— Федор!

— Да отравил наш новый приятель этого Яна. И все. Обычное дело.

Очевидно, Сумкин был прав: в гости к смотрителю путешественники вошли явно не через парадный вход. Этому предшествовало долгое петляние по темным улочкам, а пару раз их властный проводник останавливался на очередном углу, явно выжидая, когда разойдутся случайные прохожие; да и потом, после очередного поворота, они вышли вовсе не к высоким узорчатым дверям, а к неприметной дверке в стене, ограждавшей дом уездного чиновника.

Хозяин хлопотал вовсю: провел гостей в обширное помещение, зажег несколько бронзовых масляных ламп, послал молчаливого Суня Девятого к какому-то Вану Кривому, сам же обмахнул широким рукавом халата низенький длинный стол и собственноручно уставил его посудой. Тут и мальчик-слуга подоспел, сгибаясь под тяжестью двух плетеных корзин, и из них явились разные яства, коими и был мгновенно уставлен стол, а также кувшины с вином.

— Прошу, прошу! — с легким поклоном простер руки в сторону стола хозяин.

Стульев, конечно же, не было, сидеть полагалось прямо на полу, поджав под себя ноги, что путники не без затруднения и исполнили: уселись. А хозяин уже наливал из кувшина в плоские неглубокие посудины некую бурую жидкость, старательно придерживая рукав халата, чтобы не намочить его.

— Позвольте приветствовать вас в моем убогом жилище! — провозгласил смотритель, двумя руками поднимая свою посудину, и живо вылил в рот ее содержимое.

— Пить наравне с ним вовсе не обязательно, — углом рта разъяснил Сумкин сидевшему рядом Чижикову. — Чокаться даже и не тянись. Не вздумай говорить тосты. И вообще: не хочешь пить — не пей. Это нормально.

Котя с некоторым сомнением поднял диковинного вида глиняную плошку и смочил губы в напитке: вкус был рез кий, непривычный. Бражка какая-то. Стоило Чижикову поставить посудину обратно на стол, как за плечом возник мальчик-слуга и живо наполнил ее из кувшина.

— Ладно, беру переговорный процесс в свои надежные руки, — шепнул Сумкин и громко кашлянул.

— Позволено ли мне будет, — солидно проговорил он, прожевав кусок вяленого мяса, — поинтересоваться драгоценным именем нашего щедрого хозяина?

— Моя ничтожная фамилия Лю, имя — Бан, — с поклоном ответил хозяин. — И я не по заслугам назначен на пост смотрителя этих мест.

Сумкин выпучил глаза и поперхнулся бражкой, которую попивал из плошки.

— Не будет ли угодно моему господину Лю Бану показать, как именно пишется его славное имя? — попросил великий китаевед. — Сделайте одолжение!

Лю Бан легко поднялся, шагнул к стене, у которой притулилось некое подобие высокой этажерки, и, взяв небольшую бамбуковую дощечку, что-то нацарапал на ней заостренной палочкой. Потом, вернувшись к столу, обеими руками почтительно протянул Сумкину.

— Пусть господин простит мою скудную грамотность.

Федор некоторое время смотрел на дощечку сквозь очки, потом перевел взгляд на Лю Бана и широко улыбнулся.

— Мы премного наслышаны о вас и о вашем мудром великодушии, кое вы ежедневно являете жителям этих земель! — торжественно произнес Федор. — Позвольте вам также сказать, что стиль, в котором вашей рукою начертаны знаки, выдает в вас человека с великим будущим. Знаки взмывают подобно драконам, ниспадают подобно божественным фениксам, сила так и бурлит!

Сообщив все это, Сумкин поклонился Лю Бану, одновременно дергая увлекшегося едой Чижикова за рукав — и Котя последовал его примеру, а за ним и Ника. Лю Бан глядел на них, открыв рот. Выражение явного замешательства на его лице постепенно сменилось настороженным пониманием.

