подвел. Дрогнул. – Пойдем, Глебов скоро вернется.
Он пошел со мной.
Юра повертел в руках мобильник, но звонить не стал. Сунул в карман. Монитор ноута выдавал качественное изображение со всех двенадцати камер. Выбирай любую! Картинка шла замечательно – все камеры давали прекрасный обзор, студент полностью отработал свои деньги. Пейзажами развалин, панорамами и боями при желании можно любоваться целые сутки. И бой шел. Шел монотонно и размеренно. Непрерывно. Днем и ночью. Таким бывает затяжной осенний дождь. Красочный, шумный, увлекательный, пугающий. Бессмысленный.
Когда нет цели, не за что сражаться.
Когда нет риска, обесценивается победа.
Враг ли он, тот безымянный статист, что удачно подберется к тебе у очередного поворота и смачно разворотит череп куском железной арматуры?
А ты ему – враг?
В этой игрушечной войне даже смерть игрушечная.
Настоящее остается где-то, когда-то. Его все трудней отличить. И так легко пройти мимо, не заметить.
Его невозможно потерять – потому что нельзя потерять то, чего у тебя никогда не было.
Юра захлопнул ноут – трансляция теперь будет идти и без его чуткого контроля, пока у нового шоу рейтинг не упадет до нуля. Руслан доведет работу на месте. Он знает, как получить от контента наибольшую выгоду.
Ну что же, пора. Надо забрать машину, сдать номер в гостинице. Может, купить в дорогу еды и какой- нибудь сувенир. Ах, да. Еще есть одно дело. Ключ от квартиры по адресу улица Старателей, дом четыре, квартира шесть. Ключи он тогда Глебову почему-то не отдал. А позвонить казалось и глупо и неудобно. А ведь они, наверное, нужны.
Или… или может, они вообще никогда больше не понадобятся.
Вот это, пожалуй, было главным. Пока ничего не знаешь, можно убедить себя, что все как-то наладилось. Что не сбылись дурные предчувствия. Что для тебя лично эта история закончилась навсегда и можно спокойно ехать домой. Смотреть по вечерам трансляции собственного зомби-шоу и не помнить, не помнить, не помнить, ни Глебова, ни Нину, ни Сережу.
Юра заплатил дежурному биоту за лишний день стоянки. Долго просто сидел на месте водителя, соображая, что делать прямо сейчас, а что отложить на потом.
Все-таки снова вытянул из кармана телефон, набрал Глебова.
– Евгений, здравствуйте! Помните меня? Это Юра Семенов… помните? Я хотел спросить про Нину. Как она? Ну, может, надо что-то. Помочь. Или…
Глебов долго молчал, слушал. Потом ответил:
– С Ниной? Все более или менее хорошо. Она выздоравливает. А насчет помощи…
Юра заторопился:
– У меня ключи остались. От ее городской квартиры. Я забыл вам сразу отдать, а они у меня. А я же уеду скоро.
– Конечно. Юра, знаете что? А подвезите меня до дома. Если вам не трудно. Я тороплюсь, а с машиной какая-то беда.
– Конечно. Где вас найти?
Глебов вернулся только через час, не один. Я не сразу, но узнала в парне, с которым они вместе вошли, своего спасителя. Узнала не в лицо, а по голосу. А может, просто догадалась, когда он назвал меня по имени.
– Здравствуйте, Нина. Вы, наверное, меня не помните? Вот, я привез ваши ключи.
– Спасибо. Я вас помню, Юра.
Смутился. Протянул мне жиденькую связку – ключи от квартиры, от мастерской и от подвала. Я взяла ее – и вдруг заметила, как улыбка мгновенно исчезла с Юриного лица.
Не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что на крыльцо вышел Сережа.
…Все то время, пока ждали Глебова, мы разговаривали. Верней, зомби молчал, но не уходил никуда, слушал. А я рассказывала о городе, который только через прицел винтовки выглядит живым, и о кошках, которых на улицах все меньше, и о Клаве, и о квартире, в которой живу. Квартире, окна которой выходят на зону отчуждения стадиона.
Я не могла знать точно, слышит он меня, понимает ли. Но остановиться не могла. Так было правильно.
Глебов молча подхватил зомби под локоть и увел в дом.
– Ну, мне пора, – сказал Юра. – Вот, держите. Это моя визитка. Вдруг решите когда-нибудь позвонить.
Мне стало совестно. Как ни крути, если бы не этот парень, меня бы уже не было.
– Юр, подождите. Только не уходите никуда!
Я решила, что это отличная идея – подарить Юре мой сегодняшний этюд. На котором кусочек парка с березами и дом. Дом, очерченный скользящими лучами, с быстрыми тенями и бликами солнца на стеклах. Дом, не такой, как сейчас, а такой, каким бы он мог быть, если бы однажды в нем не поселилась беда.
Я протянула Юре картон. Запоздало подумала, что глупо вот так отдариваться за собственную жизнь… Но с другой стороны, а как иначе?
– Вот… это вам. И спасибо…
Он взял подарок. Как-то странно посмотрел на меня, а потом быстро распрощался и уехал. Как будто вспомнил, что надо спешить.
В дом возвращаться не хотелось, но еще одно дело осталось неоконченным.
Глебова я нашла в комнате, где хранились инструменты. Кажется, он искал лопату – утренняя могила так и осталась незакопанной.
– Лопата там, на улице. Мы про нее забыли.
– Точно.
– Я хочу с вами поговорить.
– Да, конечно. Слушаю.
– Не здесь. Это важно.
– Хорошо, идемте.
Мы вышли на крыльцо, Глебов закурил. Над кладбищем плыл теплый вечер, солнце казалось жидким металлом, готовым вылиться на горизонт. Так уже было однажды.
– Послушайте… если надежды нет. Зачем вы его мучаете? Он же сам все понимает. Он видит, что вы не можете помочь… я же… я пусть немного, но побыла на его месте. Так нельзя. Он не заслуживает такого, это как тюрьма. Кто он вам? Друг? Родственник?
Глебов нервно потер лоб, выкинул окурок в кусты.
Ответил:
– Как врач я должен бы с вами согласиться. Чудес действительно не бывает. Что же до остального… Он мой сын. Ему двенадцать.
И вошел в дом, плотно прикрыв дверь.
Почему я не догадалась? Все же было к одному… почему я сразу не догадалась? И теперь мои слова будут висеть в воздухе, пока не сбудутся… или не рассеются. Почему я всегда сначала говорю, потом думаю?
Солнце сплющилось, проталкивая себя за линию горизонта, потеряло большую часть своего блеска. Еще немного, и станет совсем темно. И холодно.
Надо, наверное, возвращаться к себе. Надо думать, как жить дальше, искать новую работу. В своей локации и без всяких биотов. Без всяких…
Дом встретил меня сумрачной тишиной.
Глебова нигде не было, на кухне шумно текла вода, я не стала туда входить. Заглянула в одну комнату, в другую. Обнаружила Сережу у окна в третьей комнате.
– Сереж… ты в шахматы играешь?
