Александр Мень
Возможно ли иудеохристианство?
От редакции «Континента». Мы публикуем текст выступления священника Александра Меня, магнитофонная запись которого была сделана специально для последующего прослушивания группой людей, интересовавшихся религиозными вопросами. Выступление относится к 1973-му году. Это сравнительно недавнее время оказывается, может быть, более мифологизировано ныне, чем более далекие эпохи, именно потому, что живы еще многие участники тогдашних духовных поисков, они не стояли на месте, многое переосмыслили. Освобождение религии от партийного надзора многих привлекло к вере, но одновременно выявило те нерадостные стороны религиозной жизни, обуслвленные человеческим несовершенством, о которых в «катакомбах» иногда предпочитали не знать. Получила свободу не только религия, но и ее мрачная тень, фанатизм. Поэтому сегодня интерес к религии есть и интерес к тому, возможна ли религия без фанатизма, без взаимной ненависти.
В условиях России этот интерес традиционно сосредотачивается на отношениях христианства не с исламом или буддизмом, а с иудаизмом. Другой разновидностью такого благого беспокойства является интерес к отношениям православия и католичества. Не случайно Владимир Соловьев, к которому так или иначе восходят все нынешние духовные поиски, одновременно искал пути примирения и христианского Востока с христианским Западом, и христианства с иудаизмом. В начале 1880 -х годов он написал благожелательный очерк об Иосифе Рабиновиче, который основал в Кишиневе движение «Вифлеем» (См.: Вл.Соловьев. Собрание сочинений в 10-ти тт. Т. IV, с. 207; С.Соловьев. Жизнь и творческая эволюция Владимира Соловьева. Брюссель: Жизнь с Богом, 1977, с. 240). На опыт движения Рабиновича (закончившийся неудачей) ссылается и Мень в своей беседе. Писал о Рабиновиче и Николай Лесков. Он достаточно верно с формальной точки зрения охарактеризовал движение «Вифлеем» как разновидность протестантизма. С начала 1990-х годов в России, на Украине, в той же Молдавии действует движение «Евреи за Иисуса», тоже формально протестантское по происхождению (оно возникло в США среди баптистов специально для миссионерской деятельности среди американских иудеев). Когда Мень произносил свою речь, он еще не знал о существовании в Израиле движения «машессинов ', которые не имеют отношения ни к одной из исторических христианских конфессий, полностью соблюдают все предписания иудаизма, однако, хранят и веру в Иисуса как Мессию, -- это первый опыт (после эпохи апостолов) не искусственного, а естественного произрастания иудеохристианства.
Вл.Соловьев охарактеризовал движение Рабиновича как «первобытную иудействующую форму христианства, из которой вышел не протестантизм, а Церковь ' (Письма, т. IV, с. 90). Своя правда в этом утверждении была. Именно в XIX веке началось движение «к истокам христианства», преодолевавшее тысячелетние шизофренические усилия забыть о синагогальных истоках Церкви. Это было прежде всего движение академическое: богословы и историки искали общее между древним христианством и древним иудаизмом. К середине XX века общего нашли уже столько, что проблема радикально изменилась и стали спрашивать, а были ли, собственно, различия. Появился термин «иудеохристианство», обозначавший сразу несколько феноменов 1-11 веков истории Церкви, прежде всего - исповедание Христа одновременно с исполнением Моисеева закона во всей его полноте.
Если накануне рождения Меня Ильф и Петров могли без лукавства утверждать, что еврейский вопрос в СССР решен и отсутствует, то вся его жизнь проходила одновременно с воскрешением этого вопроса. Социализм смог лишь механически придавить еврейский вопрос, и по мере гниения социализма вопрос этот вставал вновь. Но одно социализм проделал превосходно: не сумев осуществить полную ассимиляцию евреев (такую, чтобы никто и не воспринимал их как евреев), он сумел оторвать евреев от религиозной традиции. Если в США «Евреи за Иисуса» обращаются к людям, хорошо знающим иудейскую традицию, и объясняют им, что эта традиция не противоречит христианство, то в России те же миссионеры сперва вынуждены объяснять евреям иудейскую традицию, а затем уже действовать по прежней схеме.
Мень говорил о взаимоотношениях иудаизма и христианства в условиях сгущающегося расизма, прежде всего, антисемитизма (сейчас на первое место, согласно опросам, вышла «кавказофобия '). Парадокс заключался в том, что расистское утверждение о том, что всякий, в ком есть еврейская кровь в любой концентрации, воспринималось обладателями этой крови как нормальное, нерасистское, рациональное. И многие (не все!) русские люди еврейского происхождения начинали идентифицировать себя как евреев, живущих в России (не говорим о тех, кто действительно сохранял иудейское самосознание). Этому способствовало то, что ассимиляция была далеко не полной и далась ценой не творчества чего-то нового, а разрушения - как и все, что пытался сделать коммунистический режим.
Следующим шагом был сознание себя иудеем, принятие не только биологического, но и религиозного статуса «еврея», -- и часто за этим шагом следовала эмиграция в Израиль. Русские еврейского происхождения оказались под давлением со стороны не только расистов, но и собственно иудеев. Очень часто потомок давно ассимилировавшихся и ставших атеистами евреев спрашивал отца Александра, не будет ли принятие им крещения изменой «своему народу». То, что было аксиомой для Меня и его поколения -- что неверующий еврей всё равно еврей - внезапно перестало быть аксиомой или, точнее, оказалось в соседстве с аксиомой совершенно другой системы измерения: только иудей, неприемлющий христианство, есть подлинный еврей. То, что казалось далеким прошлым, оказалось живым и претендующим быть единственно верным будущим. В этой парадоксальной ситуации слово «иудеохристианство» звучало как долгожданный выход. Были идеи отъезда в Израиль православных еврейского происхождения с целью проповеди там Евангелия, не принесшие ощутимых практических плодов.
На сегодняшний день возобновилось противостояние Православной Церкви и иудаизма. Лидеры обеих конфессий вместе (и успешно) выступили в борьбе с новыми религиозными движениями, за получение статуса «традиционных российских конфессий» -- и только. На «рядовом'уровне противостояния больше, чем прежде, больше взаимной подозрительности, обидчивости и недоброжелательства. И в Россию проникла идея о том, что в Освенциме повинно прежде всего христианство, «эксклюзивное» утверждение, будто надо веровать в Христа, чтобы спастись (это утверждение поддерживают некоторые христианские богословы, причем с тем большим рвением, чем менее это утверждение соответствует учению Церкви в лице ее иерархии и большинства верующих). Во всяком обращении к человеку с «еврейской кровью ' с проповедью Христа многие ревнители иудейского благочестия видят «провокацию '. И православные, и иудеи грешат расизмом, подсчитывая количество «крови» в том или ином жителе России. Расизм этот достаточно иррационален и непоследователен, ибо, с одной стороны, человек, чья мать еврейка, признается евреем, и православными, и иудеями, даже если мать была воинствующей атеисткой, с другой, человек, чья мать еврейка, но принявший христианство, не признается евреем со стороны иудеев. Это не чисто российская проблема, она остается и в Германии, где именно «религиозникам ' доверено определять, кто еврей, а кто нет. Был дикий случай, когда человек, подвергавшийся в России гонениям за свое еврейство и подавший на отъезд в Германии, получивший предварительное одобрение, распродавший свое имущество, в конечном счете получил отказ в визе, потому что не стал скрывать своей христианской веры и был признан «не-евреем».
Современный православный расизм не пощадил и отца Александра Меня. В коллективном труде «ИсторияРусской Православной Церкви» (СПб.: Воскресение, 1997, т. 1, с. 536) его
