сражении. Теперь он был памятником славных подвигов знаменитого адмирала.

Нельзя было не признать, что английские корабли производят наилучшее впечатление. Корабли и других стран бывали в отменном порядке и красивые, но в английских было что?то такое, что их отличало от других, какой?то выдержанный военно?морской стиль. Посмотришь на них и скажешь – да, это боевой корабль и морские его качества несомненны.

Помню, в Портсмуте мы съехали на берег с Эссеном, инженер?механиком Поповым[232] и лейтенантом Шульгиным. Погуляли по улицам, зашли в несколько магазинов, выпили отвратительного шоколада и решили возвращаться на крейсер. Вдруг Эссен увидел вывеску, гласившую, что здесь находится собачий питомник. До этого нам и в ум не приходила мысль обзавестись собаками, а тут вдруг все возгорелись желанием купить по собаке, и так это захотелось, что мы сейчас же вошли в этот питомник и стали выбирать его пансионеров. Эссен выбрал огромную гончую, Попов – бульдога, я – маленького «кинг?чарльза», только Шульгин в последнюю минуту раздумал. Никто из нас ничего в собаках не смыслил, но тут мы стали опытными собачниками и давали друг другу весьма полезные советы.

Затем, расплатившись с очень довольным англичанином, который весьма обрадовался таким неожиданным покупателям, мы вышли из магазина, таща на цепочках упирающихся собак.

Пока шли в порт, то уже начали колебаться, хорошо ли мы сделали, что осуществили эту покупку, потому что с собаками будет возня. Я еще утешал себя, что моя собачка маленькая и ее не так уж трудно будет устроить. А вот куда пристроит Эссен свою гончую величиною с теленка, был более сложный вопрос. Но уже нечего было делать – купили так купили.

Команда катера одобрила нашу покупку. Но одобрит ли ее старший офицер, мы сильно сомневались. Когда вошли на палубу, то вахтенный начальник от удивления не знал, что и говорить. Подумал, что мы слишком много выпили виски, что пришли на такую дикую мысль накупить собак, но, увидев, что мы совсем в порядке, только руками развел. Пошли к Дмитриеву сообщить о новых пассажирах на крейсере. Он, бедняга, совсем изумился и не знал, верить ли своим глазам. Говорит: «Да ведь они все помещения нам загадят, куда мы их поместим, что скажет командир!» Ничего, успокоили, что все обойдется, и пошли в кают?компанию. Ну, нас всех, конечно, подняли на смех, но собаками заинтересовались и стали их осматривать.

Вдруг один офицер обращается ко мне и говорит: «Да ведь ваша собачонка слепая». – «Как слепая, – вскричал я. – Мы ее со всех сторон осматривали, и все было в порядке». Попросил доктора ее осмотреть. «К сожалению, – говорит, – на обоих глазах катаракты». Еще иметь хорошую собаку – это куда ни шло, но иметь слепую – уже было явно ни к чему. Все стали советовать завтра, рано утром, ее отвести обратно в питомник и потребовать три фунта обратно. Так я и поступил. Но хозяин питомника совсем не собирался мне возвращать деньги. Сказал, что я ведь осматривал пса, и он мне понравился, и это было мое дело, что я взял такого, у которого катаракты. Конечно, можно было бы поднять скандал, и, наверно, его заставили бы вернуть деньги. Но устраивать скандал не хотелось, да и времени не было для хождения в полицию и еще неизвестно куда, так как мы в полдень должны был уходить в море. Оставалось только вернуть моего бедного пса и торопиться на шлюпку.

Впрочем, я потом не слишком был огорчен, что остался без собаки, так как Эссен и Попов натерпелись много всяких неприятностей со своими псами. Те действительно всюду пачкали, и это было страшно неприятно.

Перед уходом из Портсмута адмирал получил телеграмму из Петербурга, в которой ему предписывалось зайти в Киль, что не входило в наше расписание. Как потом говорили, кайзер Вильгельм сообщил нашему морскому агенту, что он очень сожалеет, что русские корабли, посетив порты почти всех стран, не зашли в немецкие. Тот сообщил морскому министру, который, в свою очередь, доложил государю, и нам было предписано зайти в Киль.

