именем) оказался мужчиной сорока с небольшим лет. На его выразительном лице, опустошенном беспорядочной жизнью, проступали грустные, поэтичные складки клоуна. Он был лысый, с высоким узким лбом и мясистым лоснящимся носом, неестественно красным от больших количеств спиртного, чрезмерных волнений и постоянного нервного тика. Художник в душе и писатель по профессии, Болл поселился в Тепостлане после довольно изнурительной поездки по Соединенном Штатам, где он занимался просветительством, работая шофером «букмобиля» — передвижной библиотеки. Я так и не смог постичь до конца всех элементов довольно странной карьеры этого человека — англичанина, аристократа, носящего знаменитую фамилию одного из героев английской истории — своего прадеда. Несмотря на то что Болл редко бывал трезв, ходил в большой соломенной шляпе и имел внешность типичного представителя богемы, он был человеком большого ума, знаний и культуры. Болл произвел на меня огромное впечатление. И он был другом Реглера. Мне было только двадцать лет и еще никогда не приходилось встречать людей, похожих на него.
Так как я искал комнату в Тепостлане, Болл великодушно предложил мне жить., в его доме, если я буду платить за жилье. Это предложение показалось мне тогда очень соблазнительным, и я принял его с благодарностью. Я был в восторге от возможности остаться в Тепостлане и вовсе не думал о том, что в доме только две комнаты, что в нем нет воды и что там живет еще и друг Болла, которого я назову Джеком Хэнсоном. Этот обаятельный человек недавно потерял место в мексиканском ресторане, где он готовил яванские блюда, и теперь занимался изготовлением сандалий и мозаики. Меня это нисколько не смущало, так как Хэнсон бегло говорил на отоми и многих других индейских диалектах и, кроме того, был художником.
Самой поразительной чертой моих двух хозяев, которые оба сидели без гроша в кармане, было их физическое сходство — одинаковый профиль, одинаково редеющие ото лба волосы, тот же блестящий нос. Сходство этих двух людей, таких разных, так потрепанных жизнью, казалось невероятным и приводило меня в восторг, хотя я с некоторым страхом сознавал, что должен буду содержать на свои небольшие средства двух мужчин, голодных и почти всегда готовых выпить.
В тот день, когда я поселился в Тепостлане, перспектива мирного пребывания в Мексике была для меня навсегда потеряна. Слушая рассказы Хэнсона о его приключениях среди индейцев племени отоми, известных своей особенной дикостью, я решил, что мое призвание — исследовать эту страну.
Сам Тепостлан был достаточно интересен, чтобы увлечь меня на целый месяц. Из-за постоянного пьянства моих хозяев мне без конца приходилось объясняться с молчаливыми и сдержанными индейцами Тепостлана. Это общение было хотя и не совсем этнографического свойства, тем не менее довольно тесное. Оно заключалось главным образом в разъяснении подвыпившим индейцам на довольно скверном испанском языке, что мои еще более подвыпившие друзья не хотели их обидеть и что, как говорит древняя китайская пословица, «лучше меч в ножнах, чем в спине». Делал я это успешно, так что ни Джек Хэнсон, ни Алан Болл, ни я сам не имели никаких неприятностей.
Несмотря на все беспутство нашей жизни в Тепостлане, мне удалось очень много узнать, особенно о местных жителях. Обычно они редко общаются с белыми, но со мной, «хорошим парнем, что живет у этих двух красноносых дьяволов», были вполне откровенны — из-за сочувствия ко мне и из-за наших общих передряг.
Благодаря частым поездкам в Мехико и любезной помощи Густава Реглера и сеньора Игнасио Берналя, хранителя памятников доиспанской культуры, я смог прибавить к своим первым, довольно общим этнографическим наблюдениям немало сведений о древних цивилизациях, особенно о жестоких ацтеках, покоривших Центральную Мексику. Их монументальное, хотя и не очень тонкое искусство наложило отпечаток на многие более сложные, но менее воинственные культуры, которые они завоевали.
Я вырос в Англии, в умеренном климате низин Хартфордшира, и страстно мечтал об экзотике, впадая в полное отчаяние оттого, что, дожив до двадцати лет, не видел ни одного дикого животного, кроме белогрудого барсука. Теперь я чувствовал, что настала пора осуществить мои детские мечты о полной приключений жизни в «настоящих тропиках».
