— Он был тем, кем мы его считали, — ответил Пауль, подумал: «Почему она так медленно осознает такие простые вещи?» Вслух же он сказал: — Если Айдахо не доберется до Кинеса, мы…
— Он — не единственная наша надежда, — перебила Джессика.
— Я хотел сказать не о том.
Она услышала в его голосе стальные, повелительные нотки и удивленно взглянула сквозь сумрак палатки на сына. Темный силуэт на фоне посеребренных луною скал, видневшихся сквозь прозрачную торцевую стенку диститента.
— Наверняка спасся еще кто-то из людей твоего отца, — сказала она. — Мы должны их собрать, найти…
— Нам придется рассчитывать только на себя, — жестко сказал Пауль. — И наша первая забота — это фамильный ядерный арсенал. Мы должны получить его прежде, чем до него доберутся Харконнены.
— Вряд ли им удастся найти наше ядерное оружие, — возразила Джессика. — Вспомни, как оно спрятано!
— Мы не можем рисковать.
Она подумала: «Он рассчитывал угрожать планете и запасам Пряности фамильным атомным оружием. Шантаж — вот что у него на уме! Но если он решится… все, на что он сможет рассчитывать, — это бегство, отступничество, жизнь без имени…»
Слова матери вызвали у Пауля мысль о людях, погибших в эту ночь. Это была уже мысль герцога. «Люди — вот истинная сила Великих Домов», — подумал Пауль и вспомнил слова Хавата: «Грустно расставаться с людьми, а место — это всего лишь место»..
— За них сардаукары, — сказала Джессика. — Придется ждать, пока сардаукары не уйдут..
— Они думают, что поймали нас между Пустыней и сардаукарами, — ответил Пауль. — Они хотят, чтобы не осталось никого из Дома Атрейдес. Тотальное уничтожение — вот их цель. Так что не стоит рассчитывать на то, что кто-то из наших спасется.
— Не могут же они бесконечно рисковать раскрыть роль Императора в случившемся!
— Разве?
— Но ведь хоть кто-то из наших людей спасется, и…
— Ты веришь, что кто-то может спастись?
Джессика отвернулась, испуганная горькой силой в голосе сына. В нем звучала точнейшая оценка шансов. Она почувствовала, что разум сына неожиданно сделал скачок и был теперь гораздо мощнее ее разума; теперь Пауль в некоторых отношениях видел много больше, чем она. Джессика сама участвовала в формировании этого разума — но теперь вдруг ощутила страх перед ним. Она подумала о герцоге, о своем потерянном прибежище — и слезы обожгли ее глаза.
«Такова судьба, Лето, — подумала она. — Сказано:
— Попробуй еще раз приемник на частотах коммуникационной сети, — предложил Пауль.
«Разум работает, как бы ни хотели мы сдержать его», — подумала она.
Джессика достала маленький приемник, который оставил им Айдахо, щелкнула выключателем. Загорелся зеленый огонек, из динамика раздался жестяной скрежет помех. Джессика уменьшила громкость, принялась шарить по частотам. Послышался голос — кто-то говорил на боевом языке Дома Атрейдес:
— …назад и перегруппировались у обрыва. Федор сообщил, что в Карфаге не спасся никто, а Гильд-Банк разграблен.
«Карфаг! — подумала Джессика. — Харконненское гнездо…»
— Это сардаукары, — продолжал голос. — Осторожно — остерегайся сардаукаров в форме Атрейдесов. Они…
Рев перекрыл его слова. Затем настала тишина.
— Попробуй другие частоты, — сказал Пауль.
— Ты понимаешь, что это значит? — спросила Джессика.
— Я ожидал этого, — спокойно сказал Пауль. — Они хотят, чтобы Гильдия обвинила в разрушении банка именно нас. А если против нас Гильдия — мы пойманы на Арракисе и не сможем покинуть его. Попробуй другие частоты.
Она взвесила его слова: «Я ожидал этого». Что с ним случилось?.. Помедлив, Джессика вновь занялась приемником. Она вращала ручку настройки, время от времени выхватывая из эфира обрывки, говорящие о происходящей битве. Голоса выкрикивали на боевом языке Дома Атрейдес: «Отступаем!..», «Попробуй перегруппироваться на…», «Заперты в пещере у…». И нельзя было ошибиться, слыша возбуждение победы в харконненской тарабарщине, звучавшей на других частотах. Резкие команды, боевые рапорты. Этого было недостаточно для Джессики, чтобы опознать и понять язык — но тон был ясен.
Харконнены победили.
Пауль потряс сумку, прислушиваясь к плеску воды в двух литраках. Он глубоко вздохнул и сквозь прозрачную стенку палатки посмотрел на очертания скал, выделявшиеся на фоне усыпанного звездами неба. Левой рукой пощупал сфинктерный клапан, служивший входом в палатку.
