стояла какая-то странная хижина с крышей из пальмовых листьев. Вернее, это была одна лишь высокая крыша, поставленная прямо на песок, примитивное жилье без стен, с отверстием для входа.
Когда лодка подошла поближе, из хижины вылез оборванный старик в рубашке из сплошных заплат. Причаливая к берегу, мы вспугнули пару черных диких уток, сидевших с расправленными крыльями на поваленном стволе пальмы. Старик бросился нам навстречу, издавая какие-то странные, пронзительные крики. Видимо, он был безумным или по крайней мере слегка помешанным. Старик говорил по-испански, но, прежде чем произнести фразу, он издавал множество всяких гортанных звуков и бессмысленных слов.
Мой капитан-пират объяснил ему, зачем я сюда приехал, и спросил, может ли он проводить меня до следующего населенного места, если оно тут есть. После бесконечных заиканий старик ответил, что на юг едва ли можно пройти. На побережье слишком много разных проток и проливов, с началом сезона дождей все они вздулись, человеку там будет с головой. Он добавил, что кокаль Пунта-Пааро на южной стороне залива теперь заброшен и на побережье живет лишь единственная семья косумельцев, в восьми лигах отсюда, то есть примерно в двадцати пяти милях. Услышав такие безотрадные новости, я задумался. Однако у меня не было выбора, да и на худой конец можно вплавь перебраться через эти проливы. Я стал упрашивать старика проводить меня и предложил ему деньги.
Деньги его соблазнили, только он сказал, что не умеет плавать, а рио там очень глубокие.
Пират попрощался и уехал на своем маленьком суденышке, а слабоумный старик стал собирать еду в дорогу. Вполне возможно, что странное заикание и явное слабоумие моего проводника были результатом абсолютного одиночества. Ведь он живет все время вдали от людей, на пустынном побережье, питается рыбой, которую ловит вершей. Любой человек, оставшись, как и он, один на болотистых берегах этого пустынного залива, лишился бы рассудка.
Когда все было готово, старик взвалил себе на плечи мой мешок, и мы тронулись в путь. В тех местах, где мангры наступали на узкий берег залива, приходилось идти прямо по воде. Жара стояла невероятная. Солнце не только палило на нас сверху, но и, отражаясь от воды, било в глаза снизу, заставляя щуриться. Зато в такую жару не изводили комары. Все притаилось и замерло под палящими лучами полуденного солнца, лившимися в сероватые воды залива, словно расплавленный свинец. Солнце было такое ослепительное, что все вокруг теряло свои краски и выглядело как на черно-белой фотографии. Случайная рябь на воде превращалась в тысячи искр и слепила глаза. За густыми манграми на берегу торчали ужасные останки погибших пальм, перевернутых ураганом вверх корнями. Душные джунгли порой действуют на человека угнетающе, но они не идут ни в какое сравнение с унынием и мертвенной пустынностью лагун под беспощадным солнцем.
Вскоре путь нам преградил водный поток, заросший манграми. Его удалось перейти вброд. Быстро высохшая на солнце одежда стала жесткой от соли.
Временами мой проводник оборачивался и бормотал какие-то неразборчивые слова. К счастью, ответа на них он не ждал.
Я начинал изнывать от зноя и жажды, но воды взять было негде, нельзя было даже рассчитывать на случайную кокосовую пальму. Песок на берегу так накалился, что приходилось то и дело охлаждать ноги в воде.
Скоро нам встретился еще один водный поток, который мы одолели без труда, потом еще один, на этот раз пошире и с быстрым течением. Здесь проводник мой немножко помешкал, затем, оставив вещи на берегу, осторожно вошел в воду и добрался до середины рио. Вода доходила ему почти до подбородка. Из-за сильного течения он стал терять равновесие, но в конце концов ему удалось найти твердую опору на песчаной мели и благополучно выбраться на другой берег. Мне предстояла нелегкая задача самому перенести мешки через поток. Но я был повыше своего проводника, вода нигде не доходила мне до груди. Я медленно шел по дну против течения, чувствуя, как вымывается песок у меня из-под ног, и без особых происшествий добрался до противоположного берега. Это было последнее препятствие на нашем пути к южной оконечности залива, где песчаный мыс отделял его мутные воды от Карибского моря.
