крепости брали. А не трогали кочевники городок по той простой причине, что им он был очень нужен. Через него сбывали они свои товары: кожу, шерсть, мясо, сыр и предметы ремесла. Вот и жило Олешье в тишине и мире, принимая у своей пристани торговые суда, на рынке — заезжих купцов разных стран и народов.

И вдруг вывалилась со стороны моря ватага вольных людей, вооруженных чем попало, и кинулась к растворенным воротам. Стража из двух человек и мытника, собиравших пошлину при въезде в город, тотчас разбежалась; скоро город оказался в руках бродников. Бродники никого не грабили, не насиловали. Они согнали всех жителей и торговцев на площадь, перед ними речь держал князь Иван Берладник.

— Достопочтенные господа! — важно прохаживаясь по невысокому помосту, в полной тишине строго и внушительно говорил он. — Меня зовут Иваном Ростиславичем, я — князь Звенигородский. А пришел к вам со своим воинством с одной простой задачей — установить княжескую власть, как это положено во всех городах Руси, и защитить вас от ворога…

— А от кого защищать-то? У нас никаких врагов нет. Даже дикие половцы нас не трогают, — раздался насмешливый голос.

— Враги всегда найдутся, а лучше князя никто воинскую силу организовать не может и преграду противнику не поставит.

— Постой, князь, хочу тебя спросить вот о чем, — проговорил стоявший в первых рядах плотный мужик с окладистой бородой, по виду купец. — Уж не ты ли это тот разбойник на морях, которого зовут Иван Берладник?

Иван на мгновенье смешался, он и предположить не мог, что слух о его деяниях дойдет до такого глухого городишки, как Олешье. Вихрем метнулась мысль: признаться или попытаться скрыть? Но тотчас здравый смысл подсказал, что утаить будет невозможно; не он, так бродники все равно расскажут, кто такой. И он ответил:

— Да, я Иван Берладник. Меня мой дядя, галичский князь Владимирко, лишил удела, но я сумел завоевать новое владение в Адриатическом море на острове Корфу.

— А что же ты там не правишь, а сюда заявился?

Язвительный вопрос вывел Ивана из себя. Он вспылил:

— А кто ты такой, чтобы я перед тобой отчитывался?

— Передо мной не надо, — спокойно возразил тот же человек. — Ты всему народу скажи.

Иван понял, что действовал он до сего момента слишком мягко, а надо разговаривать с такими людьми решительно, твердо и без колебаний.

— Я волен поступать так, как мне заблагорассудится, на то я и князь! — непререкаемым голосом объявил он. — И пришел я к вам, чтобы установить свой порядок.

— И какой же он, твой порядок?

— А такой, который будет действовать в ваших интересах. Во-первых, — Иван поднял руку и загнул один палец; все смотрели на этот палец, словно в нем содержался ответ, — с ремесла и торговли буду брать не десятую часть, как сегодня, а только двадцатую. Вся остальная прибыль останется у вас.

На площади установилась тишина. Никто не ожидал такой щедрости князя, поэтому ошарашенно молчали.

— Во-вторых, не стану отменять ваши свободы. Как собиралось вече по заведенному обычаю, так оно и будет собираться. А я обещаю, что буду прислушиваться к его решениям и вашему мнению.

— Это гоже, — после некоторого молчания проговорил кто-то. Все с напряженным вниманием продолжали слушать Ивана, и было видно, что напряжение на площади ослабло, и люди уже с некоторой благожелательностью глядели на нового правителя.

— Ну и, наконец, в любое время будет свободный доступ на красное крыльцо княжеского дворца со всеми бедами и запросами. Всем и без ограничений!

— А у нас нет княжеского дворца! — раздался веселый голос.

— Значит, построю, коли нет! — так же весело ответил Иван, и все заулыбались, задвигались, зашумели, и в этом шуме Иван услышал одобрение своим начинаниям.

— Так что, господа горожане, — крикнул он, — принимаете меня в свои князья или как?

— Принимаем… Добре сказано… Подходящий князь! — послышалось в толпе. Иван облегченно вздохнул: самое тяжелое и опасное осталось позади, горожане Олешья приняли его в свои князья. Он тотчас снарядил гонца в Киев, чтобы известить великого князя о своем вокняжении.

