– Один, а зачем больше?
– Да вроде и незачем. Ты вот что, дай ему сейчас денежку, – Фёст протянул стодолларовую бумажку, – пусть до обменника с хорошим курсом пробежится. Ну и прикупит чего-нибудь вам перекусить для пересменки. Ты ж его обедать-ужинать в кабак не отпускаешь?
– Точно, – консьерж всё больше напрягался, не в состоянии уловить ход мысли собеседника.
– Вот пусть не стесняется, возьмёт, что нравится. И не торопится особенно, минут тридцать у него есть. А сам давай, занимай его место, отключай видеорегистраторы и выходи ко мне снова. Минут на пять хотя бы…
– Зачем это вдруг?
– Квартиры я соседние собрался грабить, неясно, что ли? Удивляешь ты меня, командир. Ладно, скажу доступнее – в течение этих пяти минут в подъезд войдут или из него выйдут несколько человек. Мне сейчас не нужно, чтобы их видел даже ты, не говоря о тех, кому записи на проверку сдаёшь…
– Слушай, как-то не по делу всё это. Темнишь?
– Как раз сейчас истинную правду говорю. Мы ж на войне, и неизвестно, доживём до утра или… Чего тут неясного – я не хочу, чтобы именно сейчас кто-то видел моих гостей и смог их пересчитать, – почти по слогам ответил Фёст. – Теперь доходчиво? У тебя свои секреты, у меня свои. Вот, даст бог, разберёмся сегодня окончательно – на что я надеюсь, – тогда и взаимных тайн поменьше станет. А то ведь не ты один головой рискуешь, я – в гораздо большей степени…
– Пусть так. Но как же я регистратор выключу, сразу же на записи дырка по времени выйдет…
– Если у вас так всё сурово, сделаем по-другому. Иди с племянницей ещё по одной выпей, а я просто предохранители в коробке на лестнице перемкну. Ты прибежишь не раньше, чем через десять минут, как свет в окнах погаснет, и вызовешь аварийку электросетей. Приедут, починят, вызов в журнал запишут, и ты тоже, в свой. Вот тебе и алиби. Годится? А если жильцы нервные раньше начнут тебе на вахту звонить, я отвечу.
– Ну, если так надо… – с сомнением протянул майор. А куда деваться. Что там за разговор будет, в том месте, куда он
– Так я пошёл?
– Само собой. Парня отошли и – к «Дяде Гиляю». Через три минуты после твоего ухода я вырубаю свет, значит, через двенадцать будь на месте. Как раз то время, чтобы опытный привратник убедился, что самому не справиться, и вызвал аварийку. И всех делов…
Фёст сделал, что планировал, и бегом взлетел на свой этаж, подсвечивая под ноги фонариком из блок-универсала. Сумерки были уже очень густыми, да и сколько там остаточного света проходило через темноватые даже в солнечный день витражи? Герта ждала на пороге.
– Быстренько выводи людей, пять минут у вас, рассредоточьтесь вдоль переулка и ждите. А мне ещё инструктаж провести…
Впрочем, с этим можно и не торопиться, в положенное время майор заступит на пост и станет ждать электриков, потом разбираться с ними. В лучшем случае в полчаса едва уложатся.
Первым из двери вышел Секонд, за ним, цепочкой, тринадцать девиц из взвода Вельяминовой. Плохо, самой командирши нет, ну ничего – полковник Ляхов её как-нибудь заменит, авторитета у него хватит, чтобы этих опасно-безобидных на вид пантер в руках держать. Фёст бы с ними точно справился, он для барышень авторитет непререкаемый, только сегодня ему некогда. Секонд – старший воинский начальник, а Герта – за взводную.
Кстати сказать, если б её вместо Анастасии на этот пост назначить – барышни бы взвыли. Та ещё штучка. Не зря в министерши госбезопасности всей РФ метит. На равных с самим Чекменёвым желает стать. А что, у неё получится. Екатерина Вторая тоже совсем сопливой девчонкой из своих Ангальт- Цербстов в Россию приехала, в пятнадцать лет, в цесаревны наниматься, а потом быстренько в обстановке разобралась и всех «буквой Зю» поставила. Генералов, царедворцев, князей-Рюриковичей, русаков исконных, а муженька вообще того… В пресс-релизе написали – «Государь Пётр Фёдорович июля шестого дня сего тысяча семьсот шестьдесят второго года скончался в Ропше от геморроидальной колики, усугубленной употреблением алкоголя…». Просто и мило. Могли бы завтра и про Президента нашего что-то в этом роде написать.
