Аристократия Юкатана во время мексиканской революции лишилась своих владений. Большие поместья были раздроблены, и, хотя позднее их снова скупили те же самые состоятельные семьи, аристократия все же беднела из-за падения цен на хенекен.
Хенекен — единственный крупный источник доходов на Юкатане. Маломощные почвы полуострова со времен древних майя порядком утратили свое плодородие, и теперь единственной культурой, которая могла бы иметь промышленное значение, стал хенекен, или сизаль. Он имеет огромные преимущества перед всеми другими растениями, так как требует очень мало воды. Для бесплодных известняков это идеальное растение. Сизаль начали разводить на Юкатане в восемнадцатом веке, а в девятнадцатом на нем наживали огромные состояния, так что аристократия могла позволить себе превратить Мериду в город утонченной роскоши по парижскому образцу. Богатые юкатанцы, живущие в Мериде некоторую часть года, прославились своими веселыми и довольно распутными нравами.
Сизаль шел в основном на производство веревок и каната (невысокого качества), но вскоре эта отрасль стала приходить в упадок. Когда сизаль потерял свое былое значение, экономическому процветанию Мериды наступил конец, и с тех пор город погрузился в мирную дремоту. От недавнего прошлого осталась лишь бледная тень. Но от тех времен богатства и парижского шика юкатанцы сохранили немало характерных черт, в особенности упорное стремление устроить и город, и всю свою жизнь на европейский манер. Merida la blanche[11], как называли свою столицу жители, любила величаться и «Южным Парижем».
Город и его желанное сходство с Парижем — гордость каждого обитателя Мериды независимо от социального положения, Любой кучер с готовностью объяснит вам, что камни для мощения улиц доставлены сюда из Парижа — их везли как балласт тысячи торговых шхун, заходивших в Прогресо, порт Мериды на берегу Мексиканского залива в пятнадцати милях от города. Кроме того, кучер калечи заметит не без гордости, что его экипаж в точности такой же, как во Франции, и в доказательство укажет, что сделавший его мастер был француз, как видно по надписи на медной дощечке, прибитой к задней оси.
Ему и невдомек, что на залитых асфальтом улицах современного Парижа уже нет колясок. Не подозревает он также, что калечи Мериды, хотя и сделанные каретником-французом, были такого древнего образца, что даже перед Французской революцией казались бы старомодными во Франции. Калеча представляет собой узкую и высокую прямоугольную кабину, которую можно наглухо закрыть парусиновыми занавесками. Кучер сидит где-то высоко над крышей. Все это производит впечатление очаровательной старины, очень приятной для глаза, однако чувствуешь себя в такой коляске совсем ненадежно.
Но самое интересное, что есть в Мериде и вообще на Юкатане, — это индейцы. Если не считать старинных аристократических семей, на Юкатанском полуострове нет такого резкого разделения между мексиканцами и индейцами, как в остальных районах Мексики. Здесь они социально не разобщены.
Индейцы майя, численно превосходящие мексиканцев, сумели сохранить в Мериде свой образ жизни и образ мышления. Они сохранили также свою одежду. На Юкатане вы на каждом шагу встретите у
В своей одежде юкатанские женщины напоминают гречанок, их уипиль вполне под стать тунике. Для меня панорама улиц Мериды, по которым движутся тысячи женщин в таком наряде, останется основной приметой современного Юкатана.
Попав в Мериду, я просто не мог вообразить, с чего начать приготовления к экспедиции Кинтана-Роо — Дарьен, в которую я уже втянулся основательно.
У меня было с собой письмо к Альберто Русу, известному археологу, открывшему гробницу в Паленке. Доктора Руса я нашел в отделении Мексиканского государственного комитета археологии. Это был высокий, суровый на вид человек. Он вежливо со мной поздоровался и приготовился внимательно слушать меня. Узнав, что я собираюсь плыть вдоль побережья Кинтана-Роо до Британского Гондураса, доктор Рус заметил, что осуществить это будет трудно.
