– Ну а раз понимаете, то давайте вместе решать!

– Что решать? – Костя почувствовал, что бледнеет. Скулы напряглись, одеревенели. – Что решать?

– Ну, как же? – Консул потряс в воздухе конвертом. – Что в ответ писать, конечно! Надо же… как-то внятно разъяснить нашим коллегам, почему вас до сих пор нет в Гаване и почему вы до сих пор не связались с кубинской приглашающей стороной! Внятно, понимаете, так, чтобы и вы остались целы, и чтобы я по шапке не получил. Так ведь мы договорились, кажется?

– Ага… – Таманский ожидал несколько иного приема. Но если человек говорит, что «мы договорились», значит… – Понимаю… Но я думаю, что это не единственный случай в дипломатической практике?

– Чтобы человек пропадал, а затем снова находился?

– Да.

– Не единственный…

– А какие причины?.. Чаще всего… – Таманский давал возможность собеседнику додумать мысль самому.

– Ну, – консул развел руками, – больница. Знаете… Шел, поскользнулся, упал, потерял сознание… – Он засмеялся. – Удачная фраза, по-моему. – Консул с улыбкой пододвинул к Таманскому несколько листков бумаги. – Пишите.

– Что?

– Ну, что-что… Объяснительную. Я, такой-то такой-то, тогда-то тогда-то… Дату поставите… когда вы там приехали? Вот ее и ставьте. Шел там-то и там-то. Упал. Очнулся в больнице. Где и находился все это время. Пока что?

– Пока не пришел к вам?

– Нет. – Консул покачал головой. – Пока работник консульского отдела, Нестеров Федор Михайлович, то есть я, вас не обнаружил. Все понятно?

– Понятно, понятно. – Таманский лихорадочно строчил текст. – Понятно. Только…

– Что только? – Улыбка сошла с лица консула.

– Я… можно, я поставлю дату выписки из больницы… не сегодня?

– А когда?

– Ну… Неделю… полторы…

– Черепно-мозговая травма. И перелом. Ног. Обеих, – сказал консул.

– Не понял.

– Что тут не понять? – гаркнул Нестеров. – Справку! Справку из больницы, что у вас черепно-мозговая травма и переломы обеих ног! Ясно?

– Так точно!

– В Буэнос-Айресе все можно купить за деньги… Ясно вам? Даже рентгеновские снимки! Если доктора станут ломаться, позвоните мне. Я договорюсь. В конце концов, мне скандал тоже не нужен. Страна хоть и шумная, но спокойная. А у меня командировка заканчивается… Понимаете меня?

– Очень хорошо понимаю, – кивнул Таманский.

– Вот так…

– Как раз в день приезда я был около парка Колон, там был взрыв…

– Очень хорошо, очень! – Консул снова заулыбался.

Костя встал, протянул бумаги Нестерову.

– Я написал.

– Очень хорошо… – Консул, не читая, спрятал заявление в стол. – Я телеграфирую на этот счет кубинцам.

– Спасибо! – Таманский развернулся и пошел к дверям.

– Но учтите, – догнал его голос Нестрова, – отсюда вы полетите не на Кубу. А домой. Хватит, отлетались… И еще: с вами будут разговаривать, сами понимаете откуда. Понимаете?

– Да.

– Если вы не станете дурить, то, полагаю, никто не станет и копать. Но все-таки, все-таки, если вы решите… понаделать глупостей, я-то вывернусь. Но вам тогда не поздоровится. Понимаете?

Костя заглянул в отель, где у него вежливо поинтересовались, собирается ли он забронировать номер за собой. Таманский ответил, что нет, не собирается. И выписался. Все вещи он перекинул к Маризе на квартиру. И обнаружил, что гостиница сожрала почти все средства, выделенные ему на поездку.

Доктора в больнице любезно согласились помочь Таманскому состряпать справку. Через три дня Костя должен был принести любезному доктору Санчесу сумму, превышающую то, что было у Таманского в кошельке.

К тому же у Кости страшно разболелись зубы, видимо, поврежденные в драке.

Когда боль сделалась нестерпимой, Мариза отвела Таманского к стоматологу. После двадцатиминутных мучений Костя вышел из кабинета, делано улыбаясь, а потом случайно увидел счет, который Мариза наивно прятала за спиной.

Привыкший к советской медицине, Таманский был в шоке.

Да, конечно, Костя, так же как и остальные, иногда ходил к врачу, он, так же как и остальные, сталкивался с хамством медсестер, с равнодушием докторов и тем, что за выписанным лекарством надо побегать, потому что в аптеке, что неподалеку от дома, один аспирин и стройные ряды клизм. Однако Таманский, собственно как и все советские люди, всегда знал, что лекарства можно достать. Надо просто приложить к этому определенные усилия и потратить время. Кое-где козырнуть корочкой «Союза журналистов», кое-где шоколадку на стол положить. И все будет.

Унизительной эту процедуру находили только те, кто никогда не был в благословенном «там» и никогда не оплачивал счета от стоматолога.

С точки зрения поумневшего на капиталистических хлебах Таманского, недостаток у советской системы был только один – железный занавес. И то, что граждане Советского Союза вырывались на Запад в рафинированном формате туристической поездки. Оно и понятно, власть таким образом убивала двух зайцев разом. Во-первых, граждане были под присмотром как товарищей в штатском, так и гида. Что несколько осложняло работу конкурирующих спецслужб, как раз недавно взявших ориентировку на вербовку так называемого среднего класса. А во-вторых, как бы смешно это ни выглядело, власть заботилась о культурном росте своих граждан. Посетить такое количество музеев, выставок, галерей, да все с комментариями, рассказами и лекциями, самостоятельный турист был не в состоянии. Чисто финансово не в состоянии.

Однако эти сильные стороны были одновременно слабостями системы.

Ограничения, препоны, барьеры – а на самом деле излишняя забота – и порождали сладкие и разрушительные мифы о восхитительном Западе, где сорок сортов колбасы, где техника и комфорт, где машины, платья, джинсы и жвачка, где в каждой аптеке можно купить любое лекарство, а магазины забиты под завязку.

Трава, как известно, всегда зеленее на другом берегу реки. А уж если перебраться на другой берег почти невозможно, то трава не то что зеленее, она еще мистическим образом прибавляет в росте и сочности.

Еще Таманский вспомнил, как какой-то морячок, из знакомцев жены, рассказывал за столом с видом бывалого рыбака: «А еще там тебе везде улыбаются. Вот везде! В магазине, на рынке, везде! Потому что у них так положено. Камеры следят специальные, как не улыбнулся клиенту, значит, все, считай, уволен».

Все восторгались, охали-ахали, а морячок кивал с видом знающего человека и все показывал, разводя руками, количество колбас в витрине портового магазинчика.