— Вы что? — спросила она.
— Мы пришли вас слегка потревожить, — сказала Лариса, заходя в комнату после Кроля, который сразу же без лишних слов отодвинул своим торсом хозяйку.
Котова увидела лежащего на кровати под простыней небритого человека с круглым лицом, который с некоторой опаской посматривал на вошедших.
— Вам все, надеюсь, ясно? — спросила Лариса, указывая на мужчину на кровати, будучи уверена в том, что задуманная ею провокация удалась.
Птичкин ничего не отвечал, и Лариса продолжила:
— Сейчас, я думаю, надо всем сесть и поговорить. Елена, если ей позволят нервы, приготовит нам всем чай. Правда, я бы проконтролировала все это, чтобы она не подсыпала нам яд, как сделала это своей бывшей подруге Галине Пономаревой.
В глазах Турусовой явно промелькнул испуг.
— Отпираться нет смысла, — сказала Лариса. — Показания господина Птичкина уже зафиксированы на пленке.
— Какие показания? — дрожащим голосом спросила Елена.
— О том, как вы совершили одно преступление и принудили его совершить второе.
— Я не принуждала.
— Ну, можно сказать, что вы ему за это кое-что пообещали…
— Кстати, Лена, ты выполнила свое обещание? — встрял Гульков.
— Дмитрий Евгеньевич, не мешайте, ну что вы вечно лезете со своею сексуальной озабоченностью! — раздраженно прикрикнула Лариса, и Гульков поспешил успокоить ее выразительным жестом.
— Короче, это… — попытался быть крутым Птичкин. — Ну, в общем, я тебя сдам, потому что ты сука.
Гульков с сочувствием посмотрел на курьера.
— Ладно, завтра займусь устройством твоей личной жизни.
— Да хватит тебе уже! — замахнулся Кроль на литературного редактора. — Запарил своими неуместными шутками!
— Можно подумать, что твои насчет кутьи были очень уместны, — мстительно припомнил ему Гульков.
— Лена, рассказывайте свою историю, у нас очень мало времени, — предложила Лариса железным тоном.
В комнате воцарилось молчание. Елена испуганно смотрела на присутствующих, переводя взгляд с одного на другого, и особое внимание уделила Пономареву. Он, однако, поспешил отвести от нее взгляд. Все ждали, когда же Елена начнет говорить.
Турусова, посопротивлявшись где-то с полчаса, в конце концов под давлением разгневанных взглядов сначала Птичкина, а потом и Пономарева попросила Ларису уделить ей время для беседы тет-а- тет. Пономарев, с интересом выслушав всех, решил не обострять ситуацию и, руководствуясь в первую очередь конъюнктурными соображениями, заявил, что не хочет больше иметь ничего общего с этой «змеюкой», оделся и сел в углу как паинька.
Лариса попросила всех переместиться в комнату Вороновой и приготовилась выслушивать «женскую историю» Елены Турусовой.
— Галка была, если честно, невыносима. Редко встретишь человека с таким ужасным характером. Но это, в общем-то, и понятно — семейная жизнь не сложилась, ребенка не было, возраст уже критический. Меня возненавидела за то, что я пользовалась большим успехом у мужиков, чем она. И вообще старалась всегда показать, что она круче меня в несколько десятков раз. Комплекс какой-то…
— А ваши действия — разве не комплекс?
— Наверное, вы правы, — вздохнула Турусова, прикуривая очередную сигарету.
Она курила практически одну за другой.
— Но импульсом послужило желание Пономаревой принять на работу свою протеже, Валерию…
— Мою племянницу, — уточнила Лариса.
— Так вот, Галина старалась сделать все, чтобы не допустить меня к деньгам, которые мы должны были получить от американцев. И это, кстати, мало кто замечал, в том числе и Илья, занятый своими любимыми политическими играми. Маточкин понимал, но молчал. Короче, эмоции возобладали… Кстати, когда она умерла, я пожалела о том, что сделала. Но было уже поздно, и нужно было принимать решение. Поэтому, учитывая истерию вокруг политической версии, я и решила использовать Птичкина в своих целях, натравив его на Маточкина. А потом, когда Илья назначил меня ответсеком и началась грызня внутри коллектива, я и вовсе успокоилась. На меня вообще никто не подумал почему-то… Я-то, откровенно говоря, испугалась того, что совершила.
— Однако вы умело скрывали свои чувства, — вынуждена была признать Лариса. — А когда вы приняли свое роковое решение?
— Накануне юбилея Галина с восторгом заявила, что нашла великолепную кандидатуру на должность своего зама, которая согласно штатному расписанию могла претендовать на получение гранта. Илья еще тогда удивился, сказал, что ведь у нас есть Лена. А Галка ответила, что у Ленки есть более интересная корреспондентская работа. Которая, правда, не дает права на получение гранта. Ко всему прочему этот Серега…
Турусова вздохнула.
— Я даже не совсем понимаю, чем меня привлекает этот несерьезный человек. Но он может увлечь — это я вам уже говорила. Так вот, он сказал мне, что его крайне не устраивает материальное положение и он хочет смыться в Москву. В общем…
Турусова закрыла лицо руками и заплакала.
Лариса продолжала сидеть на своем месте, давая Елене спокойно выплакаться. А та бурно выплескивала эмоциии, осознавая наконец-то до конца все, что произошло…
— А где вы достали яд? — спросила Лариса, когда истерика немного поутихла.
— У одних моих знакомых. Только они здесь ни при чем, — поспешила добавить она. — Я у них постоянно брала информацию, в областном институте здравоохранения. Я ходила туда неоднократно и видела у них пузырьки с ядами. Прочитала специальную литературу: мне это было несложно, потому что моя мама — химик. — Елена тяжело вздохнула. — А этот яд убивает не сразу, а спустя некоторое время после приема. И вот я в одно из своих посещений улучила момент, когда хозяйка кабинета вышла и оставила меня одну, перелила некоторое количество яда в заранее приготовленную мной склянку, которую взяла с собой. Ну, а потом… Что было потом — вы знаете. Случай использовать яд представился довольно скоро…
Эпилог
Илья Калягин уезжал в Москву, устремленный в будущее. Он всегда был именно таким: не думал о прошлом и имел перед собой какую-либо цель. Так было легче жить, не комплексуя, что все хорошее осталось позади.
Собственно, и оснований для этого у Калягина не было. После почти десятилетнего пребывания на посту главного редактора газеты «Правое дело» он перемещался на должность политолога одной из крупнейших политико-аналитических служб страны. Все шло как надо. И неважно, что пусковым импульсом для такого перемещения стал кризис в возглавляемой им газете.
Период жизни в Тарасове закончился. Впереди были новые горизонты. Потом появятся следующие. И нет смысла думать о том, что ты оставляешь позади. Видимо, так рассуждают все люди, для которых собственное «я» в окружающем социуме превыше всего: семейного очага, традиции и быта. Так рассуждают почти все политики — даже если тебе семьдесят, нет оснований считать, что все лучшее уже
