отдел по связям с общественностью. Сержант провожает меня взглядом. Определенно, я расту в глазах полиции. Быстро добираюсь до офиса отдела. Почему-то сердце у меня бьется сильнее обычного. Я сама понятия не имею, почему так нервничаю.

Робин как будто ждала меня; ее глаза сверкают, даже воздух вокруг нее наэлектризован. Одета она не так, как вчера, но снова великолепно. У нее распущенные волосы, что заставляет Робин все время встряхивать головой. Без единого слова она берет меня за руку, ведет вниз через холл и затем через множество открытых комнат, которых я раньше не видела. Здесь бурлит кипучая деятельность. Во всех помещениях снуют туда-сюда люди. На столах разбросаны кипы бумаг, кто-то орет в телефонную трубку. В воздухе разносится громкое жужжание. Никто не одет в униформу, что странно для полицейского участка. На всех рубашки с галстуками и вокруг до странности мало женщин. Одна из них стоит, как охранник в ночном клубе. В конце одной из комнат есть маленькая площадка, огороженная стенками из матового стекла. Вероятно, это и есть кабинет шефа. Находясь здесь впервые (и благодаря тому, что женщина), я привлекаю чужие взгляды. Мы подходим к кабинету, Робин стучит в дверь и, перед тем как мы заходим, шепчет:

— Шеф хотел узнать о тебе как можно больше, так что мне пришлось кое-что выдумать.

Прежде чем я успеваю спросить, что именно ей пришлось выдумать, нас приглашают войти. Зеленые Глаза, или, точнее, Джеймс, как я теперь буду его называть, ходит взад-вперед по кабинету. Можете называть это развитой интуицией, но у меня такое чувство, что новость ему уже сообщили. Когда мы входим, он останавливается и смотрит на нас. Даже бойкая Робин, кажется, немного съеживается под этим взглядом медузы Горгоны.

Шеф встает из-за стола и весело улыбается. Он производит впечатление общительного человека и напоминает мне доброжелательного менеджера банка (не то чтобы я часто встречала их, просто мне кажется, что именно так они должны выглядеть). Шеф — крупный усатый мужчина. Он с воодушевлением говорит:

— А! Вот и они! — Обходит стол и пожимает мне руку. — Вы, должно быть, Холли!

— Э… да. Приятно познакомиться.

— Мы так рады, что вы теперь с нами! Робин сказала, что вы с ней познакомились в Лондоне, и я уже наслышан о ваших журналистских приключениях! А еще мне сказали, что вы получили новую должность! Кстати, вы должны мне как-нибудь рассказать о той переделке в Бейруте. Это очень интересно!

— Хм… Да. Обязательно, — отвечаю я не своим голосом. Я и в Брайтоне-то не была, что уж говорить о Бейруте. Многозначительно смотрю в глаза Робин, а она улыбается, делая предупредительный знак глазами. У меня возникает ощущение, что она всегда своего добивается.

— Это детектив Джеймс Сэбин. Джеймс, знакомься, твоя новая напарница!

Джеймс хмурится.

— Мы уже знакомы, — отвечает он, стиснув зубы, но все же подходит ко мне с поджатыми губами, изображая некоторое подобие улыбки, и сдавливает мою протянутую руку. Черт, кажется, он готов раздавить ее. Я прилагаю все усилия, чтобы не поморщиться от боли.

— Холли, я приготовил для вас стол, чтобы вы могли заниматься своими репортажами, пока Джеймс будет работать с документами, — продолжает шеф. — Вы должны кое-что понять! Офицерам приходится сталкиваться с громадным объемом бумажной работы! Но я знаю, что после той экспедиции в Арктику терпения вам не занимать!

Ближе всего к арктической экспедиции я была тогда, когда вынимала из морозилки «Арктический» рулет. Будем считать, что это тоже своего рода экспедиция.

— Я думаю, мне еще многому предстоит научиться, — смиренно говорю я. Говорю, чтобы как-нибудь отойти от темы экспедиции и всего того, что относится к моей вымышленной карьере.

— Вы привезли подписанное вашим редактором соглашение?

