участь.

— И что у нас с тобой получается? — спросил Ларчик.

— Очень нехорошее чувство у нас с тобой получается, — сказала я. — Чувство омерзения и гадости. Вся компания дружно скрывает тайну. Тайна связана с Олей и Соней и третьим «некто». Ты можешь узнать, не пропадал ли кто-то из нашего Тарасова перед смертью Риммы? Кто-то из ее окружения?

— Попытаюсь, — кивнул Лариков. — Надо осторожно, чтобы Ванцов ничего не знал.

— Слушай, а почему он так не хочет, чтобы мы занимались этим? — поинтересовалась я. — Он так ревнив к службе?

— Я не знаю.

— Заметь, Ларчик, в основном нам только радуются. Даже благодарят за помощь. А этот всеми правдами и неправдами пытается нас отодвинуть.

— Сашка, уж не думаешь ли ты, что Ванцов — убийца?

Во взгляде Ларчика застыл благоговейный ужас.

— Нет, — ответила я, честно скрестив под столом пальцы. — Но он может иметь такое странное желание покрыть настоящего убийцу. К тому же…

Я не договорила. Дверь сзади меня открылась, резко и неожиданно. Я обернулась и увидела перед собой Соню.

Соня была бледной и перепуганной.

— Соня? Что случилось? — спросила я ее.

— Я больше не могу, — пробормотала она.

— К вам опять приходили?

Она помотала головой. Ее взгляд был безумен. Пальцы подрагивали.

— Со-ня!

— Маша исчезла, — прошептала Соня, поднимая на меня совершенно беспомощные глаза, полные страха. — Маша пропала, Сашенька! Я…

Она обвела комнату взглядом, полным ужаса и безнадежности, и пробормотала едва слышно:

— Я боюсь за нее, Сашенька! Я очень за нее боюсь!

— Собственно, почему вы так за нее боитесь? — поинтересовалась я, глядя в опухшее от слез Сонино лицо.

— Как это почему? — оторопело переспросила она.

— Ну, Соня, Маша — взрослая девушка! Она может позволить себе уйти куда ей захочется, когда ей захочется и на сколько захочется.

— Может, — согласилась Соня.

— К тому же Маша ведь не живет с вами.

— Нет, последнее время она живет со мной, — возразила Соня. — Мы так решили. Мне ведь страшно оставаться одной. Поэтому Маша перебралась в свою комнатку.

— Хорошо, и все-таки… Она ночевала?

— Да, — кивнула Соня. — Она была утром дома. Я уходила в магазин, Маша только встала. Мы иногда любим позавтракать вдвоем в выходные. Конечно, хочется, чтобы завтрак был приятнее, а в холодильнике ничего не оказалось. Ума не приложу, когда мы успели его опустошить, но не оказалось даже яиц! Я пошла в магазин, потом на рынок, а когда вернулась, Маши не было! В квартире было темно. Комната была закрыта. Я постучалась. Ответа не было!

Она стиснула руками свой кружевной платочек и посмотрела в окно глазами, полными слез. Ее голос сорвался, и продолжала она уже шепотом:

— В квартире стоял едва уловимый запах «Кензо»! Я прошла на кухню. И вот там я обнаружила в мойке две чашки. На дне обеих были кофейные разводы.

— Так! Значит, она пила с обладателем нашего таинственного запаха кофе?

— Да нет же! Она его пила с какой-то девушкой!

— С чего вы это взяли?

— Следы губной помады! Понимаете, Саша, губная помада осталась на обеих чашках!

— Тогда почему вы волнуетесь? — развела я руками. — К вашей Маше пришла гостья. Они куда-то отправились, и к вечеру она вернется. Вы долго отсутствовали?

— Около двух часов. Я думала, что Маша будет долго приводить себя в порядок — она плещется в ванной часами, меня иногда это даже раздражает, время у меня есть, вот я и решила забежать посмотреть коврики на пол в ванной. Благо что магазин расположен недалеко. По дороге я встретила Костю Пряникова, и мы зашли с ним выпить по чашечке кофе. Я хотела пригласить его к себе, но он отказался, сославшись на срочные дела.

— А Костя шел не по направлению к вашему дому?

— Нет-нет! Скорее наоборот! Мы очень долго разговаривали, потом он вспомнил, что торопится, и я пошла домой.

«Ага, сначала он торопился, потом долго разговаривал, — усмехнулась я. — Достаточно странно. С чего это я попрусь пить кофе с Соней, если я тороплюсь? А если не очень тороплюсь, то пойду к ней. Если только не знаю, что Сонино присутствие в ее собственной квартире в данный момент совершенно не обязательно».

— И Маши не было, но был пресловутый запах, — задумчиво проговорила я и посмотрела на Ларикова. Он казался чрезмерно занятым собственной проблемой, но я не сомневалась, что он слышал весь наш разговор. Пенс отправился варить кофе, но сейчас вернулся, тактично делая вид, что его интересует исключительно журнал, посвященный мотоспорту, хотя мне почему-то казалось, что он держит журнал вверх ногами.

— Последний вопрос. О чем вы говорили с Костей?

— С Костей?

Она уставилась на меня своими невинными глазами обиженной овечки.

— Естественно, с Костей.

— Об Андрее Вениаминовиче. Костя мне сочувствовал.

— Так долго? — усмехнулась я.

— Саша, этот наш разговор касался одной очень отвратительной тайны… Не моей.

— Ах, не вашей?

— Да, я не могу вам об этом рассказать!

— Пожалуйста, — кивнула я. — Не рассказывайте. Но мы с Андреем Петровичем будем тогда считать себя свободными. Мы устали бродить в темной комнате, разыскивая черную кошку. Вы все предпочитаете молчать? Хорошо. Продолжайте.

Я поднялась. Она осталась сидеть, смотря на меня своими испуганными глазами.

— Сашенька, не сердитесь, — попросила Соня.

— Я и не думаю сердиться, — ответила холодно. — Просто не хочу заниматься расследованием, заранее обреченным на провал. Я не могу вызвать медиума и устроить спиритуальный утренник, чтобы какой-то свободный дух подсказал мне, что произошло однажды такого, возведенного в ранг зловещей тайны!

Я закурила.

— Хорошо, Саша. Я вам расскажу, — дрожащим голосом произнесла Соня, поднимая на меня свои детские глаза. — Раз вы считаете, что это связано с тем происшествием, я вам расскажу. Только не знаю, с чего начать.

— Начните с того момента, как вы обозвали Олю Гордон сукой, — посоветовала я. — С той самой ссоры. Из-за чего она состоялась?

Она вздрогнула и съежилась.

— Вы все знаете…

— Не все, — покачала я головой. — Если бы я знала все, я могла бы дать вам ответ, где сейчас находится Маша. Но я смогу это сделать только после вашего рассказа…