Он стянул с меня одежду и проник в меня – с силой, со страхом, с желанием. Я почувствовала боль, но она не имела значения. Не имело значения и острое наслаждение, испытанное мной в этот миг. Я обхватила его голову, я слушала его стоны и благодарила Бога за то, что он – со мной и во мне, за то, что заставил меня ощущать все как в первый раз.

Мы любили друг друга всю ночь – и явь любви перемешивалась с грезами и снами. Я ощущала его присутствие внутри себя и изо всех сил прижимала его к себе, чтобы удостовериться – все происходит на самом деле, чтобы не дать ему внезапно уйти, как уходили странствующие рыцари, жившие в незапамятные времена в этом замке, ныне превращенном в отель. Молчаливые каменные стены и своды хранили память о девицах, обреченных ждать и проливать слезы и проводить нескончаемые дни у окошка, вглядываясь в горизонт, ища в нем знака, предвестия, надежды.

Нет, я никогда не пройду через это, – поклялась я себе. Я никогда не потеряю его. Он неизменно и вечно пребудет со мной – ибо, вглядываясь в распятие за алтарем, я внимала Святому Духу, и на всех языках и наречиях Он говорил мне, что я не совершаю греха.

Я стану его спутницей, его товарищем, мы вместе покорим заново созданный мир. Мы понесем слово истины о Великой Матери, мы будем сражаться рядом с архангелом Михаилом, мы вместе испытаем восторги и муки, сужденные первопроходцам. Мне сказали об этом языки – и я, во всеоружии возрожденной веры, знала, что они говорят правду.

Четверг, 9 декабря 1993

Я проснулась от прикосновения его рук, легших на мои груди. Уже совсем светло было за окном, и звонили колокола ближней церкви.

Он поцеловал меня. Его руки вновь скользнули вдоль моего тела.

– Нам пора, – сказал он. – Сегодня кончаются праздники, дороги будут забиты машинами.

– Я не хочу в Сарагосу, – ответила я. – Я хочу быть там, где будешь ты. Скоро откроются банки, я сниму деньги со счета, куплю себе кое-что из одежды.

– Ты же говорила, что денег у тебя мало.

– Хватит. Я должна безжалостно порвать со своим прошлым. Если вернусь в Сарагосу, начну думать, что наделала глупостей, что скоро экзамены и что мы вполне можем провести два месяца порознь, пока я их не сдам.

А если сдам, может быть, не захочу уезжать из Сарагосы. Нет-нет, я не могу вернуться. Надо сжечь мосты – ничего общего не должно остаться между мной теперешней и той, кем я была.

– Барселона, – сказал он как бы про себя.

– Что?

– Нет, ничего. Продолжим путь.

– Но у тебя – лекция.

– Есть еще два дня, – ответил он, и мне показалось, что голос его звучит как-то странно. – Отправимся в другой городок. Не хочу ехать прямо в Барселону.

Я поднялась с кровати. Не хотелось думать ни о чем неприятном – быть может, ему свойственно после первой ночи любви с кем-то просыпаться не в духе и становиться от смущения таким церемонным.

Подошла к окну, отдернула штору, поглядела на маленькую улочку. На балконах соседних домов сушилось белье. Звонили колокола.

– Знаешь что, – сказала я. – Поедем-ка туда, куда ездили в детстве. С тех пор я там не бывала.

– Где «там»?

– В монастыре Пьедра.

Мы выходим из отеля, а колокола продолжают звонить. Он предлагает зайти в церковь.

– Мы только тем и занимаемся, – отвечаю я. – Церкви, молитвы, радения.

– Не правда, – говорит он. – Мы занимались любовью. Трижды напивались. Бродили по горам. Как следует уравновесили Милосердие и Строгость.

Чувствую, что сболтнула лишнее. Мне пора привыкать к новой жизни.

– Прости, – говорю я.

– Зайдем ненадолго. Колокола подают нам знак.

Он оказался совершенно прав, но осознать это мне было суждено лишь на следующий день. Не поняв в полной мере сокрытое значение знака, мы сели в машину и через четыре часа были у монастыря Пьедра.

Облупленный потолок, а немногочисленные статуи святых – обезглавлены. Все, кроме одной.

Я оглянулась по сторонам. В былые времена здесь, должно быть, находили себе приют люди с сильной волей, заботившиеся о том, чтобы каждый камень сиял чистотой, чтобы на каждой скамье сидел кто-нибудь из могущественных владык той эпохи.

Но теперь все лежало в руинах. Это в детстве их так легко было представить замками, где мы играли вместе, где я искала моего волшебного принца.

На протяжении столетий монахи из обители Пьедра берегли для себя этот райский уголок. Расположенный в естественной геологической впадине, он по праву рождения, по милости небес получал то, что соседние городки и поселки должны были вымаливать и добывать тяжкими трудами – воду. Здесь Рио- Пьедра разделялась на десятки притоков, ручьев, струилась водопадами, образовывала заводи и озера, и по берегам ее пышно и изобильно разрастались деревья, кусты, трава.

А стоило сделать несколько сотен шагов в сторону – и ты выходил из каньона, и все вокруг становилось пустыней, бесплодной и безжизненной. Даже сама река, устав кружиться по этой естественной низине, здесь напрочь теряла свою юную силу и вновь превращалась в еле заметную струйку воды.

