– Зато здесь тоже убивают.

Питер – пиитов град. Рифмопад в сияющую своими белостишьями призрачную ночь. Петербургскую ночь с ее обнаженными и полуобнаженными богинями в Летнем саду, с ее ступенями на спусках к воде, словно приглашающими продолжить свое знакомство с городом по его водным магистралям. По рекам с отражением все того же Питера.

Поэтического города, энергетического центра земли, места силы пиитов.

Здесь они кормятся от сосцов Большой Медведицы, крестятся то Южным, то Северным крестами, шепчут, ругаются, ворожат. Поэты заполняют этот город сверху донизу, шелестят страницами, скрипят перьями, щелкают на клавиатурах компьютеров.

Поэты любят этот город, и город любит своих поэтов. Не материнской всепобеждающей, всепрощающей любовью и нежностью, а так, как может любить ревнивый закомплексованный невротик, желающий, чтобы предмет его воздыханий – поэт – принадлежал единственно ему. Чтобы сопереживал, вникал и поклонялся этому извергу – городу, построенному вопреки логике и здравому смыслу, но основываясь исключительно лишь на поэтических видениях, мистических откровениях, на снах, бреде. Да по причине, чтобы было красиво…

Это Блок его заколдовал белыми ночами, это Достоевский припечатал непонятными страхами, клаустрофобией доходных домов, сквозными ранами переулков. Это Гоголь наложил на него заклятье любви и восторга, а Геннадий Алексеев показал лазейки, сквозь которые можно вдруг скользнуть в прошлое, где ждет тебя любовь единственная. Питер – пиитов град, со всеми своими статуями, песнями и спешащими куда-то прототипами будущих, еще не воплощенных, не сотворенных в этом мире героев.

Питер – болезнь моя, мечта, надежда и отрада.

Иосиф Бродский всегда хотел вернуться в Ленинград, об этом многие говорят и говорили. И вот родилась легенда, что Иосиф Бродский и Михаил Барышников в один прекрасный день вдруг возьмут и приедут в Ленинград (именно в Ленинград, а не Санкт-Петербург). Приплывут инкогнито на пароме из Финляндии и пробудут здесь целый день. Будут гулять по улицам города, обмениваясь впечатлениями, пить кофе в Доме актера. А люди будут смотреть на них и говорить: «Вот как похож на Бродского, а этот на Барышникова…».

А они будут просто присутствовать, просто смотреть, просто находиться в Ленинграде – Санкт- Петербурге, родном Питере. Пробудут целый день, а потом опять сядут на паром и уплывут…

Эту легенду я услышала от Николая Якимчука.

А на следующий день праздновался День рождения города и устраивался праздник мороженого.

На улицах царил карнавал, были расставлены передвижные сцены, на которых целый день шли представления.

Подумалось, что если бы вдруг в этом городе среди толпы мелькнуло знакомое лицо… показался бы, сверкнул рыжий факел. И тут же исчез, будто и не было…

А может, Бродский действительно наведывался в Питер? Может, время от времени по улицам его среди обычных людей движутся ангелы… люди, влюбленные в этот город и не представляющие себе ни жизни, ни смерти вне его вымышленных пределов?

Очень возможно…

Ирка родила лет в сорок, если не старше, раньше как-то не получалось, а тут перестройка, пустые прилавки в магазинах и главное – никакой работы, никаких перспектив.

Закрывались заводы и фабрики, а людей, сильных, умных, нормальных людей, выбрасывали на улицу. После сорока найти работу было проблематично. В ту пору многие отцы семейств кончали с собой из-за того, что, имея руки и ноги, не могли устроиться работать даже грузчиками.

Ирка же страдала жуткими болями. Швы после кесарева сечения срастались плохо, она почти не вставала с постели, а денег на обезболивающее не было, впрочем, равно как и денег на все остальное.

Однажды, уже к ночи, Ирка позвонила мне и попросила принести какие-нибудь травки, что-нибудь успокоительное, чтобы не так болело.

Они с мужем жили буквально через двор, ехать никуда было не нужно. Побросав травки в рюкзак, я выскочила из квартиры и побежала по лестнице. Пробегая мимо третьего этажа, я заметила на площадке человека в спортивной куртке. Человек стоял и смотрел в окно на улицу. Решив, что это кто-то из соседей или их гостей, я пролетела мимо незнакомца, когда тот вдруг резко повернулся, схватил меня за шиворот и со всего размаху прижал к стене, придавив сзади.

В горло кольнуло острым.

– Деньги, быстро! – скомандовал он. Нож отплясывал на моем горле что-то зажигательное. Человек жутко нервничал.

– У меня нет денег, я на минуту к подружке выскочила, – попыталась лопотать я, – можете посмотреть.

Рюкзак рванулся в сторону, больно дернулось плечо. Я стояла, стараясь не делать резких движений. Передо мной был не бандит, точнее, не обычный вор. Все значительно хуже. Когда вор понимает, что ничего не сможет получить, он просто убегает прочь. Этот же явно не был профессионалом. Вообще, он мог быть кем угодно: соседом, которого я не знала в лицо, но который теперь имел причину опасаться, что я опознаю и выдам его, просто человеком в тяжелой ситуации, который теперь лучше убьет, нежели позволит еще больше ухудшить свое положение.

Высыпав содержимое рюкзака и выругавшись, мужик отпихнул меня в сторону и наконец ретировался.

С трудом унимая дрожь в руках, я кое-как собрала рассыпанные по днищу рюкзака травы и побрела к Ирке; бандиты бандитами, а ей нужна моя помощь.

Ирка открыла дверь, сгибаясь в три погибели, и тут же завалилась обратно в постель. Я отправилась на кухню и быстро сварила отвар из полыни с корнем валерианы. Мы болтали обо всем на свете, веселясь и вспоминая смешные истории, свидетелями которых мы с ней когда-то были.

Неожиданно я услышала, как в замке проворачивается ключ, и вопросительно посмотрела на Иру.

– Это Алексей. Ходил к друзьям попросить денег в долг. Сам-то уже давно не работает. А я пилю его за то, что не может купить мне даже анальгин, хотя какой толк в этом анальгине, только желудок портить. Бедный он, совсем я его довела.

Открылась дверь, и я чуть не закричала, увидав на пороге моего сегодняшнего грабителя.

Не знаю, что подумала по поводу нашей немой сцены Ирка…

…Потом я ей говорила, что Алексей ужасно похож на одного моего знакомого продюсера, что не ожидала, что он так быстро войдет в комнату, что нервы у меня никуда…

Он поставил чайник, и мы пили все вместе чай с пустой булкой и без сахара.

А когда я собралась уходить, Ирка вдруг потребовала, чтобы Алексей непременно проводил меня до моего подъезда.

– Не надо, не надо! Что там, через двор пробежать. Отдыхайте, – заторопилась я, пятясь к спасительной двери.

– Да ты что?! Знаешь, как сейчас опасно! – не отставала она.

Ирка вообще хороший человек, а тут ей еще и хотелось сделать мне приятное, чувствуя себя в долгу.

– Алеша сейчас тебя проводит до подъезда, и все тут.

Мы вышли вместе. Когда закрылась дверь в квартиру, я почувствовала себя в западне. Ноги подкосились, я только и успела, что схватиться рукой за лестничные перила.

– Ну что ты, пойдем, – услышала я низкий и, как мне тогда показалось, какой-то загробный голос Алексея. Невольно глянула в лестничный провал – внизу был подвал, оттуда несло крысами.