Герта вышла последней, одетая подходяще почти на любой случай. Джинсы, такая же курточка, обтягивающая тёмная водолазка. И не заметишь, что под ней бронекорсет. На ногах лёгкие кеды, рюкзачок за плечами, волосы в «конский хвост» собраны. Сейчас две трети её ровесниц из самых разных социальных групп так ходят, если не в ночной клуб, конечно. С ней – поручик Яланская, действительно видная, словно с парадных портретов начала XIX века, девушка лет двадцати пяти. Эта, предупреждённая, что работа ей предстоит «гарнизонная», да ещё и по «присмотру» за гражданскими мужчинами, оделась, что называется, «на грани» – вроде всё пристойно, но всё слегка «чуть-чуть». Юбка совсем немного, но покороче общепринятой длины, ткань типа «мокрый шёлк» облегает рельеф крайне выразительно, вырез на груди совсем немного поглубже. Золотистые чулки со швом тоже кое-что подчёркивают. В Москве Фёста она бы особого внимания не привлекла, здесь и не такое видали, свобода нравов, что вы хотите, а у себя барышня смотрелась этакой суфражисткой, что в XIX веке в обществе в брюках появлялись. В её России правила приличия были примерно как для голливудских фильмов конца сороковых годов: платье ветер не имеет права поднять выше, чем на ладонь от колен, если случайно мелькнёт застёжка чулка – уже почти фурор, никаких купальников-бикини, только глухие, поцелуй в кадре максимум две секунды. Зато в таком наряде никто не подумает, что девушка почти три года откомандовала взводом «очень специального назначения» и ждёт назначения на роту или, в крайнем случае,
Вообще, подумал Фёст, девушки «местных» взводов и отделений, хотя и отличались от валькирий (если тех и других рядом поставить), были тоже весьма своеобразны. Сильно сексапильных красавиц, как бы случайно затесавшихся в их ряды, вроде, допустим, Глазуновой или Темниковой, среди них было немного, но зато все в пределах среднестатистической симпатичности и миловидности. Если б не служба, в девках бы не засиделись. Но всё же, даже компанией появляясь на улицах, особенно в штатском, приступов оторопи у прохожих мужиков и парней не вызывали. Фёсту они напоминали девчат, которые в его молодые годы серьёзно занимались спортом, ходили в турпоходы, гоняли на мотоциклах. Типаж «свой парень», одним словом.
Вадим быстренько изложил поручице индивидуальный боевой приказ: тщательно оберегать «квартирантов». На улицу не выпускать, на эту половину квартиры доступ воспретить, кормить и поить неограниченно, скандалов и членовредительства между представителями разных политических взглядов не допускать. На все вопросы, кроме личных и общеобразовательного характера, отвечать: «Не могу знать, вот скоро господин полковник вернётся, он всё скажет». В случае необходимости разрешается обращаться напрямую, не по команде, лично к полковнику Неверову. Прямой телефон такой-то.
Яланская подтвердила, что приказ поняла, улыбнулась на прощание, одновременно «сделав глазки». Девушки-«печенежки» отчего-то все при встречах улыбались Фёсту, умело отличая его от Секонда. С разной степенью радости и даже обожания в глазах улыбались, но – все. Наверное, рассказы валькирий о совместной битве на генеральской даче их очень впечатлили, или так выражали своё одобрение тому, что выбрал в невесты одну из них, а не совсем постороннюю даму, как
Дверь закрылась, снова отсекая от Вадима мир спокойной, почти нормальной жизни. Стало темно, только фонарик в руке освещал площадку и полмарша лестницы впереди.
По секундомеру у майора оставалось ещё двадцать секунд, и Фёст, отойдя чуть в сторонку, понаблюдал, как появился Борис Иванович, настороженно озираясь, будто надеялся всё же увидеть то, что