— Видите ли, — пояснил он, — побережье совсем безлюдно. Только в трех местах там есть поселения: Пуэрто-Морелос на севере, Танках в середине и Шкалак на границе Мексики и Британского Гондураса. Разумеется, на берегу, как вам известно, есть еще знаменитые развалины Тулум, а рядом с ними плантация кокосовой пальмы сеньора Пепе Гонсалеса. Когда мне приходилось ездить в Тулум, Гонсалес всегда хорошо меня принимал, так что я могу дать вам письмо к нему. Могу еще сказать, что около Танкаха есть небольшая посадочная площадка, расчищенная среди джунглей.
Конечно, я слыхал о Тулуме. В литературе попадалось много упоминаний об этом большом древнем городе, затерянном на пустынном берегу Кинтана-Роо. Пока не расчистили этот аэродром, далеко не всегда пригодный для посадки, добраться до Тулума можно было только морем. Дорога была настолько долгой и трудной, что раньше в Тулум редко кто приезжал.
Что же касается побережья южнее Тулума, то доктор Альберто Рус ничего определенного о нем не знал. Очевидно, попасть туда было нелегко.
— Местных индейцев, — сказал доктор, — море не интересует, и едва ли вы найдете там лодку. А вот на острове Косумель всегда можно нанять суденышко и добраться на нем до Британского Гондураса.
Так я и решил сделать. Сначала мы с Боллом отправляемся на Косумель. Отсюда, из Мериды, мы поедем по только что отстроенной дороге к северной оконечности Кинтана-Роо, до местечка с благозвучным названием Пуэрто-Хуарес. Мне сказали, что там всегда можно найти судно, идущее к небольшому островку Исла-Мухерес («Острову Женщин»), расположенному как раз в том месте, где выступ юкатанского берега отделяет Мексиканский залив от Карибского моря, а оттуда дальше на юг, до острова Косумель. На Косумеле я решил нанять судно (если мы его там найдем) и медленно плыть вдоль берегов Кинтана-Роо, останавливаясь в разных местах.
А пока я пытался найти хоть кого-нибудь, кто бывал в Кинтана-Роо и смог бы дать мне необходимые советы. Но поиски эти не увенчались успехом. Я только узнал, что побережье Кинтана-Роо в отличие от внутреннего Юкатана покрыто густыми джунглями, где нет ни одной дороги. Городов там тоже нет, и к тому же весь район наводнен бандитами — беглыми мексиканцами. Ведь на Юкатане бандит всегда значит мексиканец. Индейцы майя сами по себе народ мирный, за исключением тех, что живут в Кинтана-Роо. Их обычно называют индиос сублевадос, то есть мятежные индейцы. В общем скоро мне стало ясно, что для юкатанцев, так же как и для жителей Мехико, Кинтана-Роо представляется диким краем, о котором никто ничего не знал или не хотел знать.
Я написал обо всем Боллу. Сообщил ему, что судно мы, по всей видимости, достать сумеем, но сведения о Кинтана-Роо очень скудны. Джунгли там пустынны и неприветливы, и живет в них лишь горстка «мятежных индейцев» да столько же опасных чиклеро.
Казалось бы, все эти слухи должны были отпугнуть меня от Кинтана-Роо, но вышло совсем наоборот. Такая таинственность была привлекательна, и я уже подумывал, не пересечь ли мне территорию Кинтана- Роо пешком. Когда я сообщил об этом господину Помра, главе «Французского союза» в Мериде, человеку хорошо знавшему страну и ее население, он мне ответил, что я просто рехнулся. За год до моего приезда, рассказал господин Помра, один молодой немецкий археолог отправился из Мериды через Кинтана-Роо к древнему городу Тулуму на берегу моря. Три недели спустя около сенота нашли его труп. Он был убит одним из своих проводников. Этот рассказ заставил меня вернуться к прежнему более разумному решению путешествовать морем, а при остановках удаляться от берега в глубь территории лишь самую малость. В то же время я попытался раздобыть более точные сведения об индиос сублевадос и о бандитах, которых называли чиклеро.
Об индейцах я почти ничего не узнал. Мне только сказали, что заходить на их территорию очень опасно, так как они нападают на всякого пришельца. Слишком уж долго им самим приходилось страдать от притеснений мексиканского правительства, а также от жестокого разбоя чиклеро.
