Команда любила стрельбу. Она ее увлекала и рождала спортивное чувство. Выстрел сделан, моментально открывается затвор, автоматически вылетает гильза, которая летит на палубу, в ту же секунду подносчик всовывает новый патрон. Комендор закрывает затвор, взводит курок, и орудие готово (на больших миноносцах были 120?мм орудия в 40 калибров[125]). Наводчики продолжают непрерывно наводить оптические прицелы на цель. На все это идет 5– 6 секунд.

После стрельбы дивизион возвращался в гавань и швартовался у стенки. Прислуга орудий должна была промыть орудие и смазать.

Стрельбы очень утомляли, но все же по вечерам мы любили съезжать на берег, чтобы погулять в «Екатеринентале», зайти в ресторан поесть раков и выпить хорошего ревельского пива, а то и закатиться на Горку (известный летний кафе?шантан). Если же не было охоты ехать на берег, то просиживали в своей компании на миноносцах за дружеской беседой.

Кстати, она временно увеличилась дивизионным врачом[126], которого штаб поселил у нас. Он оказался милейшим и компанейским человеком. Хотя он был глубоко штатским человеком и впервые попал в военно?морскую среду (да и к тому же был эстонцем), но быстро и легко вошел в нашу компанию, и уже через несколько дней мы стали большими друзьями. Будучи очень хорошим врачом и серьезным человеком, он был не прочь повеселиться и был «не дурак выпить». Выходы с ним на берег нередко сопровождались самыми удивительными приключениями, тем более что он знал Ревель «вдоль и поперек». Как?то он повел нас в какое?то таинственное кафе, которое действовало только по ночам и где прислуживали девицы в каких?то фантастических костюмах. Затем мы с ним попали в какой?то нелегальный карточный клуб, где часто происходили крупные скандалы. Вроде того, что проигравшийся игрок неожиданно тушил свет и утаскивал со столов деньги или происходила стрельба с побоищем. Конечно, мы не принимали участия в игре и лишь забавы ради наблюдали за происходящим.

Во время стоянки в Ревеле мы вдруг стали замечать, что наш командир что?то часто стал исчезать с корабля и его постоянно встречали в дамском обществе. Особенно он часто показывался в обществе жены флагманского врача Зорта[127] и даже раз пригласил супругов к нам на обед. Впоследствии он женился на ней, она была очень интересной женщиной[128]. Это нам казалось подозрительным, и мы шутили, что не собирается ли он первым нарушить устав нашего монастыря.

Когда курс артиллерийских стрельб был закончен, адмирал разрешил миноносцам выбрать порты, где бы они желали провести неделю отдыха. Наш командир выбрал Гунгербург [129], что нам чрезвычайно понравилось. Этот курорт с чудным пляжем обычно наполнялся дачниками из Петербурга. Поэтому там можно было рассчитывать встретить много знакомых.

Благополучно добрались до него и вошли в Нарову. Командиру не понравилось стоять посередине реки на якоре, так как при этом приходилось добираться до берега на шлюпках. Поэтому он поехал к начальнику коммерческого порта, уговорить его разрешить встать у пристани, предназначенной только для судов, которые должны были разгружаться, благо она была свободной. Конечно, ему удалось его убедить, недаром же он обладал талантом уговаривать.

Как мы и думали, в тот же день нашлись знакомые и посыпались приглашения на пикники, обеды и вечера. Кроме того, так как мы стояли у берега, то то и дело приходила публика, просящая осмотреть миноносец, что охотно разрешалось, и завязывались новые знакомства.

В будние дни в Гунгербурге оставалось почти исключительно дамское общество, так как мужья приезжали только на субботу и воскресенье. Благодаря этому наше положение оказывалось особенно выигрышным. В кургаузе в нашу честь был дан бал, который прошел очень весело, и мы добрались на миноносец только под утро. Вообще приглашений было столько, что хоть разрывайся на части.

Такое радушие нельзя было оставить без ответа, и мы решили устроить большой прием?чай на «Добровольце». Ввиду того, что кают?компания не вмещала большого числа людей, то чай сервировали на верхней палубе под тентом, устроив из командных коек нечто вроде диванов и украсив все сигнальными флагами. Гостей набралось более пятидесяти; видимо все остались очень довольны. Уже одно то, что удалось пару часов пробыть на военном корабле, было удовольствием.

