— Чего?
— За ноги бери! — повторил парень, сдвинув респиратор, — голос был явно мужской. Отодвинувшую меня фигуру в пожарном комбинезоне и каске я едва видел сквозь поток слез. Мне было не до голосов, впрочем. Ноша оттягивала руки, и было некогда думать, потому что кухня уже пылала, надо было пройти через прихожую, тоже через пламя, но хуже было то, что дышать…
— Белоснежка лежала в гробу как живая…
Мне показалось, что я опять маленький и мама читает мне сказку. Даже голос был похож.
— Дочь Белоснежки была точно такого же роста, как и гномы, и те приняли девочку за одну из них…
Я тоже лежал, как Белоснежка, но в кровати. И вроде бы тоже живой. Было тепло и мягко под одеялом. Я тихонько слушал, как дочь поцеловала Белоснежку, и они благополучно отбыли домой. Потом голос, похожий на мамин, начал читать новую сказку. Обижаемая сестрами Золушка одержала блистательную победу на конкурсе и заполучила своего принца. Как-то не задумывался раньше о способах добычи принцев…
— И незачем было портить хорошие сказки, — проворчал новый, глуховатый голос.
— Бабушка, — радостно отозвался детский голосок. — Расскажи про женихов!
— Каких тебе женихов, — возмутилась мать. — Я тебе два часа сказки читала!
— Привет, — сказал кто-то в моей комнате. — Не спишь?
— Привет, — ответил я с запинкой, рассматривая вошедшего. Парень включил настольную лампу.
— Ты меня вытащил, что ли?
— Я, — согласился парень, продолжая копаться в ящиках стола. Без комбинезона он казался моложе и худее, но молодой бас я таки запомнил.
— Ты там хороший сквознячок устроил. Все так и запылало… Но ничего. Техника уже наготове была.
— Я старался, — буркнул я. Хотел подняться, но голова закружилась, я плюнул и остался лежать. — А ты пожарна… пожарный?
— Вообще-то не только. А что?
— Не видел он раньше мужиков-пожарников, вот чего, — фыркнула, входя, девушка. Моя давешняя похитительница.
— Это бабушка. Ее влияние. Без нее бы Антошка и на свет-то не родился. Кому мальчишки нужны.
— Это бабушка. Ее работа, — в тон девчонке согласился Антон. — Без нее бы ты не выдумала мужиков красть. Только лучше надо было учиться у бабушки! Мужей воровать — наука тонкая!
Антон хохотнул, а Светка с гордым видом развернулась кругом и пошла вон из комнаты. Глупая Светка, из-за которой я тут застрял… а Оля?
Я все-таки сел. Ночь за окном казалась плотной от черноты. Я пропал сутки назад, и…
— Мне бы позвонить, — сказал я.
— Жена твоя в курсе, не нервничай, — успокоил Антон. — Ты поваром работаешь?
— Почему поваром? — оторопел я.
— Светка говорила, ты блинчики здорово печешь.
Дались им всем эти блинчики!
— Инженер я, — скучно сообщил я и потрогал голову. Голова оказалась завязанной, одежда — на месте. — В конструкторском бюро.
— А-а, — сказал Антон. — Но все равно. Ты с техникой обращаться умеешь, или только конструируешь? А то я тебя позвать хотел.
— Куда?
— В экспедицию.
Я стал разматывать повязку с головы.
— Не трогай, — остановил меня Антон. — Пусть бабуся снимет. Я серьезно. Проект «экспедиция». Восстановление лесного хозяйства на территории Восточной Сибири. В нашей партии пока бабье царство. Семьдесят процентов женщин. Но им в первобытных условиях не очень-то легко.
А мужчинам, что же, легко?
Бабье царство — это у меня в отделе. Тридцать женщин. Умных, трудолюбивых. Очаровательных. И один я. Начальница отдела прочит меня на свое место, — лет через пять, когда удалится на пенсию. Хотя я в начальники вовсе не рвусь. Мы занимаемся как раз тем, что придумываем машины для таких мест, где женщинам работать «не очень-то легко». В шахтах, например, или на строительстве. Там, где лет пятьдесят назад женщины вообще не работали.
Антон говорил что-то, как настоящий вербовщик. А я думал о жизни. Своей. Работа, дом, заботливая жена. Мама, у которой я бываю дважды в неделю, заботливый сын заботливой мамы. Клуб — хорошая игра для взрослых. Нормальная жизнь.
Ах да, еще раз в месяц — в поликлинику, сдавать сперму.
— Ну так что? — спросил Антон. — Согласен? Я поговорю насчет тебя и сообщу.
Четыре женщины — три поколения женщин, от «бабуси» до пятилетней Ларискиной сестренки, стрелявшей в меня любопытными глазищами, — накормили меня ужином. Они придирчиво допрашивали и осматривали меня, и отпустили, только убедившись, что я хорошо себя чувствую.
Я ушел в теплую майскую ночь, полную теплого света окон. Как во все времена уходили мужчины, оставляя окно с теплым светом за тридевять земель. Почему я купился, почти купился на уговоры, и так легко? Поддался очарованию слова «экспедиция».
Или — «нужны мужчины».
Я мужчина.
А каждый нормальный мужчина хочет играть в настоящие мужские игры. Ловить удачу за хвост на больших дорогах. Побеждать врагов и конкурентов. Или просто заниматься настоящей работой. И за настоящие деньги. А что? Тоже поэзия настоящей мужской игры.
Потом я устал об этом думать. Есть предел переживаниям, и нелепым приключениям, слава богу, тоже. Я с удовольствием предвкушал, как влезу под душ, а потом в постель. Интересно, как обстоит дело с душем в районе Восточной Сибири?
Дома было тихо, хотя свет в дальней комнате горел. Я тихонько притворил дверь, — может, Ольга спит? Тихонько, на цыпочках я прошел по коридору.
Оля не спала. Вот будет мне сейчас. И за дело. Надо было сразу позвонить.
Я робко пробрался в комнату и присел рядом с Олей.
— Ты чего телевизор не смотришь?
Она повернулась и посмотрела на меня. Я перепугался уже всерьез.
— Ты что? Ну да, я дурак и скотина. Но я не нарочно.
Оля глубоко вдохнула, — и, спасая меня от гневной тирады, затрезвонил телефон. Звонил Антон. Уже узнал насчет меня?
— Ты быстро, — сказал я в трубку.
— Да, — Антон казался смущенным. — Понимаешь, поторопился я тебе пообещать, а есть проблема. Донорский центр тебя не отпускает. Держатся за мужиков до тридцати, как женская дума за закон о постепенных реформах. В общем, похоже, сейчас — никак. Может, через какое-то время…
— Когда мне стукнет тридцать.
Антон рассказал мне, как его найти. Если что.
Интересно, как он сам-то отмазался? Ему еще явно тридцати нет. Наверно, он из тех, кто умеет добиваться цели. А я?
Черт возьми, еще посмотрим…
Я отвернулся от телефона и вздрогнул. Оля стояла, оказывается, за мной.
— Ну, чего ты? — спросил я мягко.
— Я в консультацию ходила, — она спрятала лицо у меня на груди.