Симеон с ужасом обратился к Макрону:

— Умоляю, делай все, что он говорит.

— Я не дам ему уйти, — жестко ответил Макрон. — Что бы он ни грозил сделать с мальчиком. Покончим с этим здесь.

— Макрон, прошу тебя. — Голос Симеона тревожно дрогнул. — Пощади мальчика. Он — все, что осталось у Мириам.

Макрон не сводил глаз с Баннуса, готовясь к удару. Катон первым заметил силуэты в темных накидках, появившиеся из мрака пустыни. Всадники на верблюдах быстро окружили пятерых, собравшихся у костра.

— Макрон, — негромко сказал Катон. — Убери меч, медленно.

Симеон с Катоном вложили клинки в ножны и повернулись к вновь прибывшим. Воцарилось недолгое молчание. Катон ощущал, как безмолвные всадники изучают его и его спутников. Баннус опустил кинжал, но Юсефа не выпустил.

— Симеон, — прошептал Катон, — кто это?

— Бедуины. — Симеон поднял руку в приветствии и заговорил с всадниками.

Голос ответил на том же языке, и один из бедуинов подъехал поближе. Он несколько раз щелкнул языком, похлопал верблюда, тот подогнул передние ноги, потом задние, и всадник выбрался из седла. Он открыл лицо и, оглядев людей у костра черными глазами, снова заговорил с Симеоном. Потом повернулся и коротко отдал несколько приказов своим людям, которые тоже начали спешиваться. Один человек в тени держал поводья трех лошадей, оставленных в пустыне.

— Что им нужно? — спросил Катон.

— Вода. В расселине есть родник. Он говорит, что родник принадлежит их племени, а мы нарушители.

Макрон подошел поближе.

— Прекрасно, и что он собирается делать?

Вождь бедуинов приказал людям наполнить мехи водой, и они скрылись в расселине. Вождь повернулся к Симеону и снова заговорил.

— Он хочет знать, что мы тут делаем.

Катон взглянул на Макрона.

— Нам нечего скрывать. Расскажи ему правду.

Последовал еще один обмен репликами, и Симеон объяснил:

— Я сказал, что Баннус — наш враг. Спросил, позволят ли они нам забрать Баннуса с мальчиком и уехать. Он говорит — нет.

— Нет? — Катон почувствовал, как по загривку пробежал холодок. — Почему? Чего он хочет от нас?

— Он требует платы за то, что явились на их землю.

— Какой платы? У нас нет ничего ценного.

Симеон слегка улыбнулся.

— Кроме наших жизней.

— Они хотят убить нас? — Макрон ухватил рукоять меча. — Пусть попробуют.

— Не совсем, — ответил Симеон. — Он сказал, что раз мы враги, то должны закончить схватку здесь, при свете этого костра. Один из нас сразится с Баннусом. Если наш победит, то мы сможем уехать с мальчиком. Если победит Баннус, он оставит себе мальчика, а вас убьют.

— Не понял. — Макрон нахмурился, потом бросил взгляд на Симеона: — Ты хочешь сражаться с Баннусом?

— Да.

— Нет. Дай мне. Я этому обучен. У меня больше шансов.

— Префект, я умею сражаться, и к этому все шло. И потом, я уже сказал вождю бедуинов, что сражаться буду я.

Баннус, который слышал разговор, улыбнулся.

— Как я об этом мечтаю!

— Освободи мальчика, — сказал Катон.

— Как скажешь. — Баннус кинжалом разрезал путы Юсефа. Освободившись, мальчик сделал несколько неуверенных шагов прочь от Баннуса и рухнул на песок. Симеон бросился к Юсефу и взял его за плечи.

— Ты цел?

Мальчик кивнул.

— Через несколько дней ты вернешься к своим, клянусь.

Баннус захохотал.

— Только если ты сначала убьешь меня, добрый друг.

Симеон посмотрел на него:

— Я убью тебя, Баннус. Только так можно излечить тебя от болезни.

— От какой болезни?

— Как еще назвать то, что человек стремится продолжать бессмысленную борьбу, не задумываясь, сколько людей погибнет из-за него?

— Я делаю это ради своего народа! — возразил Баннус. — Ты отказался от него давным-давно. Что ты можешь понять в нашей борьбе?

— Эта борьба обречена. Рим тебе не победить.

— Я смогу, — медленно сказал Баннус. — Это вопрос времени.

Симеон печально покачал головой и крепче прижал Юсефа к себе. Вождь бедуинов подошел и заговорил с Баннусом, показывая на свободное пространство у костра. Бедуины привязали верблюдов и расселись вокруг импровизированной арены.

— Пора, — сказал Симеон.

Вождь бедуинов легонько подтолкнул Баннуса и Симеона к расчищенному пространству. Катона, Макрона и Юсефа отвели в сторону и заставили опуститься на колени. Четыре бедуина встали позади римлян, которые почувствовали руки на своих плечах и холодную сталь кинжалов у горла. Бедуин что-то крикнул Симеону, тот кивнул и обнажил изогнутый меч. Баннус убрал кинжал в ножны и достал свой меч, пригнувшись в боевую стойку и настороженно разглядывая Симеона.

На мгновение противники застыли, глядя друг на друга и выставив перед собой клинки, готовясь нападать или отражать удар. Баннус сделал несколько шагов в сторону, сдвинувшись так, чтобы костер оказался у него за спиной, превращая в темный силуэт. Симеон тут же обошел Баннуса, лишая его преимущества. Как только Симеон сделал последний шаг, Баннус прыгнул, нанося удар изящным изогнутым клинком. Симеон опытной рукой парировал удар и взмахнул мечом сбоку; лезвие звякнуло об эфес, подставленный Баннусом, чтобы избежать ранения. Все это происходило словно в одно мгновение — звук от последнего удара резко разнесся в воздухе, когда еще не затих звук первого. Противники отскочили друг от друга и замерли, следя друг за другом.

Симеон шагнул вперед и сделал ложный выпад, потом еще один, но меч Баннуса не шевелился.

— Тебе стоит попробовать что-нибудь получше…

— Много болтаешь, — тихо ответил Симеон.

Потом он нанес укол, направленный в голову противника, но в последнее мгновение крутанул запястьем, так что лезвие прошло над блоком и метнулось к виску. Баннус присел и отшатнулся, спасаясь от удара, а Симеон провел серию атак, которые противник едва ухитрился отразить. В последний момент, когда Симеон уже почти оттеснил Баннуса к бедуинам на краю расчищенного пространства, разбойник ринулся вперед, под дугу меча соперника и толкнул его в грудь. Симеон покачнулся, а Баннус ткнул в него мечом: острое лезвие, прорезав складки туники, оставило длинную рану на груди проводника.

Симеон зарычал от боли и, приложив свободную руку к ране, через мгновение отнял ее; алые капли стекали с ладони.

Макрон поморщился и осторожно повернул голову к Катону.

— Плохо дело.