К сожалению, последний день в Гунгербурге ознаменовался трагическим случаем. Несколько человек нашей команды, отпущенные на берег, решили выкупаться и для этого выбрали место, которое оказалось очень опасным, так как в этом месте, где Нарова впадает в море, были водовороты и опасные неровности дна. В результате один из них утонул[130]. Его скоро удалось вытащить, но было уже поздно.

Матроса пришлось хоронить на местном кладбище, и командиру хотелось устроить по возможности торжественные похороны. Весь день прошел в хлопотах, и мне, как ревизору, пришлось все устраивать.

О несчастье быстро узнало все местечко, так что улицы, по которым шла печальная процессия, были запружены дачницами. Гроб несли матросы, а за ним шли все офицеры и команда во всем белом.

Погребальное пение, торжественность всей обстановки и красота летнего дня создавали грустное, но не тяжелое настроение. Хотя никто и не знал этого бедного матроса, но все искренно сожалели о столь трагично утраченной молодой жизни.

Могила представляла сплошной букет цветов, которые возложили дачницы, чтобы этим выразить сочувствие кораблю.

После похорон пришлось срочно уходить. Мы и так запаздывали на два дня, а адмирал этого очень не любил и сам был всегда чрезвычайно точен.

Следующий период должен был быть очень беспокойным. Дивизия должна была совершить совместно несколько походов, от Ботнического залива до Либавы. Во время нахождения в море опять предполагались маневрирование и выполнение различных тактических заданий.

Адмирал Эссен отличался неутомимостью и чрезвычайной подвижностью и не давал миноносцам пребывать в бездействии. Его миноносец «Пограничник» всюду поспевал. Адмирала очень трудно было застать в определенном месте; только радиостанции да посты Службы связи всегда знали, где он. То в Петербурге на заседаниях у морского министра или в Морском Генеральном штабе, то в Гельсингфорсе или Риге на заводах, где достраивались некоторые миноносцы, то в Ревеле, а то и на шхерах. Он внимательно следил, как дивизия совершенствовалась в своих знаниях и приобретала опыт. Казалось, в этом небольшом человеке таится неисчерпаемый источник воли и энергии и он не знает усталости. В походах – на мостике, на якоре – за писанием приказов и отдачей распоряжений, приемом докладов и на совещаниях с командирами миноносцев. Праздников и отдыха среди семьи для него не существовало.

Две недели пошло на совместное плавание дивизии по Балтийскому морю и стоянкам в Аландских шхерах и у берегов Даго и Эзеля. Наконец мы добрались до Либавы.

После маленькой передышки и переборки машин нам предстояло пройти курс минных стрельб в Биоркэ. Туда дивизион скоро и вышел.

Началась возня с самодвижущимися минами Уайтхеда образца 1904 г. [131]. Техника минных стрельб много сложнее, чем артиллерийских. Там выпустишь положенное число снарядов, и дело кончено. При минных же учебных стрельбах надо мину выловить, поднять на миноносец, накачать в резервуар сжатый воздух, налить масло и проверить все механизмы. Только тогда она готова к выстрелу.

Когда стрельба идет гладко, тогда еще ничего, потому что, пройдя установленное расстояние, мина всплывет и ее остается лишь прибуксировать к борту миноносца. Но нередко бывали случаи, что, при выскакивании ее из аппарата щитик, открывавший воздушный кран, не откидывался и воздух не мог поступать в машину. Этот же тип мин с полным резервуаром имел отрицательную плавучесть, и мина тонула. Причиной этому был какой?то конструктивный недостаток, который впоследствии старались исправить, но пока мы много натерпелись неприятностей из?за этого. Приходилось быстро замечать приблизительное место потопления мины и бросать буек, а потом на этом месте спускать водолаза, который привязывал к мине конец, и ее вытаскивали. Но нередко место замечалось не точно или мина уходила глубоко в илистый грунт, и приходилось часами ожидать, пока водолаз ее найдет.

С другой стороны, стрельба минами очень увлекательна. С интересом наблюдаешь, как огромная