«Итак, испытания кончились. Все случилось примерно так, как я
себе и представлял. В событиях подобного рода самую большую
роль играют пересечения разных человечьих путей. Пленум стал
ареной битв и игралищем страстей. Произошло массовое
столкновение честолюбий. Сочинение мое было выдвинуто на
премию, но, немедленно, по требованию Захарова и Коваля,
Секретариате произошел раскол. Чулаки был вынужден уехать из
Москвы на все время обсуждений. С моим сочинением можно
было поступить лишь двояко: либо превознесть, либо уничтожить,
ибо это диктуется темой сочинения – другого быть не могло.
Естественно, что превознесть, что сопряжено с массой почестей,
да к тому же именно меня, Секретариат не захотел; не захотел
потому, что не хотел ускорять свою гибель. Потому, сочинение
мое в докладе Хренникова и в резолюции (а также в газетах) было
названо ложным, неискренним, холодным, сумбурным и т.д.
Впрочем, в прениях было сказано и противоположное, например
Гнесиным, но это особой роли не сыграло. Итак, путь закрыт.
Надолго ли – не знаю».
Приложение 1.2
Письмо моего отца Н.Я. Мясковскому
Работая в Российском государственном архиве литературы и
искусства над документами Третьего композиторского пленума, я
случайно натолкнулся на неизвестное письмо моего отца своему
учителю, относящееся к более раннему периоду. На мой взгляд,
это письмо представляет определенный интерес в связи с
описываемыми мною событиями, и я решил привести его здесь.
4 августа 43 г.
Дорогой Николай Яковлевич!
Зимой написал я симфоническую поэму «Жди меня» для голоса и
оркестра. При моем пристрастии ко всему исключительному,
сочинение музыки к такому заурядному стихотворению было
задачей исключительно трудной, особенно, если принять во
внимание то, что вся музыкальная атмосфера, толстым слоем
окутавшая это стихотворение, была наполнена смрадными
испарениями многочисленных дельцов от музыки, накинувшихся
на эти стихи с целью совершить выгодную спекуляцию на лучших
чувствах. Словом, и автор, и слушатели были хорошо
подготовлены.
Быть может, только при высокой температуре чувства выявляют
свою сущность. Крайности приводят к откровениям. Психологи
утверждают, что душа человеческая в моменты крайнего нервного
напряжения обладает способностью проникновения, граничащего
с ясновидением. Если не ошибаюсь, то то же и в физике: предметы
под сильным давлением начинают светиться, при сильном
нагревании меняют свою молекулярную структуру. Так же и в
области человеческих отношений: только в периоды больших
общественных или личных потрясений обнажается сущность
человека, до тех пор скрытая за толстым слоем благополучия.