Тут в помещении появился Шпунтик, улизнувший от хозяина перед самым входом. Кот неторопливо и важно приблизился к столу и заинтересованно принюхался к мясу. Потом лапой деликатно подцепил кусок, сбросил на пол.

— О, благовещий зверь мао! — вскричал Лю Бан, распростершись на полу в поклоне.

Шпунтик вздрогнул, оценивающе оглядел смотрителя, уселся у стола, чинно разглядывая мясо, оставшееся на блюде поблизости — стол был достаточно низок, чтобы все выглядело так, будто и кот наравне со всеми принимает участие в пышной трапезе.

— Благовещий зверь, — приподнялся Лю Бан. — Отведай моего скромного угощения. Я не прогневаю зверя такой убогой едой, достойные господа? — вполголоса спросил он взволнованно.

— Нет, господин смотритель, — успокоил его Сумкин. — Благовещий зверь мао считает твое угощение достаточным.

Шпунтик, выслушав все эти речи с удовлетворением, перевел взгляд на Чижикова, и Котя скорчил ему рожу: ешь уже, благовещее животное!

— Не будет ли для тебя обременительным, наш добрый хозяин, предложить благовещему зверю еду на отдельном блюде на полу? — попросил тем временем Сумкин. Шпунтик впервые взглянул на него с благодарностью.

Лю Бан закивал, вскочил, бросился в темный угол.

— Чего это тебя перекосило? — воспользовавшись моментом, быстро спросил Чижиков. — Что он там такое выдающееся на дощечке написал, раз ты ему кланяться начал?

— Да ничего особенного, — Сумкин сиял. — И пишет он, признаться, отвратительно, как курица лапой. Просто это, судя по всему, Лю Бан.

— Это мы и так знаем, — сказала Ника. — Он сам нам сказал.

— Нет, вы не поняли. Если я прав, то это не просто Лю Бан, а Лю Бан, который основал династию Хань. По крайней мере, написание имени и место службы во всем совпадают.

И Сумкин хозяйственно прибрал за пазуху дощечку с автографом первого ханьского императора.

Шпунтик был практически счастлив. Буквально с момента освобождения из тесной клетки. Что было до этого, кот предпочитал не вспоминать. Все эти страшные вещи — их больше не существовало, зато было много всего другого, крайне интересного. Нового!

Сначала кругом оказалось полно природы, травы, деревьев, бабочек и прочей мелкой живности, с которой кот активно пытался познакомиться, и отчасти ему это даже удалось. Столько природы разом кот не видел за всю свою жизнь, не такую и маленькую, между прочим.

Как, впрочем, никогда не сталкивался с ящерицами. Ящерицы были шустрые, но шустрые недостаточно, зато они лихо отбрасывали хвосты, и за короткое время Шпунтик стал обладателем целых трех таких хвостов, шевелящихся, живущих самостоятельной жизнью, но потом за ненадобностью бросил хвосты в очередных кустах. Кузнечик оказался невкусным и заторможенным, мышь — дура дурой, да еще и непуганая: у Шпунтика создалось впечатление, что на эту живность тут, в гуще природы, никто толком не охотился.

Потом — запахи. От запахов, их новизны и свежести, у кота закружилась голова. Шпунтик как будто сбросил пяток лет — до того оказалось здорово: такие запахи! Шпунтик был готов бегать, прыгать, купаться, летать среди этих одуряющих запахов всю оставшуюся жизнь. Ну, или пока не позовут есть рыбу пикшу.

Кстати, о рыбе. Судя по всему, с рыбой пикшей здесь, в природе, дело обстояло не лучшим образом. По крайней мере, коту нигде не повезло наткнуться хоть на малейший признак пикши. И это слегка настораживало. Нет, кот пока не испытывал голода, но жизненный опыт приучил его периодически заглядывать в будущее. И дома, в его с хозяином квартире, это получалось без особого труда, потому что там существовал источник еды в форме холодильника. Здесь же Шпунтик холодильника нигде не наблюдал.