Как-то вечером на веранде нашего маленького домика мы с Боллом изучали карту Мексики и вместе составили себе план. Обнаружив на карте обширное белое пространство с красивым названием Кинтана- Роо, мы немедленно решили поехать туда. Название это требовало какого-нибудь дополнения, и мы назвали свою экспедицию «Кинтана-Роо — Дарьен». Серрания-дель-Дарьен — пустынная, недоступная и мало известная горная цепь, протянувшаяся к югу от Панамского канала вдоль границы с Колумбией.
Мы не стали медлить со сборами, и уже через несколько дней Болл вернулся из Мехико с пачкой листков писчей бумаги, на которой темно-синей типографской краской готическим шрифтом был напечатан заголовок: «Экспедиция Кинтана-Роо — Дарьен».
Теперь у меня нет ни малейшего сомнения, что этот печатный заголовок был главным толчком к дальнейшим событиям. Именно этот оттиск перебросил меня через тот опасный уступ, который отделяет реальность от необузданной фантазии.
Весь следующий месяц наша жизнь вращалась в основном вокруг этого заголовка. Я начал серьезно вдумываться в слова «Кинтана-Роо — Дарьен». Мы решили, что экспедиция наша будет морской. Начнем с берега Кинтана-Роо, а дальше, к побережью Дарьен, отправимся на местных судах. Я и сейчас не могу сказать, насколько искренен был Болл во всей этой затее. Впоследствии мне пришлось пережить горькое разочарование оттого, что он никогда, видимо, и не думал всерьез об этом проекте, и все же я благодарен ему хотя бы за временную поддержку. Ведь именно он направил меня на дорогу приключений.
Кинтана-Роо — территория Мексики, одна из трех административных единиц полуострова Юкатан, напоминающего по форме большой палец; он замыкает Мексиканский залив к югу от Флориды. Я узнал, что полуостров также включает штаты Кампече и Юкатан. Штат Юкатан представляет собой маленький треугольник; основанием его служит северное побережье полуострова, а вершина вклинивается между Кампече и Кинтана-Роо. В отличие от других районов Мексики Кинтана-Роо с ее незначительным населением не имеет полных прав штата. Это территория без местного самоуправления, федеральная территория Мексики.
Тщетно искал я в Мексике человека, который мог бы рассказать мне об этом районе, и вскоре понял, что название «Кинтана-Роо» было таким же далеким и экзотическим для мексиканцев, как «Верхнее Конго» для исландских рыбаков.
Короче говоря, Кинтана-Роо оказалась тем неисследованным краем, о каком я всегда мечтал.
На подробной карте Центральной Америки мы увидели, что наш предполагаемый маршрут пройдет вдоль Атлантического побережья Центральной Америки, которое считается самым диким на Американском континенте, от пустынного берега Кинтана-Роо к малонаселенной приморской части Британского Гондураса и дальше к Гватемале, Гондурасу и к знаменитому Москитовому берегу Никарагуа. Это была та часть Американского материка, которую впервые увидел и исследовал Колумб. По его следам мы и будем идти весь путь до Дарьена и Колумбии. В общем это составит тысячу миль.
Увидев, что в Мексике невозможно добыть точных сведений о том районе, куда мы направлялись, мы решили разузнать хотя бы о жителях, с которыми нам придется столкнуться в Кинтана-Роо.
В английском посольстве нас заверили, что мы сможем пересечь границу Британского Гондураса без всяких хлопот. Ни для меня, французского гражданина, ни для британских подданных визы не потребуется. Такая любезность по отношению к французам была следствием соглашения между Францией и Англией об облегчении условий туризма в Европе. Соглашение это распространялось и на британские колонии. Однако позднее, когда мне пришлось сидеть в тюрьме, я обнаружил, что оно еще не дошло до сведения местных властей Британского Гондураса.
Что же касается перехода из Британского Гондураса в Гватемалу, то он будет гораздо труднее, так как эти страны находились чуть ли не в состоянии войны и на их почтовых марках уже велись игрушечные сражения. На марках Гватемалы почти всегда значится призыв «Белиз эс нуэстро!» (Белиз — наш). А Белиз — это столица Британского Гондураса, по имени которой обычно называется и вся колония.
У нас было слишком мало времени, чтобы разбираться в тонкостях политического положения стран, где мы должны побывать. Нам еще надо было обсудить, как мы будем передвигаться по тем пустынным побережьям, которые собирались исследовать.
Болл почему-то решил, что сначала мне одному надо отправиться в Мериду, столицу штата Юкатан,
