между знаками.
Вот что он видел при свете свечи:
И это была точная копия странных узоров на пропавшей редкости.
— Надо подумать, надо подумать! — несколько раз повторил он про себя и обернулся к мальчику:
— Ты запер музей? Пойдем!
— Куда же?
Он посмотрел на него не понимая, потом быстро сунул фотографию в карман, погасил свечу и тогда только раздраженно крикнул в ответ:
— Искать вора! Вора!
Впервые он взглянул с странным подозрением на своего маленького сторожа. Тот охотно шел за ним, громыхая ключами от кованых замков.
— Ты будешь мне нужен, Аза!
Аза ни о чем не спрашивал больше, но шел с веселой готовностью за учителем и начальником. Качай спросил его на крыльце задумчивым шопотом:
— Ты хотел бы быть богатым, Аза?
— Я хотел бы быть таким, как русские! — просто ответил он, — как вы!
Учитель оглянулся на ученика с изумлением и стал медленно сходить с древних ступенек храма. Мальчик запер наружные двери и спустился к нему.
— Почему, Аза?
— Русскому не нужно богатства, потому что он знает, как жить хорошо. Русские теперь строят тунгузам избы и зовут якутов не рыскать, как волки в тайге, по степям со своими оленями, но жить в теплых избах, есть соленую нельму и хлеб из травы, зажигать на ночь солнца на потолке и читать книгу, где все есть!
— Для того, чтобы наделать изб и провести в них солнца — нужно богатство, Аза!
Тогда мальчик раскрыл щелочки монгольских глаз и они сверкнули жадным огнем:
— О, для того, чтобы дать всем якутам русские избы и тунгузам машины, которыми делают хлеб, я хотел бы быть богатым! О, товарищ Качай! Пусть они станут немного русскими, пусть они не умирают в тайге от холода, пусть их не калечат звери, пусть они не жгут себя огненной водой, пусть не гниют они при жизни от дурных болезней... Пусть у них будут другие обычаи, другие порядки и другая жизнь!
— Ты хорошо говоришь, Аза! — ласково ответил учитель, — и я не жалею времени, что тратил на твое учение... Может быть, ты помог бы тунгузу взять пластинку, чтобы немного получше жить?
Мальчик вздрогнул, как от удара.
— Если начальник мой и учитель положил ее там, значит она и должна быть там! — сказал он с достоинством, — если бы я был русский и знал сам не меньше начальника, то и тогда бы я не тронул ее с места по своей воле!
Учитель с улыбкой положил руку на его плечо и не говорил больше ни слова. Так молча дошли они до жилища Качая, начинавшего собою длинную, грязную и пустынную улицу Якутска с избами, немногим отличавшимися от юрт. Только переступив порог дома, маленький Аза решил вопрос, который мучил его всю дорогу. Пряча слезы и гордость в щелочках своих глаз, он сказал тихо:
— Я не знаю отца — он умер в когтях тигра, зашедшего случайно на Майю. Господином в доме был мой брат, и он был мне отцом. Теперь он беден, у него нет даже ружья, чтобы добыть шкуру лисицы или соболя, и нет выкупа, который он должен дать за свою невесту! Я не люблю обычая покупать жен, но это закон моих братьев, и они повинуются ему! Если бы моя голова была достаточным выкупом за невесту брата, ставшего мне отцом, я бы отдал ее не жалея!
Учитель ласково гладил голову ученика и не перебивал его. Аза, помолчав, добавил:
— Но если бы за платиновую пластинку отдавали лучшую невесту в мире, то и тогда бы я не тронул ее с того места, где положил ее мой начальник!
Он посмотрел на начальника, и тот ответил горячо:
— Спасибо, Аза! Ты славный мальчик, и я тебе верю, как самому себе!
Они вошли в единственную комнату избы. В ней перед постелью из шкур стояла самодельная классная доска. Хранитель музея, заброшенный в Якутск, не оставлял надежды вернуться в Россию, чтобы закончить свое образование. Меловая пыль под доскою свидетельствовала, как крепка была эта надежда. Тени треугольников и въевшиеся в краску остатки тригонометрических формул доказывали это с еще большей очевидностью.
Мальчик, как всегда, остановился с уважением перед доскою, рассматривая тени научных знаков.
Тогда, как молния в безнадежно-грозовом небе, в голове Качая мелькнула мысль. Он вынул из кармана фотографию, бросил на постель шапку и куртку и, схватив кусок мела, подошел к доске.
— Смотри, Аза, — крикнул он, возбуждая мальчика своим волнением и блеском загоревшихся настойчивой мыслью глаз, — ты умен и сметлив! Ты знаешь обычаи своих братьев! Тунгуз украл пластинку только потому, что разгадал ее знаки! Давай пытаться сделать то же! Гляди, что это такое?
Он перерисовал на доску правый угол пластинки и оглянулся на мальчика. Тот не смотрел на его работу, он снова держал в ладонях свою голову и раскачивал ее взад и вперед печально. На щеках его остались следы растопыренных пальцев — так крепко сжимал он ее, — когда Качай повторил громко:
— Аза, объясни мне — что это значит? Что я хочу сказать этими знаками?
Аза подошел ближе. Равнодушно тыча пальцами, пересчитал он таинственные кружки до рыбы, их пересекавшей, и сказал просто:
— Одиннадцать дней пути до реки так, чтобы солнце грело правую щеку! Так замечают у нас дорогу!
Хранитель музея широко раскрыл глаза. Вытянутая рука его дрожала. Он приближался к разгадке таинственной древности с холодеющим сердцем.
— Ты знал, что нарисовано было на пластинке, которую украл тунгуз?
— Не помню!
— Ты никогда не старался разобрать, что значили эти рисунки?
Аза усмехнулся горько, но ласково:
— Зачем бы я пытался сделать то, чего не мог сделать и мой учитель?
— Эти кружки — солнца? Рыба — река? Читай дальше!
Он перерисовывал на доску знаки с лихорадочной быстротой и волнением, как будто бы уже совершал таинственный путь, приводивший его к открытию изумительной тайны древних. Аза просто читал смысл непонятных знаков:
— Девять дней пути после реки, так чтобы солнце грело справа. Снова река и пять дней пути по реке в лодке и четыре дня так, чтобы итти против солнца. Два дня по таежной тропинке — солнце слева, и два дня пути горами до четырех ручейков или рек... По-таежному — это узел! Под ним крест — конец пути...
Аза вздрогнул и замолчал. Он дышал тяжело и гулко, точно набирался сил окончить речь.
— Дальше, Аза!
— О, товарищ Качай! — жалобно простонал мальчик, — о, товарищ Качай! Зачем же вы не показали мне раньше этой пластинки! Все это было бы наше!
— Что это?
— Не знаю! То, зачем пошел теперь вор!
— Довольно, Аза! Вор показал нам путь, но мы настигнем его раньше, если немедленно отправимся за ним!
Он бросил мел. У него слабели ноги, и захваченный легкими воздух распирал грудь. Он подошел к своему ученику и, положив ему руки на плечи, оставил на них следы меловых пальцев.