Монахи знали об этом, и вода, которой снабжали они соседей, обходилась тем недешево. История обители отмечена бесчисленными схватками и стычками между местными жителями и монахами.

И вот однажды, как раз в то время, когда Испанию потрясала очередная война, обитель была превращена в казарму. По центральному нефу монастырской церкви бродили кони. Солдаты, потешая друг друга похабными историями и насилуя женщин из всех окрестных поселений, разбили между скамьями свой бивак.

Так, хоть и с опозданием, обрушилось на монастырь возмездие. Он был разграблен и разрушен.

И никогда больше монахам не удалось вернуть свой потерянный рай. В ходе одной из бесконечных судебных тяжб кто-то даже предположил, что местные жители исполнили приговор, вынесенный монастырю Богом. Ибо Иисус велел напоить жаждущих, монахи же оставались глухи к Его словам. Вот потому-то Бог и покарал тех, кто считал, будто природа принадлежит им одним.

И, может быть, по этой самой причине монастырская церковь по-прежнему лежала в развалинах, хотя большую часть обители отстроили заново и превратили в гостиницу. Местные не забыли, какую непомерную плату должны были вносить их предки за то, что природа дарила людям бесплатно.

– Чья же это статуя осталась неповрежденной? – спросила я.

– Святой Терезы Авильской, – ответил он. – Она обладает могуществом. И, как бы ни снедала местных жителей жажда мести, никто не осмелился осквернить ее.

Он взял меня за руку, и мы вышли. Прошагали по бесконечным монастырским коридорам, поднялись по широким деревянным лестницам, оказались во внутренних дворах, где порхали бабочки. Я припоминала каждую подробность, потому что часто бывала здесь в детстве, и давние воспоминания казались наиболее отчетливыми и яркими.

Память. Мне казалось, что весь прошлый месяц и особенно дни, предшествующие минувшей неделе, были не в моей жизни или что я прожила их в ином своем воплощении. Ни за что на свете не хотела бы я вернуться в эту эпоху, ибо часы ее отмерялись не рукой любви. Я чувствовала, что в течение многих лет проживала один и тот же день, все так же просыпаясь и засыпая, повторяя одни и те же слова, совершая одни и те же поступки, да и снились мне одни и те же сны. Я вспомнила отца и мать, родителей моих родителей и многих моих друзей. Вспомнила, сколько усилий было приложено, чтобы получить то, что на самом деле мне было вовсе не нужно.

Зачем я все это делала? Я не находила однозначного объяснения. Может быть, потому, что лень было искать иные пути. Может быть, боялась – что подумают и скажут обо мне другие. Может быть, потому, что отличаться от этих других – трудно. Может быть, потому, что человек обречен повторять шаги предшествующего поколения до тех пор, – и тут я вспомнила отца-настоятеля, – пока определенное число людей не начнет вести себя иначе.

Так или иначе, мир меняется, и мы – вместе с ним.

Однако меня это больше не устраивало. Я получила от судьбы принадлежащее мне по праву, и теперь она давала мне возможность измениться самой и заодно – способствовать изменению в мире.

Я снова подумала о горах, вспомнила альпинистов, которых мы встречали по дороге, – молодых, в разноцветных костюмах, которые придуманы для того, чтобы яркое пятно на снегу было заметно издалека, знающих один определенный маршрут от подножья до самого пика.

В склоны уже были вбиты алюминиевые костыли – альпинистам оставалось только продеть в них крюки со страховочными тросами и подняться к вершине. Они приехали сюда на выходные ради острых ощущений, а в понедельник вернутся к прежней размеренной жизни, но им будет казаться, что они бросили вызов природе – и одолели ее.

А ведь это совсем не так. Жажда приключений гнала сюда других – первопроходцев, пролагателей новых дорог. Иные из них не одолели и половины подъема – сорвались в пропасть. Другие отморозили себе руки или ноги. Многие и вовсе пропали без вести. Но в один прекрасный день кто-то взошел на одну из этих вершин.

И это его глаза первыми увидели расстилающуюся внизу панораму, это его сердце от гордости забилось чаще. Он пошел на риск и теперь – своей победой – воздавал почести тем, чья попытка не удалась, кто погиб на полдороге.

Очень может быть, что люди там, внизу, думают: «Что там наверху хорошего? Разве что пейзаж. Зачем ему это надо?»

Но тот, кто первым взошел на эти вершины, знал зачем. Чтобы принять вызов и идти вперед. Чтобы знать, что один день – непохож на другой, что каждое утро одаривает нас своими неповторимыми чудесами и у каждого – свое волшебное мгновение, когда гибнут старые галактики и рождаются новые звезды.

Тот, кто первым взошел на эти вершины, наверно, задавал себе, оглядывая с высоты домики с дымящимися трубами, тот же самый вопрос: «У людей внизу один день неотличим от другого. Зачем им это надо?»

Теперь горы уже покорены, астронавты уже шагнули в космическое пространство, и нет на нашей Земле ни одного – даже самого маленького – островка, который бы еще ждал, когда его откроют. Но еще хватает великих приключений духа – и одно из них предстоит мне теперь.

Это было благословение. Отец-настоятель ничего не понял. Сладостна эта боль.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату