ее застрелить. Это был блондин, которого посылали тогда в комнату Борна, теперь он прибыл в Париж, чтобы настичь жертву, которую однажды не сумел поразить. В левой руке он держал маленький фонарик- карандаш, в правой — длинноствольный пистолет, наращенный глушителем.

Его напарник был поменьше ростом и поплотнее. Походкой он напоминал животное, его корпус плавно колебался в такт движению. Воротник пальто был поднят, на неразличимое в темноте лицо надвинута шляпа с узкими полями. Борн не мог оторвать глаз от этого человека. Что-то в нем было ему знакомо, что-то в фигуре, в походке, в манере держать голову. Что же? Что? Он знал его.

Но думать об этом времени не было: пара приближалась к двери комнаты, заказанной на имя мистера и миссис Бригс. Блондин осветил фонариком номер на двери, потом опустил луч вниз к ручке и замку.

То, что последовало, было проделано с завораживающей виртуозностью. Коренастый держал в правой руке кольцо с ключами, которые освещал фонариком, выбирая нужный. В левой руке у него было оружие, форма которого напоминала мощный «штернлихт-люгер», излюбленный гестаповцами времен Второй мировой войны. Он пробивал железобетонную плиту, а выстрел звучал не громче ревматического кашля — идеальное оружие, когда нужно убрать врага ночью в тихом квартале, так, чтобы соседи ничего не заподозрили, узнав об исчезновении человека лишь наутро.

Коренастый вставил ключ в скважину, бесшумно повернул его, потом опустил ствол к замку. Пистолет три раза кашлянул вслед за тремя вспышками. Дерево, на котором держались задвижки, треснуло. Дверь распахнулась, и двое убийц ворвались в номер.

Недолгая тишина взорвалась приглушенными выстрелами, в темноте замелькали белые вспышки. Дверь захлопнули, но она вновь распахнулась, из комнаты донеслись более громкие звуки — там что-то упало. Наконец был найдет выключатель, свет ненадолго вспыхнул, но выстрел тут же разнес лампу, осколки ее посыпались на пол. Бешеный крик вырвался из глотки обезумевшего от ярости ночного гостя.

Убийцы выскочили из комнаты с пистолетами наготове, ожидая засады и пораженные тем, что ее нет. Они кинулись к лестнице и побежали вниз. Тут открылась дверь справа от разоренной комнаты. Моргающий постоялец выглянул, пожал плечами и скрылся. В коридор вернулась тишина.

Борн стоял на месте, обхватив за плечи Мари Сен-Жак. Она дрожала, прижавшись головой к его груди, и тихо взахлеб рыдала. Он подождал, пока дрожь не унялась, рыдания не сменились прерывистыми всхлипами. Больше он ждать не мог, она должна во всем разобраться сама. Разобраться до конца.

Я Каин. Я смерть.

— Пошли, — прошептал он.

Он вывел ее в коридор и решительно направил к комнате, которая была теперь его главным доказательством. Толкнул взломанную дверь, и они вошли.

Она застыла, потрясенная и зачарованная. Справа в открытом дверном проеме виднелся смутный силуэт. Свет за ним был таким слабым, что различался только общий контур, да и то когда глаз привыкал к странному соединению темноты и слабого мерцания. Это была фигура женщины в длинном платье, ткань которого слегка колебалась от легкого ветра из открытого окна.

Окно. Прямо напротив входа стояла вторая фигура, едва видимая, чуть белевшая в отсветах с дороги. Она тоже, казалось, движется — коротко, неровно колебались рукава.

— Господи, — произнесла в ужасе Мари, — включи свет, Джейсон.

— Люстра не горит, — ответил он, — только две настольные лампы. Одну из них они нашли. — Он осторожно прошел по комнате к лампе, которая стояла на полу у стены, наклонился и включил ее. Мари вздрогнула. На двери ванной комнаты висело, прикрепленное нитью, выдернутой из шторы, ее длинное платье, колеблемое невидимым дуновением. Оно было изрешечено пулевыми пробоинами.

