северный мужик и с самым невозмутимым и спокойным видом что-то вещает. При этом трезв как стеклышко, язык не заплетается, и сам не качается.
Дмитрий обратно в банкетный зал. Лежит северный воин. На том же месте, где сразила его проклятая. В зал – как ни в чем не бывало загадочный тип рассказывает что-то со сцены.
Хоть бросай все и беги в дурку сдаваться!
Потом выяснилось, что сраженный Бахусом был Иван Шесталов, а выступающий на сцене Юрий Рытхэу. Просто они похожи друг на друга, точно двойники.
Глиняный шар
Рассказывает писатель-фантаст Андрей Дмитриевич Балабуха.
В девяностом году теперь уже прошлого, двадцатого века проводился Соцкон – конвент любителей фантастики социалистических стран. Местом проведения был выбран поселок Коблево, что почти посередине между Николаевом и Одессой. Как водится, арендовали турбазу, которая, заметим, была построена на террасированном склоне, круто спускающемся к морю.
В назначенный день на конвент съехалось множество народу.
Вечером Андрей Дмитриевич с московской редактрисой из издательства «Мир» спустились к морю. Зрелище было завораживающее. На западе еще виднелась темно-багровая полоска, но все небо затянули иссиня-черные тучи, усиливающийся ветер гнал на берег совершенно черные (так вот оно почему Черное- то море!) волны, и от их пенных барашков исходило необычайной силы бирюзовое свечение – хоть газету читай. Наверное, окажись на месте Балабухи более прагматичный человек, он задумался бы: а вдруг это что-то да значит? Но у поэтов свои законы мироздания, и бирюзовый свет для них – еще один повод сочинить новое стихотворение, придумать фантастический подводный мир, живущий по законам движения струн Нептуновой арфы, или повод задуматься о том, что древнее море хотело этим самым поведать писателю и поэту.
Море же пыталось предостеречь о надвигающей грозе, которая разразилась через пару часов после того, как Балабуха и его спутница, слава Богу, покинули берег.
О, это была незабываемая страшная гроза: казалось, дождь не начинался, как это обычно водится у дождей с одной капли, а упал весь и сразу, обрушившись на крыши и водостоки, заменив собой на несколько часов воздух.
И в итоге склон, на котором возведены были здания турбазы, размяк и поплыл, так что вся территория оказались под двадцати-, а где-то и под семидесятисантиметровым слоем жидкой глины.
Сразу же вышли из строя водопровод и канализация, по территории можно было передвигаться только по деревянным мосткам, спешно переброшенным работниками турбазы и приехавшими на конвент писателями от крыльца к крыльцу, и к превратившимся в своеобразные дорожки широким парапетам, венчающим каменные подпорные стенки террас.
Из окна своего номера, который они делили с редактором «Уральского следопыта», критиком и историком НФ[41] Виталием Бугровым, Андрей Дмитриевич разглядел трубу теплотрассы с краном. Тут же созрел план воспользоваться хотя бы этой водой. Они вдвоем отправились по перекинутым через глиняный разлив доскам в кухню, где раздобыли здоровенный бак. Этот бак с превеликим трудом удалось заполнить ржавой, вонючей жидкостью из теплотрассы, но в итоге их номер оказался единственным, где все-таки можно было пользоваться туалетом, – благо, распространенное и на троих фэнов, героически помогавших волочь бак на третий этаж.
Потом был совершен налет на бар, где они скупили всю минеральную воду: соленая или кислая, с газами и без – вся она без остатка пошла на приготовление чая и кофе, без которых пришлось бы плохо.
К слову, воду дали только через пару дней, так что труды отнюдь не пропали даром.
Кстати, о фэнах. Надо сказать, по конвентам ездят не только писатели с издателями; рядом с ними плечом к плечу собираются любители фантастики, благородные представители фэндома – фэны.
