Хотелось покончить со всем сразу, провалиться в такую глубокую яму сна, куда не доберется больше боль. Наверное, это звучит несколько глупо, но я была абсолютно честна в своих намерениях. Нет – значит, нет. Либо я прямо сейчас найду в этой жизни смысл, либо на кой мне такая жизнь?
Говоря все это себе, я бродила по городу. Возможно, и вслух говорила, может, и орала на себя, и ногой топала, и убегала невесть от кого, пугая прохожих. Впрочем, кто думает о прохожих? Прохожие проходят, как проходит все на свете. Никто не думает о прохожих…
Решение пришло само собой, точно все время топталось за дверью. Мне срочно нужно поступить в какую-нибудь театральную студию. И вправду, давно хотела. Вспомнила, что несколько дней назад школьная подруга Ирка сказала, что записала объявление какой-то студии.
Я пошарила в карманах, там сыскались две двухкопеечные монеты, на первую дозвонилась до Ирки, и о чудо! Несмотря на отличную погоду, она была дома.
Театр находился в ДК «Мир», на Нарвской, но для меня расстояния не играли ровно никакой роли. Впрочем, сначала следовало дозвониться.
– Если мне откажут – все, – приняла решение я и набрала номер.
Трубку подняли буквально на второй гудок. Услышав, что я звоню по поводу театральной студии, вахтер тут же попросил меня подождать, успев сказать только, что студий в ДК несколько, но как раз сейчас мимо него проходят студийцы одной из них.
Вскоре трубку взял другой человек.
– Здравствуйте, мне сказали, что вы звоните по объявлению, – мягко произнес он. – В Доме культуры, насколько я знаю, несколько театров, но абсолютно уверен, что вы нашли именно наше объявление. Вы нужны нам!
Я буквально захлебывалась счастьем, когда мне сказали, что я нужна и что я могу приехать к ним на ближайшее занятие.
Вот так две двухкопеечные монеты могут повернуть жизнь человека, в одну секунду переродив его из бессильной амебы в веселого и энергичного человека.
А тут еще и сон приснился. Видела Воейково, есть у нас там немецкие или финские коттеджи, и вижу, что я, маленькая, иду к одному из них вместе с моей тогдашней подружкой Ленкой Романовой, а в руках у меня огромная кукла Нина, которую мне дедушка подарил на день рожденья.
И вот подходим мы к холмику, а он весь покрыт серым асфальтом. А сверху стоит белый коттедж, подле него сидит хлипенький мужичок с длинными волосами и дебелая бабища с отупевшим выражением лица стирает в тазу белье.
А рядом с ними бегают двенадцать странных пацанов. Смотрю, а дети больные какие-то, да и не дети вовсе, а наполовину дети, наполовину трупы.
Только я вдруг понимаю, что знаю их всех: Иисус, Мария и двенадцать апостолов. Странно, конечно, что в таком виде, но как видела, так и передаю.
И вот подходит ко мне один из мальчишек и говорит:
– Хочешь, научу тебя читать в душах? Будешь все знать о других людях.
– Хочу, – говорю.
– Надо совпасть сердцем, – говорит странный ребенок, показывая на свой пульс на запястье.
Показывает, а потом берет за руку мою куклу Нину, закатывает глазки, синеет.
Глупый!
Я вырываю из его пальчиков руку куклы и прижимаю к своей руке.
– С моим пульсом совпадай! Дыши!
– Ты скоро умрешь, – открывает небесно-голубые глаза мальчик-апостол.
– Ну да, в сорок два, – говорю я, мне тогда очень нравилась эта цифра. В сорок два умерли Владимир Высоцкий и Элвис Пресли, Джо Дассен, и вообще, как говаривала моя бабушка: «Великие люди умирают, и мне что-то нездоровится».
– Ты умрешь через месяц, – перебивает поток моих мыслей ребенок.