Рубашка и брюки Борна были приколоты к оконной раме, и ветер, проникавший сквозь разбитое стекло, то поднимал, то опускал рукава. Белую ткань рубашки прошило выстрелами в полудюжине мест, пунктир от пуль наискосок пересекал грудь.

— Вот он, твой сигнал, — сказал Джейсон. — Теперь ты знаешь, что это такое. И теперь, я думаю, тебе лучше послушать, что я скажу.

Мари не ответила, медленно подошла к платью и стала его рассматривать, словно не веря тому, что видит. Потом вдруг резко обернулась и, еле сдерживая слезы, крикнула:

— Нет! Неправда! Что-то здесь не так! Позвони в посольство!

— Что?

— Слушай меня, сейчас же!

— Перестань, Мари. Тебе надо понять.

— Нет, черт возьми. Это тебе надо понять. Не должно было так случиться. Не могло.

— Но случилось.

— Позвони в посольство! Возьми телефон и позвони! Спроси Корбелье. Скорее, ради Бога! Если я для тебя хоть что-то значу, сделай, как я прошу!

Борн не смог ей отказать. Ее настойчивость губила их обоих.

— Что ему сказать? — спросил он, направляясь к аппарату.

— Сначала дозвонись ему! Вот чего я боюсь… о Господи, мне страшно!

— Какой номер?

Она назвала номер, он набрал и долго ждал ответа коммутатора. Наконец телефонистка сняла трубку, она явно была в панике, то сбивалась на крик, то переходила на шепот, едва различимый. Из глубины помещения доносились крики, отрывистые команды на английском и французском. Через несколько секунд он узнал, в чем дело.

Денни Корбелье, канадский атташе, спускался по ступеням посольства на авеню Монтеня в час сорок ночи и был убит выстрелом в горло. Он умер.

— Вот и вторая часть сигнала, Джейсон, — прошептала Мари. — А теперь я выслушаю все, что ты хочешь мне сказать. Потому что там есть кто-то, кто пытается тебе помочь. Сигнал был послан, но не нам, не мне. Только тебе, и только ты должен был его понять.

Четверо человек один за другим прибыли в многолюдный отель «Хилтон» на Шестнадцатой улице в Вашингтоне, округ Колумбия. Каждый из них сел в отдельный лифт, поднялся на два-три этажа выше или ниже места назначения, пройдя остаток пути пешком. Времени, чтобы встретиться за пределами округа Колумбия, не оставалось: чрезвычайное происшествие не имело себе равных. Это были участники операции «Тредстоун-71» — те, что уцелели. Остальные погибли в бойне, учиненной на тихой, обсаженной деревьями улице Нью-Йорка.

Двое были знакомы публике, один больше другого. Первым был пожилой сенатор от Колорадо, вторым бригадный генерал Ч. З. Кроуфорд — Чарльз Закери, что в свободном переводе звучало как Чугунный Зад, признанный ходатай по делам армейской разведки и защитник банков данных Джи-2. Двое других были практически неизвестны за пределами коридоров их собственных резиденций. Средних лет морской офицер, прикомандированный к информационному контролю Пятого морского округа. И четвертый, последний, — сорокашестилетний ветеран Центрального разведывательного управления — сжатая пружина гнева. Ходил он с тростью, ему оторвало гранатой ступню в Юго-Восточной Азии, где он был глубоко законспирированным агентом при операции «Медуза». Звали его Александр Конклин.

В комнате не было стола для совещаний. Это был обычный двухместный номер со стандартной парой кроватей, диваном, двумя креслами и кофейным столиком. Неподходящее место для встречи такой важности. Не было ни жужжащих компьютеров со вспыхивающими на темных экранах зелеными буквами, ни оборудования для электронной связи, позволяющего связаться с Лондоном, Парижем или Стамбулом. Лишь четыре головы, которые хранили секреты операции «Тредстоун-71».

Сенатор сел на один край дивана, морской офицер на другой. Конклин опустился в кресло и вытянул перед собой неподвижную ногу, поставив трость между колен. Бригадный генерал Кроуфорд продолжал