— Скоро рассвет, — произнес он. — Мы можем ждать Айдахо еще день. Но не ночь. Вторую ночь мы тратить не можем. В Пустыне ходят ночью, а днем укрываются в тени.
Человеку без дистикомба, сидящему в тени, в Пустыне необходимо в день пять литров воды для сохранения веса тела, вспомнила Джессика. Она вдруг — по-новому ощутила прильнувшую к коже гладкую мягкую ткань дистикомба. Теперь их жизни зависели от этой одежды.
— Если мы уйдем отсюда, Айдахо нас не найдет, — сказала она.
— Есть способы заставить говорить любого человека, — ответил Пауль. — Если Айдахо не вернется к рассвету, придется учесть возможность того, что его схватили. Сколько, по-твоему, сможет он продержаться на допросе?..
Вопрос был, конечно, риторический, и она не ответила.
Пауль поднял крышку сумки, достал руководство — микрокнигу, снабженную самосветящейся полоской для чтения в темноте и лупой… Зеленые и оранжевые буквы:
Сколько всего нужно, чтобы выжить в Пустыне!..
Наконец он отложил руководство в сторону, на пол палатки.
— Но куда нам идти? — спросила Джессика.
— Отец говорил как-то о мощи Пустыни, — задумчиво сказал Пауль. — Без нее Харконненам не править этой планетой. Они и не правили ею никогда, и никогда не будут. Не будут — даже если в их распоряжении окажется десять тысяч легионов сардаукаров.
— Пауль, не думаешь же ты, что…
— У нас достаточно тому доказательств, — покачал головой Пауль. — Прямо здесь, в палатке. Сама она, затем эта укладка и ее содержимое, наконец, дистикомбы. Нам известно, что Гильдия требует немыслимую цену за вывод на орбиту метеоспутников — цену, практически исключающую их покупку. Нам известно, что…
— При чем здесь метеоспутники? — перебила Джессика. — Они же не могут… — Она вдруг замолчала.
Пауль своим новым сверхчутким восприятием считывал ее реакции, подмечал мельчайшие детали, просчитывал…
— Теперь ты и сама видишь, — утвердительно сказал он. — Спутники снимают все, что есть внизу. Им видно все. А в глубине Пустыни есть вещи, которые чужой видеть не должен…
— Ты хочешь сказать, что эту планету контролирует Гильдия?
Как медленен был ее разум!..
— Да нет же! — нетерпеливо воскликнул он. — Сами фримены! Это они платят Гильдии за свое спокойствие, а та не суется в их владения и других не пускает. И платят они той монетой, которая всегда в достатке у владеющих мощью Пустыни. Пряностью. Это — больше, чем прикидки во втором приближении по косвенным данным, это — точно вычисленный ответ. Будь в этом уверена.
— Пауль, — проговорила Джессика, — ты же еще не ментат, как же ты можешь быть так уверен, что…
— Я никогда и не буду ментатом, — медленно ответил он. — Я — нечто другое… урод…
— Пауль! Как ты можешь…
— Оставь меня!
Он отвернулся от нее к темноте за прозрачной стенкой. Почему я не могу почувствовать скорбь?.. Каждая частица его тела жаждала облегчения в слезах — но отныне ему не суждено было больше испытывать такое облегчение.
Никогда ранее Джессика не слышала такой тоски в голосе сына. Ей хотелось прикоснуться к нему, обнять, утешить, помочь — но она чувствовала, что ничего не может сделать. Он должен сам во всем разобраться, пережить все.
Светящаяся полоска на руководстве к фримпакету, лежащему на полу между ними, привлекла ее внимание. Джессика подняла его, открыла титульный лист, прочла:
«Наставление о Благодатной Пустыне, месте, исполненном жизни. Здесь — аят и бурхан Жизни. Верь, и Ал-Лат не сожжет тебя».
«
Пауль достал из сумки паракомпас, положил обратно, сказал:
— Только подумай обо всех этих фрименских устройствах — имеющих, заметь, весьма специальное назначение. Удивительная сложность и продуманность. Согласись, цивилизация, создавшая подобное, скрывает глубины, о которых никто не подозревал.
Неуверенно, все еще встревоженная резкостью его голоса, Джессика вновь вернулась к книге. Рассмотрела рисунок — созвездие арракийского неба, «Муад'Диб, или Мышь», — сообщала подпись. Оттуда же Джессика узнала и запомнила, что «хвост» Мыши указывает на север.
Пауль посмотрел в темноту, царившую в палатке. Движения матери едва можно было различить в слабом свете люминесцирующей полоски на