Об одном из таких подвижников-фэнов и пойдет наш рассказ. О легенде фэндома Борисе Завгороднем по прозвищу Завгар, о котором писатели, если их как следует попросить, подчас рассказывают невероятные легенды. Кем только ни являлся в писательском воображении Борис Завгородний, общепризнанный Фэн № 1. Его называли тайным масоном, агентом спецслужб, гипнотизером, инопланетянином…
Впрочем, что можно сказать о человеке, в военном билете которого в графе «военная профессия» значится таинственное: «стрелок из кривоствольного пулемета»? Что это такое? Порой не знают даже военные. Неужели для стрельбы из-за угла? А такое бывает?
– Не из-за угла, а из укреплений, – смеется Андрей Дмитриевич.
На самом деле, это не страшно, что я не знаю. О подобном вообще мало кто слышал, так что Борису приходилось таскать с собой каталог стрелкового оружия, который он демонстрировал в качестве доказательства своей правоты.
Впрочем, история, о которой поведал мне Андрей Дмитриевич Балабуха, произошла на затопленной жидкой глиной турбазе, превратившей уютное и милое местечко по меньшей мере в зону, достойную самого изощренного сталкера братьев Стругацких.
Столовая размещалась на стилобате (так в античной архитектуре называли верхнюю поверхность ступенчатого цоколя храма, на которой сооружалась колоннада) – несколько ступеней вверх, высокое крыльцо. Террасы, как уже говорилось, ограничены каменным парапетом. С парапета до крыльца перекинуты доски.
Выбрав удачное время, когда сытые и довольные писатели после завтрака мирно перекуривали, обсуждая последствия стихийного бедствия, еще не отошедший после вечерних и ночных возлияний Завгар вдруг взгромоздился на этот самый парапет, показывая жестами, что желает произнести речь.
– Ребята, послушайте, что я вам сейчас скажу! – весело начинает Борис и… делает шаг назад.
Со странным чавкающим звуком тело шмякается в жидкую глину и, барахтаясь, начинает сползать вниз по склону. Несколько человек бросаются к откосу, но чем тут поможешь?
На глазах у испуганных и изумленных фантастов к морю катится все увеличивающийся и увеличивающийся шар, который, стремительно добравшись до воды, остановился в шаге от ее границы, чинно ожидая спешащих по лестнице спасателей.
Долго же из этого глиняного шара грязные и напуганные писатели извлекали Завгара.
Кто до чего допивается
Кто-то допивается до чертиков, кто-то до зеленых человечков, а вот Борис Завгородний умудрился допиться до Балабухи, даже не до одного, а до двух.
Как это понимать?
А вот так.
– Как же я вчерась нажрался, как нажрался… – жалуется с перепоя Борис Андрею Балабухе.
– Так не впервой же, Боря, – пытается утешить его друг.
– Не-а, так – впервой. Лежу у себя на кровати и вижу: два Балабухи в дверь заходят!
– А когда это было? – настораживается Андрей Дмитриевич.
– Да вчера, ближе к ночи, – продолжает стонать Борис.
– Нет, дорогой. Не то, что ближе к ночи, я вчера вообще к тебе не заходил!
Да, получается, что в тот день Фэн № 1 просто фантастически нализался, потому что когда в глазах с перепоя двоится, это, можно сказать, в порядке вещей. Но вот когда двоится галлюцинация…
Одно слово – напился до полного Балабухи!..
О том, что может вытечь из заурядной драки по пьяному делу
У творческих людей все должно быть по-особенному. Как в каком-то телефильме: «У нас, царей, все не как у людей». Вот и фантаст или, скажем, правильный фэн, ежели и нажирается, то и ведет себя не как нетрезвый грузчик или, скажем, продавец мороженого, а по-особенному – широко, фантастично.… Во всяком случае, хочется в это верить.
Один по пьяному делу читает лекции о всемирной литературе бомжам и забулдыгам, другой спешно открывает третий глаз и начинает вещать оттуда волю Всевышнего, третий с упоением рассказывает о двадцатитомнике Роберта Хайнлайна, по черному корешку которого от первого до последнего тома летит в неведомые дали золотой дракон (работа художницы Яны Ашмариной).
Томов, правда, издали всего шесть или семь, прищемив дракону хвост и не выпустив его таким образом