Юрий Долгорукий доживал последние дни. Он сильно прибаливал, но продолжал крепкой рукой править Русью. И тут к нему пришло известие из Олешья. Надо было решать, как поступать с беспокойным князем. Против того, что Иван Берладник укрепился в одном из его городов, у князя возражений не было, мало ли уделов, которые в условиях постоянных княжеских усобиц переходят из рук в руки, к этому все привыкли и с этим мирятся, лишь бы не было братоубийственной войны.

Но его беспокоили другие вести. Против него, великого князя Руси, поднимались недруги, собиравшиеся отнять у него киевский престол. Недавно удалили из своего города его сына Мстислава новгородцы. Черниговский князь Изяслав Давыдыч, которого он, Юрий, прогнал из Киева, вступил в союз с князьями Смоленским, Владимиро-Волынским, Луцким и Рязанским, собирая таким образом силы против него, Юрия Долгорукого. Даже Святослава Ольговича, троюродного брата, пытался привлечь к себе Изяслав Давыдович, но получил твердый отказ. Кто же остался у него в друзьях? Только Ярослав Осмомысл, князь Галицкий, зять его. Да и того он крепко обидел, не выдав ему на расправу Ивана Берладника. Вроде бы проглотил Осмомысл обиду и не вспоминает о ней, даже когда узнал, что Берладника отбил черниговский князь. Но что будет, если Юрий Долгорукий оставит мятежного князя, ярого врага Осмомысла, в своих владениях, в Олешье? Не надо гадать над ответом, милый зятек наверняка отвернется от него и откажется помочь в случае войны с Изяславом Давыдычем и его союзниками. И тогда поражение его неминуемо. Снова бегство из Киева, снова позор на седую голову, снова далекий, лесной Суздальский край…

И Юрий Долгорукий решился. Он приказал своей дружине сесть на лодьи-однодеревки (так они назывались, потому что киль у них делался из одного дерева) и отправиться вниз по Днепру, чтобы прогнать самозваного князя Ивана Ростиславича Берладника из Олешья.

Появление киевской дружины было совершенно неожиданным для Ивана и бродников. Ведь он уверял всех, что целых десять лет служил Юрию Долгорукому, завоевал его любовь и уважение, что у них настолько крепка дружба, что скоро он сам поедет в Киев на прием к великому князю и привезет грамоту на правление. И вдруг на реке появляется вереница лодок с дружинниками, которые, не церемонясь, принимаются избивать и гнать вольную ватагу из города…

Бежали так быстро, что не успели собрать свои вещи. Сам Иван находился в это время в своем доме, что на самом берегу реки. Увидев вооруженных людей и сразу поняв, в чем дело, он прихватил с собой сундучок с городской казной и кинулся к ближайшей лодке. Нечего было и думать, чтобы руководить бродниками, паника началась такая, какую он наблюдал только в болгарском городе Констанца, когда улепетывали от отрядов воеводы…

Иван сразу понял истинную причину своего изгнания из Олешья. Ярослав Осмомысл! Это благодаря его проискам Юрий Долгорукий вынужден был в свое время арестовать его и отправить в Суздальский край, а теперь лишить владения. Галичский князь, еще более жестокий и развратный, чем его отец, преследует его по пятам и не успокоится, пока не уничтожит. Значит, надо ему, Ивану, сделать все, чтобы побороть его, сбросить с галичского престола и самому завладеть им. А до него доходили слухи, что Осмомысл не люб галичанам, что восстановил против себя и бояр, и простой народ. Этот князь настолько погряз в разврате, что обижал свою законную супругу Ольгу, дочь Юрия Долгорукого, и открыто сожительствовал с наложницей, некой Настаськой; она была и любовницей, и советчицей князя в его делах, что вызывало возмущение горожан (к слову сказать, в 1173 году, уже после описываемых событий, дело дойдет до того, что княгиня вместе с сыном Владимиром и рядом видных бояр покинет Галич и убежит в Польшу; это приведет к настоящему восстанию: князя Ярослава Осмомысла на время посадят в темницу, а ненавистная