И тут все вокруг меня словно разбивается, уступая место новой реальности. Мальчик все-таки апостол. И не важно, как выглядит апостол или каким он нам представляется. Суть в том, что врать он точно не будет – по статусу не положено. А если так, все правда и я действительно умру.
Умру через месяц. За это время ничего нельзя толком сделать. Я вхожу в труппу театра, который должен приступить к постановке в декабре, сейчас сентябрь, за месяц я даже роль еще не получу.
Я пишу стихи, но делаю это еще плохо. За один месяц лучше писать не станешь, разве что тот же апостол чем-нибудь вдохновляющим по головке шмякнет.
Задача.
В общем, когда проснулась, я вертела свою судьбу и так и сяк и, в конце концов, пришла к самому простому выводу: если жить осталось не больше месяца, нужно хотя бы потратить это время на то, что мне действительно нравится, беспощадно выбрасывая из нее все ненужное.
Поэтому первым делом я уволилась с работы, выгнала из своей жизни людей, общение с которыми доставляло мне неприятные эмоции, а также тех, с кем встречалась от скуки, к которым ничего не чувствовала. Увеличила тренировки, стала больше читать, много писала.
Через месяц жизнь не закончилась, но полностью изменилась.
И еще о Ромке
Ромка был братом одного моего знакомого по массовке на Ленфильме, куда я нет-нет, да захаживала. Ромка и его мотоцикл были посланы ко мне на время траура для поднятия настроения.
Скромный такой, тихий мальчик в очках. Все время что-то мастерил в своей комнатке или ездил за город. Ромка изучал историю Великой Отечественной. И вообще он был черным копателем. О чем и признался мне в первый же день знакомства.
В доме у него все было военное. Из гильз он делал авторучки и раздаривал их знакомым девушкам. Была ли у Ромки девушка? Понятия не имею, но вряд ли, уж слишком он был занят своими любимыми гранатами, найденными котелками, пуговицами и осколками снарядов.
– А под кроватью у тебя небось мина заложена? – пошутила я как-то, потягивая чаек из большой купеческой чашки. Эти чашки по случаю гостей поставила на стол Ромкина мама.
– Ага, а откуда ты знаешь?! – вороватый взгляд в сторону стоящей к нам спиной мамы.
Ромка погиб, подорвавшись на бомбе времен войны. Говорили, что ему оторвало ноги и одну руку, что все тело было обожжено, но он еще какое-то время жил.
Я не была на похоронах и узнала о случившемся много позже, возможно, поэтому Ромка до сих пор подсознательно остается для меня живым.
Максик-баксик
Приятель Макс, мальчик из золотой молодежи, не особо подходил к нашей компании. К тому времени я уже активно хаживала в «Сайгон», от которого Максика воротило. Тем не менее, ему было приятно показываться со мной, я же откровенно тащилась от нечесаных, странно одетых людей, собирающихся там. Как ни странно, но буквально с первого дня пребывания в «Сайгоне» я поняла, что собирающиеся там люди на самом деле милые и добрые.
Разительный же контраст их несколько отталкивающего внешнего вида делал внутреннюю сущность этих людей еще нежнее и очаровательнее.
Однажды, договорившись с Максом с понедельника походить на ретроспективу фильмов Херцога, я беззаботно отправилась кататься по ночному городу с байкерами.
Ночь была теплой, с неба за нами наблюдали здоровенные звездищи, и мы незаметно выехали за пределы Питера, летя в темную неизвестность. Машины рычали, захватывало дух, и было необыкновенно приятно прижиматься к кожаной битой куртке, невольно обнимая уносящего меня в дальние дали всадника.
Лямки моего рюкзачка сползли с плеча, и я больше думала о том, как бы не потерять его в этой гонке. Должно быть, моя голова была занята чем-то вроде этого, когда вдруг произошел толчок и мы взлетели в воздух, теряя мотоцикл.
Все завертелось. Я завизжала и тут же получила удар по плечам, спине и покатилась куда-то по земле.
Как выяснилось потом, удар был от падения, да и отделалась я, можно сказать, вполне нормально.
