— Скучаю, конечно, — ответил Стэнли. — Каждый день, каждую минуту. Но я всю жизнь провел в костюме-тройке. Делал все, чего от меня ждали. Давил конкурентов и надувал соперников. И знаешь что? Ни разу мне это не было в радость. А эти последние два месяца? Чистое наслаждение. Каждый день. Теперь посмотри вперед, Барнаби, мальчик мой. Мы на месте.

Они вышли на обрыв над ущельем со стороны Замбии. Перед ними был мост над водопадом Виктория — великолепная конструкция из мерцающей стали. Посередине располагалась платформа, с которой люди прыгали на эластичных тросах. Старик и Барнаби зашагали к ней. Группа добровольцев там помогала прыгунам надевать сбруи. Они посмотрели на старика и мальчика и почесали бороды.

— Только не рассказывайте мне, что я слишком стар! — рявкнул Стэнли, одарив их взглядом таким же стальным, как мост, на котором все они стояли.

— А мне — что я слишком молод! — добавил Барнаби, ни за что не желавший пропускать такое приключение.

Помощники прыгунов пожали плечами и пристегнули трос к ногам Стэнли. Барнаби меж тем крепко держался за поручни, чтобы не улететь.

— Здравствуй, ничто! — объявил Стэнли и спрыгнул с платформы.

Он пролетел в ущелье триста шестьдесят четыре фута — до того близко к скалам и воде внизу, что Барнаби чуть не заорал от ужаса. Мгновение спустя старик взлетел обратно, затем опять провалился, вверх-вниз, снова и снова, пока не остался просто подергиваться на эластичном тросе в воздухе. Тут-то его и вытащили обратно.

— Клятые склянки! — закричал в восторге он, снимая очки-консервы. Его жидкие волосы стояли торчком под причудливыми углами, и вид у него был теперь вполне безумный. — Видели б мои детки, сколько от этого радости, — они бы поняли. Что скажешь, Барнаби? Хочешь попробовать?

— А то! — ответил мальчик и позволил добровольцам привязать себя к тросу.

Он дошел до края платформы, посмотрел вниз, набрал в грудь побольше воздуху — и прыгнул. Но опустился всего на пару десятков футов — а затем начал подниматься. Эластичный трос натянулся, уходя прямо к облакам, а Барнаби сверху смотрел вниз — а вовсе не наоборот.

— Этого следовало ожидать, — произнес старик, поворачиваясь к пораженным людям на платформе. И объяснил: — Парнишка отказывается подчиняться закону всемирного тяготения. Лучше подтащите его обратно.

Через несколько минут Барнаби лебедкой опустили на платформу, и Стэнли дал ему собственный рюкзак. Внутри было столько походного снаряжения, что Барнаби точно остался бы на земле.

— Извини, Барнаби, — сказал старик, — но «тарзанка», наверное, не для тебя. Может, с парашютом повезет больше.

На аэродроме поблизости их дожидался частный самолет. Они взлетели, и пара инструкторов надели им на спины ранцы с парашютами.

— Это важное событие, — произнес Стэнли, потирая руки от предвкушения, когда они достигли облаков. — Это предпоследний пункт в моем списке. Как только сделаю вот это и еще одно — всё. Ты готов, Барнаби?

— Готов! — ответил мальчик, и они выпрыгнули из самолета друг за другом.

Стэнли поплыл по воздуху к земле и в нужный момент дернул кольцо парашюта. Барнаби же летел вниз секунд десять — а потом поднялся. Самолет описал вокруг него круг с открытой дверью, и Барнаби смог забраться внутрь.

— Наверное, парашют тоже не для меня, — сказал он Стэнли, когда все снова встретились на земле.

— Клятые склянки, сынок, ты, по крайней мере, попробовал, — ответил старик.

Тем вечером, уставшие после дневных приключений, Стэнли и Барнаби шли по африканским джунглям, отыскивая какую-нибудь поляну.

— Когда я был маленьким, — рассказывал старик, — мне вечно хотелось в походы, чтобы спать под звездами. Но моему папе — он работал железнодорожником — надо было каждый день на работу, до позднего вечера, чтобы нам было что есть, поэтому в поход сходить мне ни разу не удавалось. А когда у меня родились свои дети, я все время собирался сводить их в поход, но мне почему-то всегда мешала работа. Большая ошибка с моей стороны. Вот он, Барнаби, — последний пункт в моем списке. Провести ночь под звездами. Было б мило, если бы со мной сейчас был папа или мой сын, но одного уже давно нет на свете, а второй хочет запереть меня в лечебницу. Остаемся мы с тобой. Что скажешь — ты готов к такому?

