— Ладно, завтра так завтра… Кстати, как ее зовут? И кто она такая?

— Зовут ее Мариной Андреевной. Она искусствовед. Так что вам легко будет найти общий язык.

— Да уж легче, чем с твоими наркодельцами.

— А напрасно, — рассмеялся Лариков и достал из кипы одну фотографию. — Вот этот парень тебе бы понравился.

— Почему это? — спросила я, рассматривая лицо на фотографии. Кстати, он и впрямь был симпатичным. Неожиданно для меня.

— Потому что он, ма шер, огромный поклонник Франсуа Вийона, — ехидно заметил Лариков. — Что, впрочем, не мешает ему быть самым безнравственным из этой компании…

— Ох и вредный же ты тип, — возмутилась я, — только бы посмеяться над бедной девушкой! Кстати, наш милый Франсуа тоже был довольно безнравственным типом. И твои ехидства по поводу моей наивности и порочности этих людей меня не трогают. Если ты именно этого добивался.

— Да нет, просто хотел сказать, что они вовсе не тупые. Вот этот обладает кандидатской степенью. Это я говорю, чтоб ты не заблуждалась. Вся эта компания — люди очень хитрые и умные.

«И жестокие», — подумала я.

— А почему ты связываешь их с Мещерским? Потому что их компания отлавливала наркоманов?

— Может быть, — проговорил Лариков. — А может, дело не только в этом. Оказывается, у ментов есть определенные подозрения, что вся Владикова компания сама не прочь была разбогатеть за счет зелья. Конкуренция, моя милая девочка! Это вещь жестокая, особенно среди них… Там платят головой, в этом чертовом наркобизнесе.

— И тем не менее у нас нет доказательств, что младший Мещерский этим занимался, — задумчиво прознесла я. — Хотя он и не вызывал у меня особых симпатий, но я все-таки не уверена в этом.

Я шла по заснеженному проспекту, мимо людей, прячущих носы в воротники, и, как это ни странно, не замечала холода.

Наверное, так основательно промерзла в офисе, что теперь мне уже все равно.

Завтрашний день уже был расписан по минутам — ох уж эта мне работа! По дороге я не удержалась от соблазна и купила себе парочку пирожных. Все равно вряд ли я буду способна на такие подвиги, как приготовление серьезной пищи.

То здесь, то там раздавались голоса и смех, и я улыбнулась. «Скоро Рождество, — напомнила сама себе. — И неважно, что ты будешь встречать его в гордом одиночестве — вместе с попугаем. И с Пенсом».

Резкий удар в плечо заставил меня вскрикнуть от боли.

— Ослеп, что ли? — услышала я за своей спиной женский голос.

Обернулась я скорее на этот голос, чем на того придурка, который толкнул меня.

В этот миг меня снова толкнули — на этот раз сильнее. Обернувшись, я увидела сузившиеся глаза и черную шапочку, круглую, с ушками.

— Отодвинься, — процедил несчастный обладатель протокольной морды и помчался вслед за тем парнем, который толкнул меня первым.

Тот удалялся с такой быстротой, как будто преследователь представлял для него смертельную угрозу.

Противный тип в шапке развил совершенно потрясающую для своей коренастой фигуры скорость. Я присвистнула.

— Надо же, — пробормотала. — Какая у них интересная жизнь! Сплошные погони и перестрелки…

— Молодцы, — одобрительно высказалась женщина. По тембру голоса я определила, что первую фразу тоже изрекли ее уста.

— Кто? — переспросила я.

— Да «трудовики». Это ж он за наркоманом побег. Сейчас поймает и поучит жизни…

Удовлетворенная женщина пошла дальше, с достоинством неся свое внушительное тело над скользким тротуаром.

— Интересно, — пробормотала я. — Похоже, либо последователей Владика Мещерского развилось неимоверное количество, либо они преследуют меня…

Догнать их уже нет никакой возможности. Разве что на самолете… Самолета у меня не было, а были усталость и два пирожных, обещавших приятный вечер.

Поэтому я решила не встревать в разборки между наркоманами и «трудовиками» и побрела дальше.

Как всегда в начале расследования, меня обуревала хандра. Стоишь перед загадкой, да еще связанной с двумя убийствами, и думаешь: «Да справитесь ли вы, любезнейшая моя, со всей этой трагической галиматьей?»

В принципе, все закономерно. Владик Мещерский свел ценность человеческой жизни до минимума, и его жизнь сама стала стоить недорого… Но все чаще и чаще я начинаю задаваться вопросом: неужели люди не задумываются об этом? Или всерьез уверены в собственной исключительности в глазах господа?

В моей сумке лежал пакет с фотографиями, и я еще сама не знала, почему я пытаюсь найти ответ на проклятущую загадку именно там.

Интуиция? О, как часто спала моя интуиция, как безгрешное дитя, выталкивая меня совершенно на другой берег океана вопросов и зыбких ответов!

Где-то завыла милицейская сирена, словно отвечая моему настроению. Больше всего мне не хотелось сейчас домой. Если бы там была мама, с ее безгрешно-ироничным отношением ко всему на свете, с ее проблемочками, которые она выдвигала передо мной в качестве неоспоримого доказательства, что простая, реальная жизнь довольно суетна, но приятна!

А я открою дверь в темную квартиру, зажгу свет и останусь наедине с уродливой стороной жизни, от которой никто не поможет мне сбежать! Только попугай встретит меня немного сварливым «Паша красивый!».

Воспоминание о попугае заставило меня прибавить шагу. Бедная моя тропическая птица сейчас трагически мерзнет в темной квартире, и ей одиноко. Я опять бросила Пашу на целый день!

— И не думай о двух трупах, — приказала я себе. — На ночь это вредно. Тебе приснятся кошмары, ты заорешь и напугаешь беднягу Пафнутия!

Толкнув дверь, я вошла в подъезд. И сразу же увидала знакомую фигуру, подпирающую стенку. Фигура отделилась от стены почти бесшумной тенью.

Я, подчиняясь первому импульсу, немного подалась назад.

— Саша? — услышала приглушенный голос. — Я жду тебя уже почти час…

— Зачем? — поинтересовалась, рассматривая озабоченное нещадовское лицо. — Мы же договорились на завтра… Пока я ничего не знаю.

— Владика убили, — грустно сказал он. — Не нравится мне все это. Я, Сашка, начал бояться…

Я могла бы ответить ему резко, объяснив, что все происходящее теперь закономерно. Но почему-то осеклась — мне было его жалко. Слишком вдруг стал беззащитен этот «Буффало Билл» с крутым лбом и глубоко посаженными глазами.

— Проходи, — сказала, открывая дверь в свою темную квартиру.

По крайней мере, все-таки не буду одна в этот вечер! Правда, грядущий вечер в обществе Нещадова напоминал мне пародию на «Красавицу и Чудовище», впрочем, чудовище было симпатичнее.

Но не выгонять же замерзшего и испуганного человека, не укрепив его слабую душу поддержкой!

Я щелкнула выключателем. Моя пустынная квартира осветилась холодным светом. Пафнутий тут же выдал свое коронное и ворчливое: «Паша красивый». Почему-то прозвучало это у него как ругательство. Кажется, это произвело впечатление на моего гостя, поскольку он резко остановился и начал испуганно озираться по сторонам.