— Люблю холодные, — честно ответила я. — Мне Пенс не звонил?

— Звонил, — сказала мама. — Раз триста. Просил ему перезвонить, как появишься. Между прочим, за тебя волнуется масса народа.

— Лучше бы он не болтался в другом измерении, — мрачно сказала я, пододвигая к себе телефон. — Никто бы тогда не волновался за меня, беспомощную и одинокую.

Я набрала номер.

Пенс ответил сразу.

«Сейчас начнет рычать, — устало подумала я. — Сегодня у меня такой вот несчастный день. На меня рычат, на меня нападают, и меня пытаются убить. Интересно, какое число? Может, тринадцатое?»

— Сашка, все в порядке? — проговорил Пенс, явно перенервничавший.

— Все в порядке, шеф, — отчиталась я. — Можно выступать всей армаде. Путь свободен.

— Я серьезно тебя спрашиваю! — вскипел Пенс. — Я так перепугался!

— Чего? — безмятежно поинтересовалась я. Ужель о нападении на меня уже сообщили по центральному радио? Или Пенса посетило видение?

— Как чего? — удивился Пенс. — Ты что, ничего не знаешь?

— Чего не знаю? — переспросила я.

— Лариков извелся. Ему кто-то позвонил и сказал, что, если ты не перестанешь совать нос не в свои дела, тебя научат, как себя вести. Он поехал сейчас за тобой, а я ждал его звонка.

Какая прелесть-то, а?

Я задумчиво вертела платочком. Платочек был очень и очень красивым — даже клетка на нем была необычной.

— Сашка, ты чего молчишь?

— Думаю, — сказала я. — «Несчастья начались — готовьтесь к новым…»

— Это о чем?

— Все о том же…

Я повесила трубку и уставилась в потолок.

Мои глаза, явно не сообразуясь с возбужденным духом, слипались. Я так устала, что готова была заснуть прямо на стуле.

Сон мне снился дурацкий.

Я сидела в совершенно пустом зале и смотрела спектакль. Декорации на сцене были какие-то чересчур модернистские — лестница да ведро рядом с ней. Больше загромождать сцену режиссер ничем не стал. К ведру регулярно подходили актеры и красили эту лестницу, отчего я ощущала запах краски.

Да так явственно, что меня прямо во сне тошнило.

Роли исполняли мои подозреваемые. Причем держались они как-то сплоченно, будто целая шайка.

Более того, они зачем-то упорно таскали по сцене бренные останки несчастного Гордона, то выдавая его за Тень отца Гамлета, то за Полония.

Двое были в масках, как я поняла, те личности, с которыми я еще не встретилась. То есть с кем-то я, может быть, и встретилась, просто он лица мне своего не представил.

Ванцов играл Гамлета в милицейском мундире, задумчиво расхаживая по сцене со шпагой наперевес. От этого вид у него был уморительный.

— О человеке этом сожалею, — неожиданно громко и звучно, направив свой взгляд прямо на меня, произнес один из людей в маске.

Ванцов был удивлен не меньше меня. А тот, кто это сказал, вдруг резко подошел и задернул занавес.

Я провалилась в темноту и в полное забвение…

Когда я проснулась, было уже раннее осеннее утро, но солнце сияло ослепительно, на небе — ни облачка.

Как будто и не было вчерашнего ненастья…

Я потянулась, возвращаясь в суровую реальность. Как ни странно, мне удалось выспаться.

В кухне раздавались детские голоса — моя маман уже вовсю развлекалась ролью няньки.

Поднявшись с кровати, я посмотрела в зеркало.

— Ну и рожа у вас, Александрина!

Веки были опухшими, как если бы вчера я весь день рыдала, вид какой-то идиотский и напуганный, а глаза вообще округленные, как у взбесившейся кошки!

— С этим надо что-то делать, — озабоченно проговорила я. — Не дай бог тебя увидят — придется отвечать за помешательство несчастных!

Пробралась в ванную, как разведчик, и, набрав полные пригоршни ледяной воды в ладони, опустила в них свою физиономию.

Потом, когда первая часть моих страданий была закончена, я провела щеткой по встрепанным волосам, и, благодаря сим нехитрым манипуляциям, моя физиономия приобрела более-менее божеский вид.

Теперь можно явиться пред людские очи, не опасаясь впечатления, которое могла бы произвести раньше.

На кухне мои «найденыши», отмытые мамой до блеска, гоняли чаи. Судя по тому оживлению, с которым велась беседа, они вполне расположились друг к другу со своей доброй воспитательницей.

— Ни хрена себе, — простодушно заявила Маринка, уставившись на меня оторопело. — Тебя вчера что, по помойкам менты гоняли?

— Ма-ри-на! — сурово одернула ее мама. — Мы же с тобой договорились, что некоторые слова лучше не употреблять.

— Все, больше не буду, Галиночка Михайловна, — сложила умильно ручки маленькая нахалка.

Я же была расстроена. Значит, мои ухищрения ни к чему не привели и вид у меня помятый.

— Что, так ужасно выгляжу? — пробормотала я, пытаясь разглядеть свои физические изъяны в маленькое зеркальце.

— Нет, просто у тебя вид какой-то ошпаренный, — пояснила Маринка.

— Да нормальный вид, — заступилась за меня Юлька.

— Конечно, — хмыкнула чересчур прямодушная Маринка. — Глаза вытаращенные, как будто ее вчера в темном переулке по голове шарахнули.

Надо же, прямо в яблочко попала!

— Ну, шарахнуть не успели, — меланхолично призналась я, наливая себе кофе. — А напугать удалось.

— Че, правда?

Глаза Маринки засверкали возбужденным блеском.