красной армии.
Двое идущих впереди были Георгий Иванович Полбышев и Алексей Алексеевич Кромов. Третий — очень высокий, сутулый, с неподвижным, точно вырезанным из дерева, лицом — строго оглядывал скаковой круг. Командиры остановились, чтобы принять рапорт молодого кавалериста, почти мальчика. Лихо бросив сомкнутые пальцы к козырьку, он отрапортовал Кромову:
— Товарищ инспектор кавалерии! Личный командный состав отдельной кавалерийской бригады к показательным учениям готов!
На скаковой дорожке по трое в ряд стояли верхами кавалеристы. В центре круга их ждали полосатые барьеры препятствий.
Молодой кавалерист побежал к своему коню. Застоявшийся жеребец крутился, не давая сесть. Кавалерист, тихо ругая коня сквозь зубы, ловил ногой стремя.
— А ну, дай-ка, — вдруг сказал Кромов.
Он схватился за луку и взлетел в седло. Жеребец с места пошел коротким галопом. Описав полукруг, Алексей Алексеевич выслал коня на препятствие. Прыжок — барьер взят. Новый посыл, еще прыжок — второй барьер позади.
Высокорослый командир, покусывая травинку, спросил Полбышева:
— Товарищ Полбышев, а ты давно знаешь военспеца Кромова?
— Еще с Русско-японской, с девятьсот четвертого. Полковник, имеет царские награды, к тому же из графьев…
— И ты за него поручился?
— Как за себя. Сомневаешься?
Командир выплюнул травинку, прищурился и ничего не ответил.
А конь, легко преодолев последнее препятствие, выскочил на желтый песок дорожки. И тут всадник пустил его карьером. Мелькнули смеющееся лицо Полбышева, веселые, молодые лица кавалеристов.
Конь скакал во весь опор, и навстречу Кромову спешили ветви берез в зеленой листве, и, все расширяясь, в конце аллеи открывалось утреннее с разводами легких облаков небо его Родины.
Иван, себя не помнящий (случаи из жизни одного кинолюба)
От автора
Любите ли вы кинематограф советской эпохи так, как люблю его я? Знаю, что любите и готовы бесконечно пересматривать многие фильмы.
Но мало кто из вас знает, что происходило или могло происходить, так сказать, за кадром «важнейшего из искусств».
Демонстрацию некоторых, особенно зарубежных, фильмов иногда предваряет или завершает такая надпись: «События и персонажи данного фильма вымышлены. Любые совпадения случайны».
Так заявляют авторы фильмов, с одной стороны, для того, чтобы избежать ненужных обид и