В Киле мы были встречены с подчеркнутой торжественностью. В бухте, вытянувшись в одну линию, стоял весь германский флот. Нам было указано встать на якорь в самой глубине, что в смысле сообщения с городом было гораздо удобнее. Поэтому всем кораблям пришлось пройти вдоль линии немецких судов. При этом взаимно отдавались соответствующие почести.

Если это, с одной стороны, было любезностью, то с другой, мы оказывались запертыми германским флотом.

Главнокомандующий над флотом был принц Генрих Прусский. Сразу же начались визиты и приглашения. Всеми германскими офицерами было проявлено большое старание оказывать нам всевозможное внимание. Выходило, что здесь мы встретили гораздо большее радушие, чем в странах, с которыми были связаны политически.

То и дело на наши корабли приезжали офицеры с немецких кораблей и приглашали к себе или на берег провести время в какой?либо пивной. Сидя с нами за бокалами вина, они всегда переходили на политические темы, точно в их задание входило выяснить настроение офицеров в отношении Германии.

Я как?то съехал на берег с несколькими нашими офицерами, и мы попали в какую?то пивную, которая привлекла нас тем, что все стены были завешены разными деревянными часами, которые на разные лады били. Куковали кукушки или звонили колокольчиками. Это было забавно, и шуму много, что, очевидно, немцам нравилось. Не успели мы расположиться за одним из столиков, как к нам подошел немецкий морской офицер, представился и просил разрешение сесть за наш столик, в чем мы ему никак отказать не могли, хотя и находили скучным. Сейчас же начались бесконечные разговоры, что немцы любят русских, что мы соседи, что мы должны жить в дружбе и т. д. Мы с ним вполне соглашались и старались перевести разговор на то, что происходит на сцене и на качество пива. Сначала это удавалось плохо, но когда наш немец достаточно нагрузился пивом, то понемногу отошел от политики и перешел на более житейские темы. Тогда мы с ним стали большими друзьями и даже его привезли на корабль, и он у нас проспал ночь.

Наше пребывание в Киле закончилось большим приемом на флагманском корабле принца Генриха. На него были приглашены – адмирал со штабом, все командиры и по несколько старших офицеров. Прием прошел очень гладко, и все остались вполне удовлетворенными. Впоследствии же мы слышали разговоры, что этот прием имел большое политическое значение и был своеобразным давлением на то, чтобы был подписан новый торговый договор, не слишком выгодный для России. Расчет был таков, что если произойдет задержка в его подписании, то будет сделан намек, что в данный момент пять русских кораблей находятся в руках немцев и они не будут выпущены до подписания договора. Действительно, в момент приема русские корабли не только были заперты, но и обезглавлены, так как весь высший командный состав был в руках немцев. Если это так, то грош цена была немецкому радушию.

В общем же, мы хорошо провели время в Киле, и даже нам был показан порт. Старинный город был очень интересен. Все в нем напоминало времена, когда корабли Ганзейского союза вели оживленную торговлю со всем миром.

В смысле военном Киль, со своей прекрасной бухтой для стоянки целого флота, должен был служить прекрасной базой, из которой немцы в случае войны с Россией будут действовать против Балтийского флота.

Распрощавшись с «гостеприимными» немцами, отряд вышел в Балтийское море. Каждая пройденная миля приближала нас к берегам России. Это приближение стало чувствоваться – попадались пароходы под русским флагом и рыбачьи лодки русского типа; открывались знакомые маяки. Становилось все холоднее. Надели пальто, и все же на вахтах порядочно мерзли.

Все офицеры были радостно настроены. В перспективе были отпуска и свидания с родными. Но, и помимо этого, всегда было так приятно снова оказаться в России. Гардемарины так и совсем сияли. Наступало последнее испытание – экзамены, а затем предстояло производство в офицеры.

В серое, однотонное утро открылся Либавский маяк, а затем и плавучий, обойдя который, отряд лег на фарватер ведущий в аванпорт, где и встал на якорь.

Первую новость, которую мы узнали, это было назначение адмирала Эссена начальником Действующего флота Балтийского моря. Следовательно, все боевые корабли поступали под его командование. Только учебные отряды оставались по?прежнему в подчинении главного командира Кронштадтского порта. Это известие произвело на всех нас самое благоприятное впечатление. Теперь