Барнаби усмехнулся и кивнул. Он был счастлив. Летчик дал ему третий — нераскрывшийся — парашют, такой тяжелый, что не только не давал отрываться от земли, с ним и ходить-то было трудно.

Немного погодя они нашли удобное место, на котором можно было бы провести ночь, кинули на землю пару водонепроницаемых ковриков и легли. Они смотрели на звезды — те же, сообразил Барнаби, на которые сейчас смотрит Капитан У. Э. Джонз, если вышел по своим личным делам в сад.

— Так вы правда завтра вернетесь к родне? — спросил Барнаби, когда они уже засыпали.

— Придется, — ответил старик. Сказал он это грустно, однако было понятно — он смирился с такой необходимостью. — Я сделал все, что хотел. А когда мне настанет пора уйти, я лучше уйду среди тех, кто меня любит, чем один в какой-нибудь чужой стране. Они обрадуются, когда я к ним вернусь, хоть и не поймут, зачем я все это делал. Но я счастлив. А сколько людей в конце своих дней может сказать о себе так же?

Засыпая, Барнаби думал об этом. Он так устал, что даже не услышал, как глубокой ночью из лесу вышла лисица и принялась жевать лямки парашютного мешка. Ей хотелось утащить этот мешок поближе к своему логову, а там уже распотрошить его в поисках чего-нибудь съестного — как оказалось, зря. Но Барнаби не почувствовал, как тихо взлетает с земли и поднимается над деревьями в ночное небо — пустое и чистое, где лишь светили звезды и луна вдалеке.

Так Барнаби летел долго, а когда открыл наконец глаза, поразился: он уже не лежал на поляне в африканских джунглях. Вообще-то он больше не видел ни поляны, ни старика рядом, ни джунглей вокруг. Он опустил голову и увидел внизу что-то похожее на те реки и горные хребты, которые они пролетали днем в самолете, а потом поплавал в воздухе еще немного и понял, что смотрит сверху на сам африканский континент. Тот был гораздо больше других континентов, какими он их себе представлял, — больше, чем даже показывают на картах. Слева его омывала Южная Атлантика. Барнаби перевел взгляд на северо- восток — там виднелась огромная масса Азии. Он понял, что если земной шар повернется еще немного, то он увидит знакомые очертания родной Австралии.

Но как же ему к ней вернуться? Барнаби никогда еще не улетал так далеко. И всегда находились те, кто вовремя ловил его, — или он обо что-нибудь стукался и выше уже не поднимался. Теперь же все иначе. Теперь он просто-напросто одинокий восьмилетний мальчик, который сам по себе улетает все дальше и дальше от планеты Земля — во тьму ночного неба, к тайнам, что ждут его там.

«Домой я никогда больше не попаду, — решил Барнаби, и глаза его наполнились слезами. — И никаких приключений у меня уже не будет».

И тут, вглядываясь во тьму, он, кажется, заметил вдалеке крохотную белую точку — именно там, куда он летел. Барнаби проморгался и зевнул: атмосфера тут была совсем другая, чем на Земле, не засыпать было трудно. «Не к звезде ли я лечу?» — с тревогой подумал он. Есть повод беспокоиться — он где-то читал, что звезды состоят целиком из белого пламени. Если с такой столкнуться, он наверняка поджарится до угольков. Но тут уж ничего не поделаешь. Барнаби подлетал все ближе к белой точке, а она меж тем превратилась уже в две белые точки, одна значительно крупнее другой, но, судя по всему, привязана к ней длинной белой веревкой.

Барнаби замахал руками, хотя веки его все больше тяжелели, а тело отчаянно хотело спать. Ему удалось немного продвинуться в сторону большой белой точки — и тут маленькая белая точка, похоже, повернулась к нему и замахала чем-то в ответ.

«Астронавт! — сонно подумал Барнаби. — Космический корабль!»

Стало совершенно невозможно держать глаза открытыми. И последнее, что Барнаби запомнил перед тем, как потерять сознание, как его обхватывает пара огромных рук и тянет через разреженную атмосферу к надежной махине космического корабля.