Я ныряю в свою сумку, чтобы достать оттуда пачку бумаг, над которыми во время ленча работал юрист нашей газеты. Замысловатая подпись Джо стоит внизу последней страницы. Я склоняюсь над столом, чтобы поставить рядом свою подпись, чувствуя, как Джеймс Сэбин буравит взглядом мою спину. Я неуютно поеживаюсь. Подписываюсь и вручаю документы шефу. Он говорит:

— Отлично! Почему бы вам двоим не пойти теперь в столовую и за чашечкой кофе узнать друг друга получше? А мне нужно еще поговорить с Робин.

С этими словами нас с моим новым дружком выпроваживают из кабинета.

Джеймс Сэбин с бешеной скоростью направляется вперед по коридору. Я следую за ним, и мне неудобно, что испортила ему настроение. Он идет быстрыми шагами, а я комично почти бегу, пытаясь его догнать. Но его ноги, похоже, в два раза длиннее моих.

Я снова оказываюсь в столовой — уже во второй раз за последние двадцать четыре часа. Персонал глядит на меня с недоверием. За то время, пока мы заказываем кофе, Джеймс не произносит ни единого слова; он даже не смотрит на меня. Он первым берет чашку и стремительно идет к одному из столов, а я, взяв свою, бегу за ним. Робко присаживаюсь напротив, чувствуя себя маленькой девочкой, которая боязливо просит одобрения у отца. Не глядя на меня, он говорит:

— Ну что, вы, наверное, очень довольны собой? Убедили Робин и шефа в том, что это хорошая идея.

Я судорожно делаю глоток кофе. Черт возьми, такое чувство, будто мы сражаемся на боксерском ринге без перчаток. Если это так, то нельзя ли сначала сделать небольшую разминку в виде разговоров о погоде?

— Ну, я понимаю, что это, может быть, немного неудобно для вас…

— Немного неудобно? Нянчиться с каким-то непонятно откуда взявшимся репортером, страстно желающим поточить об тебя свои зубки! Ну уж нет. Это не просто неудобно. Это чертово издевательство, вот это что!

Последние слова он орет с силой в два миллиона децибел и заставляет замереть всех, кто находится в столовой. Люди начинают пялиться на нас, и я медленно съезжаю вниз по стулу, а Джеймс Сэбин не сводит своих пронизывающих зеленых стрекозиных глаз с моего лица:

— Неужели вы полагаете, что мне больше нечем заняться, кроме как таскать вас за собой?

Эти слова разозлили меня, в особенности слово «таскать». Он что, намекает на мой вес?

Я делаю новую попытку:

— Но Джеймс…

— Для вас я детектив Сэбин, — рычит он.

— Детектив Джеймс Сэбин. Это соглашение очень выгодно для отдела по связям с общественностью. Представьте, как благоприятно это скажется на репутации местной полиции.

— Вы хотите сказать, что этот проект так же выгоден полиции, как и журналистам?

Подозреваю, что он недолюбливает прессу. Мне хочется спросить, не было ли в его детстве неприятных случаев, связанных с репортерами. Возможно, один из них отнял у него мятную конфетку или что-то в этом роде.

— Нет, я хочу сказать, что это будет хорошей пиар-акцией. Мы сможем показать людям, какую полезную работу вы выполняете.

— Я уверен, что бристольские преступники будут спать спокойнее, зная, что в этой работе замешаны вы.

Он вскакивает так резко, что стул падает, и быстрыми шагами удаляется. Не обращая внимания на упавший стул, я встаю и бегу за ним, потому что, если быть честной, меня все это уже раздражает. Он ошибается, если думает, что сможет перебороть меня. Я получила шанс, выпадающий раз в жизни, шанс, который поможет осуществить мою мечту о карьере, и ни он, ни кто-либо другой не сможет остановить меня. Берегись, Джеймс Сэбин, в последующие шесть недель за тобой будет ходить твоя вторая тень.

Я бегу за ним обратно в офис. Он держит путь через лабиринты рабочих столов, и я вижу, что коллеги посмеиваются и подмигивают ему. Кажется, им нравится, что он находится в таком мерзком настроении. Раздраженная, я избегаю встречаться с ними глазами, чтобы не усугублять ситуацию. Он садится за стол. Тот стол, что стоит напротив, расчищен, — очевидно, для меня. Очень тихо, так, чтобы не слышали остальные, я говорю:

— Послушайте, мне действительно очень жаль, что вы так реагируете. Могу вас уверить, я буду