подалась, будто живая.
– Хорошо…
Он вернулся обратно.
– В коридоре чисто, – пробормотал один из наблюдателей.
– Надо проверить остальные комнаты. Когда будем уходить, на это не останется времени.
Остальные согласились.
И снова коридор. Комнаты, темные, брошенные, заваленные хламом, битым кирпичом, мусором. Как случилось, что этот человек оказался сзади, никто так и не понял. И только камешек, подвернувшийся под ногу, выдал его и заставил номер обернуться… перед смертью.
Парень в лохмотьях, к которым кое-где прилипли кусочки мусора, утопил спусковой крючок автомата. Пламя зло рванулось из ствола…
Парень в лохмотьях не двигался.
В комнате, которую только что проверили номерные, кто-то был.
Шуршали песчинки под сапогами.
Парень осторожно, подняв автомат к плечу, двинулся вперед, заходя по окружности к дверному проему. Он знал, там должен быть этот, в сером плаще, которого велено взять живьем. Если получится.
Однако к встрече он готов не был.
Когда из-за угла на него посмотрело бледное, узкое лицо и глаза… Глаза!!!
Паренька с автоматом как будто отбросило к стене. Ничего не соображая, он снова вжал спуск, и автомат безвредно выплюнул пули в стену. Все до единой. Сухо щелкнул боек. И в тот же миг в комнате засмеялся тот… со страшными глазами. Тихо, почти беззвучно. Но от этого шелеста по телу пробежали мурашки и поднялся каждый волосок на теле.
Парень кинулся назад, к спасительной куче мусора, где прятался все это время. И вдруг понял, что не знает, где находится. Пространство – верх, низ – все перемешалось. Все закрутилось, превратилось в странную уродливую пародию. Он упал, вцепился ладонями в грязный пол, зажмурил глаза и пополз.
А позади раздавались шаги. Тяжелые. Страшные. Будто двигался не человек, а гигант, великан!
Тихо подвывая, парень вполз в небольшую комнатку, служившую, видимо, кладовкой. Зажался в угол, уперся спиной, елозя ногами по плесени и мху… А в дверях уже вырастал, надвигался титанический силуэт. И эти глаза…
Парень взвыл. А потом резко дернул что-то с пояса. Черное. Круглое. Ребристое.
С негромким хлопком отлетел в сторону рычаг.
Группа поддержки, бежавшая по коридору, видела только взрыв. Из маленькой комнаты с грохотом вырвалось пламя и дым.
А сзади уже раздавались выстрелы. Это была атакована группа номеров, которые остались в левом коридоре.
К месту действия подмога снова не поспела. На полу лежало несколько мертвых номеров. Нападавшие скрылись в темноте коридоров.
– Больше не делимся, – сказал Первый и махнул рукой.
Продвижение, остановившееся на время, было возобновлено. Сначала двигались осторожно. А потом…
– У нас нет времени. Тут скоро будет армия.
И номера пошли в полный рост. А позади осторожно двигались серые тени.
Где-то наверху метался в своей камере обезумевший и связанный по рукам и ногам Бруно. Таманский, дрожа каждой жилкой, прижимался к стене около входа, сжав в потных ладонях тяжелый пистолет.
Когда внизу снова загрохотало, на этот раз уже ближе, Костя вздрогнул. По лбу покатился крупными каплями пот.
Бой продолжался несколько долгих минут. Дважды взрывались гранаты. Потом все стихло. И только глухой, сквозь кляп и закрытую дверь, вой товарища Кристо нарушал тишину.
Номера прошли на второй этаж. Позади лежало пять человек, оборонявших здание. Трое убиты в перестрелке, один застрелился и еще один умер, сжав лицо ладонями. Его пальцы застряли в глазницах… Атакующие потеряли троих номеров и одного из серых плащей. Его как раз и убил парень, вырвавший себе потом глаза.
На втором этаже номера застряли сразу около лестницы.
Поперек коридора была поставлена баррикада, с которой неприцельно лупил легкий пулемет. Стоило кому-то высунуться или поднять голову, как начиналась стрельба. Точку пытались забросать гранатами, но стрелок всякий раз продолжал огонь, как заговоренный. И тогда трое оставшихся серых плащей собрались в круг, прижались тесно друг к другу, обнялись, как братья, что не виделись давным-давно… И страшно закричал кто-то на том конце коридора. Номера бросились вперед. Грохнул выстрел. Другой.
Крик оборвался.
Следом за номерами, шатаясь и держась иногда за стены, ползли серые тени. Одну из них неудержимо рвало, и, когда на следующем повороте атакующих встретил автоматный огонь, серая тень, согнувшись пополам, ткнулась лицом в собственную блевотину.
– Быстрее! – рыкнул Второй, заменивший убитого Первого. – Быстрее!
И сам двинулся вперед. А когда из одной комнаты вылетела граната, Второй бросился на нее грудью.
– Быстрее! – крикнул Восьмой.
Все решилось уже под самой крышей. До заветной камеры оставался один этаж. И пятерка номеров застряла перед хитрым проходом, из-за которого какой-то ловкий ублюдок то и дело высовывал ствол.
Когда номера, подавляя позицию противника шквальным огнем, рванулись вперед, понимая, что потери хоть и неизбежны, но всех не положат… позади фигуры в сером неслышно вырос Ракушкин. Он ласково, как родного, обнял Алефа за шею, воткнул пистолет ему в висок и исчез…
На лестнице послышался шорох. Бруно как раз затих, и Таманский отчетливо слышал, как кто-то осторожный медленно поднимается вверх по шуршащим кусочкам штукатурки, раскиданной по ступеням… Костя постарался выровнять дыхание. Сжал рукоять пистолета. Ему показалось, что время замедлилось, и каждое его движение сделалось неуклюжим, неповоротливым… А сердце оглушительно лупит где-то под самым горлом.
– Таманский! – прошептал кто-то за стеной.
Костя мигом развернулся и упер ствол в хлипкую стенку, что отделяла его от лестничного пролета.
– Таманский! Не стреляйте! Это я, Антон.
Костя обмяк. В комнату ввалился ободранный, в ссадинах, Ракушкин. На плече у него висел человек в сером плаще.
– Мертвый? – выдохнул Костя.
– Почему же? – Ракушкин сбросил тело на пол. – Очень даже живой. Только не в форме.
Он ногой перевернул человека на спину. Костя поразился бледности лица незнакомца и тому, что, несмотря на жаркую погоду, он был закутан в плащ, застегнутый на все пуговицы. На руках у него были перчатки.
– Хорошо… – прошептал Ракушкин. – Очень хорошо…
По лестнице энергично затопали.
Антон и Таманский схватились за оружие, но на пороге показался Моралес. Он тяжело дышал, из рассеченного лба сочилась кровь.
– Кончено, – прошептал он. – Кончено. И с моими людьми тоже.
Ракушкин не ответил.
– А скажите, Костя, – вдруг поинтересовался он. – Вы когда-нибудь присутствовали при форсированном допросе?