Освежающий ветерок дул над пустынным мысом, и перед нами открылось страшное зрелище гибели и разрушения. Прежде на этом месте был кокаль, тут стояли две большие хижины, от которых остались лишь жалкие обломки, разбросанные среди множества изуродованных стволов вырванных с корнем деревьев, принесенных сюда откуда-то из джунглей. На песке валялось несколько ржавых измятых котелков — печальное напоминание о том, что раньше здесь жили люди. Во время урагана погибла вся семья из четырех человек. Очевидно, были сметены даже археологические развалины, потому что, сколько я ни искал вокруг, так ничего и не нашел, а ведь на карте доктора Альберто Руса у Пунта-Пааро стояла отметка развалин. Последние ураганы и сильные волны сравняли с землей строения майя, которые чудом сохранялись больше тысячи лет.
В Пунта-Пааро побывал знаменитый археолог Морли. Плавая вдоль побережья, он обнаружил также руины между заливами Асенсьон и Эспириту-Санто и назвал их Чак-Мооль, по имени бога древних майя — полупростертой загадочной фигуры, напоминающей сфинкса древних египтян. Чак-Мооль и был тем местом, куда мы в тот день направлялись. Около него находился наполовину уничтоженный кокаль, где все еще жили люди. Очень жаль, что Морли и другие археологи, бывавшие в Кинтана-Роо, исследовали побережье с моря — они не заметили многих руин. Потому-то и считалось, что на всем побережье, длиной в три сотни миль, было лишь с полдюжины поселений древних майя.
К югу от Пунта-Пааро мы наткнулись на маленький храм. Возможно, что вдали от берега за манграми тут было еще пять или шесть сопутствующих построек, так же как и в других местах, открытых мною. Храм стоял в нескольких милях от Пунта-Пааро, и мой чудаковатый проводник наконец понял, что именно я ищу. Это было маленькое разрушенное квадратное строение, не очень-то величественное, но тем не менее значительное, так как свидетельствовало, что в древние времена на этом пустынном берегу тоже были поселения.
По словам моего проводника, место, где стоял маленький храм, называлось Пунта-Арена. Немного передохнув, мы двинулись дальше, следуя вдоль берега, окаймленного джунглями и бесконечными, нагретыми солнцем болотами.
Никогда прежде я не постигал с такой ясностью, что значит берег, место, где встречаются суша и море. В тот день у меня было достаточно времени, чтобы поразмыслить о неподвижности берега и неустанном движении моря, приносящем всякую всячину, смытую с других берегов. Некогда море принесло сюда со своими волнами и ветрами испанцев, а теперь, как и всегда, приносит разные обломки с далеких земель. Прибитые сильным Юкатанским течением, на берегу дерзко красуются такие удивительные вещи, как спасательные пояса, бутылки, электрические лампочки. Для меня все эти фабричные предметы казались подарком, счастливым напоминанием о мире, который остался где-то позади. Мне попалась бутылка, тюбики дезодоранта, французские и американские лампочки и бесконечное множество других незначительных предметов, имевших, однако, в моих глазах важное значение. Что же находили древние майя на этом берегу? Возможно, им попадались римские вещи и множество разных примет Африки и других мест Старого Света.
Таким же образом в 1511 году сильные течения принесли к побережью Кинтана-Роо двух испанцев — Гонсало Герреро и испанского монаха. Точно так же к острову Косумель был прибит один из жителей Ямайки, а позднее трое французских бандитов. Вполне вероятно, что и до испанской Конкисты течения и ветры приносили к майя каких-нибудь моряков из Старого Света, сбившихся с курса. Возможно, первыми людьми, увидевшими Новый Свет, были потерпевшие крушение арабы или португальцы, которых течения Атлантического океана забросили к берегам царства майя.
Мы медленно продвигались вдоль берега, шагая то по камням, то по песку, то по гнилым красным водорослям, похрустывавшим у нас под ногами. Иногда мой гид нарушал молчание, произнося одну или две бессмысленные, на мой взгляд, фразы. В одном месте я еще издали заметил какой-то странный предмет. Это оказался огромный двигатель с погибшего у берега судна, жертвы рифов.
С наступлением темноты, уставшие до изнеможения, мы подошли к остаткам растерзанного ураганом кокаля Санта-Роса. Он располагался неподалеку от развалин Чак-Мооль. Как только мы прибыли на кокаль, мой странный проводник моментально куда-то исчез, и больше я его не видел. Тут, на кокале, меня приветствовал метис с Косумеля. Он был удивлен моим появлением, однако явно обрадовался встрече и отнесся ко мне очень доброжелательно.
