Далеко не все офицеры разделяли «радужные» взгляды Г.К. Графа. Приведем фрагмент книги мичмана Б.К. Шуберта: «Сколько раз и раньше мне приходилось удивляться тому, насколько наш русский крестьянин плохо прививается к морю и морской службе. Едва ли три человека из ста судовой команды чувствуют себя на палубе так же хорошо, как и на земле, любят свой корабль и море и охотно работая, представляют из себя настоящий желательный тип матроса; остальные смотрят на свою службу, как на несчастную долю, на корабль – как на тюрьму, к морю не приучаются и в продолжение всей своей службы мечтают только о том дне, когда срок ее будет окончен и их уволят домой. Эта категория людей работает вяло, кое?как, так как труд на судне, лишенный для них всякого смысла, им ненавистен; если же отдельные личности этой категории и стараются, так или из страха наказаний, или с единственной целью достичь повышений, избавляющих их от тяжелой работы. В случае свежей погоды это стадо с постоянной мыслью о смерти делается совершенно ни к чему не способным и ютится где?нибудь в темных углах корабля. Голодные, зеленые, немытые, готовые просидеть в своем углу несколько суток подряд без всякого желания посмотреть, что делается кругом, они трусят всякого размаха корабля, всякой волны, вкатывающей через борт. Я допустил бы, что все эти качества нашего матроса – следствие дурного их воспитания во флоте и неумения начальства заставить их привыкнуть к морю, если бы не сделал заграничного плавания на учебном корабле (крейсере 2?го ранга “Крейсер” в 1903 – начале 1904 г. – Прим. ред.) с лучшими и способнейшими людьми, избранными для подготовки в квартирмейстеры, т. е. ближайшие помощники флотского офицера. Конечно, на учебном корабле работали сравнительно очень хорошо, не так боялись моря, больше интересовались своим кораблем и во время шторма не ютились, подобно застигнутым грозой животным, по темным закоулкам палуб. Но не надо забывать, что учебный корабль – корабль более или менее образцовый, с отличным офицерским составом и строгим режимом и последнему?то и надо приписать большую успешность службы и меньшую возможность для команды отлынивать от своих обязанностей. Начальство здесь имеет в руках сильный козырь – не удостоит ленивого ученика производством в квартирмейстеры, чего все они боятся как огня. Но “как волка ни корми, он все в лес смотрит”; едва цель достигнута и ученики покидают учебное судно, получив унтер?офицерское звание, и попадают затем уже в качестве руководителей на линейный корабль, большинство из них забывают все, чему его учили, и не чувствуя больше сдерживающей его узды, делается тем же вялым, апатичным существом, мечтающим о своей деревне, помимо которой, его ничто не в состоянии заинтересовать. Кончается тем, что из сотни выпущенных во флот надежных квартирмейстеров, безусловно, полезных службе остаются те же 3–5 человек, которых можно найти на всяком корабле, без траты на их воспитание столько напрасного труда и денег. Я никак не могу себе представить, чтобы жизнь матроса на судне была бы тяжелее той, которую большинство из них вело до поступления во флот, к которой им предстоит вернуться по окончании срока своей службы. Вне всякого сомнения, судовая работа легче деревенской; три четверти матросов никогда и не мечтали у себя дома о той пище, которую им дают на службе, а кроме того, одевают, обувают, дают водку и заботятся об этих взрослых парнях, как не всякая мать заботится о своих детях; при всем этом матрос получает еще на руки деньги. Казалось бы, надо радоваться и благодарить Бога за все эти благодеяния, выходит же так, что через какой?нибудь год службы нам уже больше не нравится ни пища, ни форма одежды, и так как все мы отличные законники и раньше всего узнаем, что нам полагается получать от казны, то в малейшем промедлении со стороны начальства в выдаче положенных вещей или денег, мы усматриваем его желание “обойти сироту”. Работать мы или совсем не желаем, или соглашаемся на это как бы из милости; недоброжелательно относимся к старанию начальства нас чему?нибудь обучить и, приучившись зато жить выше средств, под различными предлогами вымогаем у своих деревенских родственников добытые кровью и потом рубли, которые спускаем по кабакам, окончательно доводя себя до приятного состояния полузверя. Мне случалось встречать такие экземпляры, которые уходили со службы, не потрудившись за семь лет познакомиться с названиями частей корабля, что в соседних государствах знает чуть ли не всякий, причем эти люди не высказывали и тени стыда или сожаления. <…>

Наши морские законы таковы, что вахтенный начальник, который во время своей вахты отвечает за порядок на корабле, не имеет никаких законных средств заставить себя слушаться и поддержать свой авторитет. Он может только сделать выговор или поставить ослушника «на бак», где имеет право его продержать в течение своей вахты. Конечно, эта глупая полумера никогда не приносит пользу, так как на баке, который, так сказать, есть клуб команды, виновный будет себя чувствовать отлично и, может быть, даже не будет и стоять, а расположится так, как ему это удобно, зная, что вахтенному начальнику, обязанному быть везде, нельзя все время наблюдать за одним человеком. Сверх того, вахтенному начальнику предоставлено право доносить о случившихся на его вахте ослушаниях или преступлениях нижних чинов по начальству, которое, как имеющее большую власть, после произведенного дознания карает виновного по своему усмотрению. Но скажите, пожалуйста, какое я могу снискать к себе уважение среди безнравственных негодяев, когда у меня завязаны руки и единственное, что я могу сделать, это, сменившись, подать письменную жалобу, последствия которой еще очень сомнительны? А в данный?то момент авторитет мой, значит, будет подорван – я не могу настоять на своем и должен, может быть, снести оскорбительные насмешки своих подчиненных? Прежде в таких случаях прибегали к кулачной расправе. Я не сторонник этой системы воспитания нижних чинов, но не могу обойти молчанием грустного факта, что такого рода воздействием почти всегда можно было остановить нахала и самого строптивого заставить исполнить ваши требования. Гуманные деяния нашего века отняли у офицеров это последнее средство, и человек, не желающий подчиняться системе подлаживания, лавируя между настроением команды и требованиями начальства, делается или ненавистным им, или сознательно вступает в сделку со своей совестью» (Б.Ш?т. Новое о войне. Воспоминания о морских походах 1904–1905 гг. СПб., 1907).

Родители Г.К. Графа жили в д. 23 по Кирочной улице. В период Первой мировой войны жена Г.К. Графа снимала квартиру неподалеку – ул. Сергиевская, д. 56.

Имеется в виду дом главного командира Кронштадтского порта и военного губернатора Кронштадта.

Кронштадтское морское собрание вело свою «родословную» от морского клуба, учрежденного по инициативе С.К. Грейга и открытого с соизволения императрицы Екатерины II 11 марта 1786 г. В нем проводили свободное время офицеры всех рангов. Клуб прекратил свою деятельность в 1795 г. в связи с уходом эскадры к берегам Франции, и лишь в начале 1802 г. с разрешения Александра I было заново