причащение всем верным. И оно, священнодействие, само по себе есть единственное, цель всех священнодействий, преподаваемое только для Причастия. Монашеский же образ есть образ, свойственный покаянию: он очищает падшего или возвышает преуспевающего в добродетели, но не посвящает в иерея. Поэтому и епископы поставлялись и без (монашеского) образа, и монахи, не ведущие приличной жизни, не могут достигнуть священства.

Видишь ли теперь, каково благочиние Церкви?

Архиерей:

— Благодарю тебя, брат. Ибо ради вас и сам я, <касаясь предмета>, узнаю кое-что из (вещей) нужных. В чем и не стыжусь признаться.

Итак, ради вас и ради себя самого я поговорю и ещё, по мере сил. Теперь следовало бы предложить учение о страшном и Божественном священнодействии — литургии. В этом же порядке излагает и великий Дионисий, говоря после Таинства божественного мира о сем священнодействии. Однако же пусть никто не подозревает нас в дерзости и не обвиняет в гордости за то, что мы покушаемся говорить о вещах столь великой важности, которые изъяснили апостольские и божественные мужи — мужи, вознесённые превыше небес и посвященные в неизреченные тайны Божии.

Итак, не для того, чтобы сказать что-нибудь больше сказанного <ими>, нет, избави нас Бог от такого неразумия — или, вернее сказать, хулы! — но чтобы изложить в духе любви и для себя, и для братии, насколько доступно, нечто из того, что они написали небесно и достойно себя, изложить, стремясь их словами освятить свой ум и под руководством их, признавая себя их чадом и рабом, стремясь достигнуть света божественнейшего ведения. И это их заповедь и повеление. И так как молитвами их мы удостоились одной с ними благодати, то и необходимо нам исследовать и позаботиться узнать те Божественные Таинства, которые мы совершаем, чтобы взойти, подражая им, к высшему ведению.

Потому что для этого-то они и изъясняли Божественные священнодействия.

Итак, что касается священной литургии, которую святой Дионисий называет Евхаристией и Причащением, то мы, держась руководства сего мужа апостольского и других, подобных ему, говорим о ней, в меру сил, и в других местах. Так же, как и о храме Божием, о священных одеждах и о священном руководстве к познанию Тайн.

А теперь, имея в виду то, что говорено святым Дионисием, дадим, какие можем, объяснения. Сделаем это кратко и последовательно, чтобы не нарушить порядка Таинств.

Итак, причащение есть соединение Бога с нами, обожение наше, освящение, исполнение благодати, просвещение, отражение всего супротивного, подаяние всякого блага и — что ещё? — теснейшее единение и общение с Богом. Оно — Таинство Таинств, освящение святых и, поистине, святое святых, священнодействие, высшее всех священнодействий, священноначальственное и священносовершительное. Ибо единый священноначальник — Бог Слово совершил его и заповедал. И сия Жертва есть Он Сам, преподавший её нам, чтобы пребывать с нами. Коснувшись того, что относится к сему величайшему Таинству, божественный Дионисий кратко излагает всё в возвышеннейших словах и, <будучи просвещён> из созерцаний, предлагает совершенно ясные толкования. То же делает он и в отношении к прочим Таинствам.

А нам, немощным и последним из учеников его, как простирать взор к тому (что он созерцал)? Однако же, насколько в состоянии будем уразуметь то, что написано святым Дионисием и преемниками его благодати, а также и нашими божественными отцами, скажем, уступая вашей просьбе и для просвещения душ наших.

Попытаемся поговорить обо всем, что совершается в предложении, стараясь, насколько возможно, открыть, какой смысл имеет каждое священное действие.

Итак, да приступим во имя Христово.